Возвышенное и земное - Вейс Дэвид - Страница 24

• Предыдущая
• 24/187
• Следующая

Герцог Клеменс Баварский, самый богатый после курфюрста вельможа в государство, пригласил детей выступить у него во дворце. Концерт длился четыре часа, и опять им не дали ни денег, ни подарков.

Через несколько дней курфюрст вернулся с охоты и захотел послушать детей – он не мог позволить себе в чем-то уступить герцогу Клеменсу. Однако точного дня для концерта не назначил. Его ждала новая охота, и к тому же курфюрст обещал почтить своим присутствием представление Пьесы Мольера. Прошла неделя, прежде чем выступление состоялось. Курфюрст восхвалял мастерство детей и заставил их играть целых пять часов подряд. И снова они покинули дворец без вознаграждения.

Леопольд был в отчаянии. Гостиница стоила дорого, и, чтобы поддержать свое реноме, они жили на широкую ногу. До Леопольда дошли слухи, будто курфюрст хочет сначала узнать, сколько заплатит им герцог, а герцог – насколько раскошелится курфюрст. Прошла еще неделя, расходы непрерывно росли, и Леопольд не чаял поскорее выбраться из Мюнхена. Он опасался, что, тратя деньги так широко, они но смогут добраться до главной цели своего путешествия– Парижа.

Когда фон Цвейбрюкен попросил их еще раз выступить в Нимфенбургском дворце, Леопольд предупредил: концерт будет последним, так как у них есть другие обязательства и они покидают город на следующий день. Князь заплатил Леопольду за выступление пятьдесят гульденов. Герцог Клеменс, желая превзойти щедростью фон Цвейбрюкена, заплатил им семьдесят пять. В тот же день курфюрст прислал Леопольду сто гульденов. Они покинули Мюнхен с полным кошельком. Кроме того, курфюрст, герцог и князь дали Леопольду рекомендательные письма к покровителям искусств, с которыми их могла столкнуть по Пути судьба.

В Аугсбурге Леопольд встретился со своими младшими братьями-переплетчиками, и радостям не было конца. Иозеф Игнац и Франц Алоиз сердечно приняли семью Леопольда и пригласили остановиться у них в доме. Но Леопольд, чтобы ни перед кем не обязываться и произвести впечатление человека преуспевающего, вновь решил поселиться в самой дорогой гостинице. Иозеф Игнац и Франц Алоиз сразу прониклись нежными чувствами к детям, и они отвечали им тем же.

Аугсбург, уроженцем которого был Леопольд, являлся вольным имперским городом, тут не было знати, которая могла бы ему покровительствовать; аристократы-католики, не имея веса в протестантском Аугсбурге, не могли дать ему никаких рекомендаций, и Леопольд был лишен всякой поддержки. Однако как можно допустить, чтобы родной город отнесся к нему равнодушно! Леопольд устроил несколько открытых концертов в величественной городской ратуше, построенной в эпоху Возрождения. Гениальная мысль, считал Леопольд, ратуша – сердце Аугсбурга и гордость его граждан.

Дети играли с блеском, но публики на концертах было мало, и Леопольд признался в письме Хагенауэру: «Спасибо за щедрую сумму, получение которой было для меня неожиданностью. Правда, благодаря Мюнхену мы не испытываем ни в чем нужды. Но я слишком долго задержался в Аугсбурге без всякой для себя пользы. Население города состоит главным образом из зажиточных бюргеров, а они по-немецки расчетливы и бережливы и вовсе не склонны тратиться на музыку. Я заработал значительно меньше, чем думал, поскольку посещали паши концерты почти исключительно лютеране».

Его порадовало, когда в «Salzburger Europaeische Zeitung» появилась заметка о том, что вице-капельмейстер зальцбургского двора Моцарт доставил гражданам Аугсбурга большое удовольствие, устроив в городе концерты, на которых выступили его замечательные дети. Это произведет должное впечатление на архиепископа, надеялся Леопольд.

Из Аугсбурга они направились в богатый и музыкальный Штутгарт, но, прослышав на постоялом дворе в Плохингене, что щедрый покровитель искусств герцог Вюртембергский находится не в Штутгарте, а в своем охотничьем замке вблизи Людвигсбурга, они тут же изменили планы: запрягли свежих лошадей, на козлы сел новый кучер, и полдня они гнали в Людвигсбург в надежде получить аудиенцию у герцога.

Но его высочество охотился, и аудиенция не состоялась. Герцога запрещено беспокоить, когда он на охоте, сказали Леопольду. Тем не менее Леопольд был вынужден задержаться в Людвигсбурге: оказалось, что его высочество забрал для своих нужд всех лошадей, и Леопольду пришлось уплатить круглую сумму за найденную в конце концов упряжку.

Приятель Леопольда, немецкий скрипач, который хотел поступить в оркестр герцога, но был отвергнут, рассказал ему:

– Герцог обожает итальянских музыкантов, а на немцев и смотреть не хочет. К тому же он самый настоящий деспот и сумасброд, недаром говорят, что одна половина его подданных – солдаты и охотники, а вторая – нищие и бродяги.

Но больше всего Леопольда беспокоил Вольферль, мальчик утратил свою обычную живость и заскучал по Зальцбургу, а в то утро, когда они выехали из Людвигсбурга, Вольферль расплакался и стал проситься домой.

Вольферль гордился, что он уже не маленький, – а Наннерль всегда говорит: плачут только маленькие, – но при мысли о том, что Шветцинген, Гейдельберг, Франкфурт и другие города, где они собирались выступать, вдруг окажутся похожими на Людвигсбург, Вольферль не мог удержаться от слез. Людвигсбург такой отвратительный город. Кроме того, ему не хватало ласки, которой его окружали в Аугсбурге дяди. Папа говорил, что их долг – познакомить Германию с настоящей музыкой – пусть даже многие ее не оценят, – однако играть для глухих к музыке людей не доставляло никакой радости.

Герцог Клеменс болтал во время игры; от курфюрста несло конюшней, запах которой вызывал у Вольферля тошноту; а фон Цвейбрркен – но утверждению Папы, знаток музыки – предпочитал сонаты Саммартини сонатам Скарлатти, хотя любой мало-мальски смыслящий в музыке человек понимал, что Скарлатти несравненно выше. И все они ничего но понимали в музыке, хоть и хвалили его игру. Курфюрст так плохо играл па виолончели, что Вольферлю хотелось плакать. Если, как говорит Папа, за грехи попадают в ад, курфюрст именно туда и угодит.

Но когда он высказал все это Папе, тот усмехнулся и посоветовал держать подобные мысли при себе. На глазах Вольферля выступили слезы, и он спросил:

– Я плохой мальчик?

В порыве нежности Папа поцеловал его – обычно Папа был так занят устройством дел, что у него не оставалось времени на ласку – и воскликнул:

– Не плохой! Просто невежливый. Но сказал ты правду.

Папа стал всем делиться с Вольферлем – он хотел научить его разбираться в людях, событиях и обстоятельствах не хуже, чем в музыке.

– Это играет важную роль в жизни музыканта, – сказал Папа, – каким бы одаренным он ни был.

Вольферль спросил Папу, почему они только переночевали в Ульме и уехали, хотя там был концертный зал. Папа ответил:

– Ульм – уродливый, старомодный и неинтересный город. Так же как и Вестерштеттен, Гёппинген и Плохинген. В этих городах все третьесортное. Там не услышишь хорошей музыки. Но надо признать, что Вюртембергское княжество очень красиво, хоть герцог и опустошает его своими охотами и военными забавами.

Они проехали через готический Айнцвайинген, и Папа шепнул Вольферлю:

– Отвратительное место, и к тому же населен одними лютеранами.

Папе понравился Брухзаль, где преобладал стиль барокко и жили в основном католики. Он решил задержаться в нем, объявив:

– Достойный город, здесь следует остановиться и познакомиться с ним поближе.

В Шветцингене, летней резиденции курфюрста Карла Теодора Мангоймского, прославленного ценителя музыки, они побывали на концерте местного оркестра, и Папа сказал;

– Это самый лучший немецкий оркестр.

Вольферль еще раньше пришел к такому же заключению. Ему не терпелось выступить перед мангеймскими музыкантами. Он не сомневался, что они будут благодарными слушателями.

Вольферль играл лирично, слегка импровизируя, но точно следуя мелодии. Музыканты восторженно аплодировали, и Вольферль готов был играть для них без конца. Однако после двух вызовов Папа остановил его – сам курфюрст выразил желание послушать мальчика, и Папа не хотел переутомить сына.

• Предыдущая
• 24/187
• Следующая