Игрушка богатого человека - Вейр Тереза - Страница 12

• Предыдущая
• 12/67
• Следующая

Сара обиделась. Почему она должна это терпеть — и от кого? Он ей чужой. Ей до него дела нет. Как он смеет ее упрекать? Это несправедливо.

Внутренний голос, которого она не слышала уже много лет, вдруг проснулся. В самом деле, почему она должна это терпеть? Разве для нее так много значит его мнение? Да и кто он вообще такой? Репортер желтой газетенки. Человек, зарабатывающий себе на жизнь клеветой. Причиняющий людям боль. Где-то в глубине ее души вспыхнул гнев. Он затлел, потом жарко разгорелся и взорвался.

— О да, — с вызовом сказала Сара, — дело того стоит.

Она могла бы сказать ему правду, но он все равно не поверил бы. Вместо этого Сара пустила в ход его собственное оружие, чтобы поквитаться.

— Хотите знать кое-что еще? — спросила она. Он вопросительно поднял брови.

— Я велела им убить вас.

Он замер, как изваяние. Она видела по лицу, что репортер пытается переварить эту новость. Ей даже показалось, что вот сейчас он схватит ее за горло и задушит.

И вдруг она поняла, что ей все равно.

Но он не сделал попытки ее задушить, и тогда она вздернула подбородок еще выше:

— Пустите меня.

Он отпустил.

Так резко, словно ее кожа обожгла ему ладони. Словно она была грязной. Зачумленной.

Так оно и было на самом деле. Она была грязной. Зачумленной.

Он попятился от нее прочь.

А потом скрылся за дверью.

Сара перевела дух, прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Ее все еще била внутренняя дрожь, когда она услыхала какое-то движение в дверях, за которым последовала вспышка и щелчок фотокамеры.

Ублюдок. Подлый ублюдок.

Маленькую, тесную проявочную комнату заполнял стойкий запах реактивов с металлическим привкусом. Нэш резиновым скребком удалил остатки воды с негатива и повесил пленку сушиться, зажав край прищепкой.

— Гениально! — воскликнул Харли, прикрепив гирьку к нижнему краю пленки и рассматривая проявленные негативы. — Вот этот кадр на полу в ванной… В нем есть такой… такой… Вот черт, слово забыл!

— Пафос? — подсказал Нэш.

— Точно, пафос. Или вот этот, где тебя зашивают. На лице у тебя прямо агония. Даже на негативе видно.

— Это и была агония, — сухо напомнил ему Нэш.

Разговор стих. Оба вглядывались в висящую полоску пленки. Наконец Харли сказал:

— Ты же понимаешь, мы не можем их использовать.

Нэш молчал. Он не был трусом, но не был и полным идиотом. Он не сможет одолеть Айви, если его убьют.

— Ты прав, — неохотно признал он. — Мы не можем их использовать. По крайней мере не сейчас.

Харли утвердительно хмыкнул в ответ, потом спросил:

— А как насчет вот этого?

Он указал на одинокий негатив, висевший отдельно, — единственный снимок на пленке, где все остальные кадры были просто черными.

Сара Айви. Стоит с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Слегка запрокинутая голова и вздернутый подбородок придавали ей чертовски беззащитный вид. Чертовски невинный.

“Я велела им убить вас”.

В тот момент Нэш ей поверил. Но потом, когда его гнев остыл, он почувствовал в этих словах преувеличение, которое просто невозможно было проглотить. Сколько ни пытался, он не мог заставить себя поверить, что она такая бездушная.

И что из этого следует? Что он дурак. Что он разнюнился, потерял свою хватку.

Он все еще пристально всматривался в негатив. Все темное было светлым. Ее волосы. Ее платье. Ее глаза. Ее губы. Ему не терпелось увидеть проявленный снимок. Как только негатив просохнет, он сделает оттиск.

— Сохраним его, — сказал Нэш вслух. — Когда-нибудь пригодится.

Три дня спустя Нэш сидел перед экраном компьютера, задрав ноги на стол, балансируя клавиатурой у себя на коленях, и вводил в базу данных информацию о Саре Айви, которую Мейсон диктовал ему по телефону. Разговор шел вот уже несколько минут, и до сих пор частный детектив не сообщил ему ничего интересного. Неужели у этой женщины вообще нет никакой жизни? А может, у Мейсона притупился нюх?

— Раньше носила восьмой размер, теперь носит четвертый.

— И что, черт побери, это должно означать? — спросил Нэш, решив, что заносить эти данные в компьютер не стоит. Он печатал двумя пальцами, отыскивая каждую букву, и решил не тратить силы попусту.

— Ты просил разузнать все, что можно, о Саре Айви. Вот я и говорю то, что удалось нарыть.

— Ладно, ладно. — Нэшу не хотелось ссориться с одним из своих лучших информаторов.

— Раньше она покупала в огромных количествах шоколадное мороженое. Теперь отдает предпочтение крепким спиртным напиткам.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — простонал Нэш.

— Берет фильмы напрокат. Всякое старье. Мюзиклы и все такое прочее. По-моему, нет ничего на свете хуже старых мюзиклов.

Нэш засмеялся и сказал, что он того же мнения.

— Что еще у тебя есть?

— День рождения девятого января. Ей тридцать два года.

— Все это фуфло. Ты мне ничего существенного не сказал.

— Дай же мне договорить! У нее в зубах четыре пломбы. Покупки делает в основном по каталогам. Нэш испустил нетерпеливый вздох.

— В восемьдесят шестом году у нее был выкидыш.

Нэш выпрямился на стуле.

— Ну, это уже кое-что. — Зажав трубку между ухом и плечом, он начал печатать.

— После этого она несколько раз обращалась к врачу, и ей до сих пор выписывают сильнодействующие транквилизаторы и обезболивающие.

Руки Нэша замерли над клавиатурой.

— И что дальше?

— Похоже, у нее прямо-таки склонность ко всяким падениям и травмам. Несколько лет назад сломала руку. Потом было сотрясение мозга.

Нэш это напечатал.

— Она выросла на маленькой ферме в Висконсине. Всего двести акров [11]. Можно сказать, негде присесть пописать.

— Ну, это отчасти объясняет, чем ее так привлек Донован Айви, — заметил Нэш, занося данные в компьютер.

— Все связи с семьей оборваны.

— Теперь она стала важной птицей, что ей какие-то фермеры, — проворчал Нэш, вспомнив, с какой легкостью она повернулась к нему спиной в отеле “Ренессанс”.

— Может быть. — Мейсон помолчал. — Никаких друзей. Никого.

— Что еще?

— Это все.

— Все?

— Извини, но больше ничего наскрести не удалось.

— Ты же частный сыщик!

— А это значит, что в отличие от тебя я ничего не придумываю. А теперь как насчет приличных билетов на “Черных ястребов”?

— Ты не заслуживаешь никаких билетов! — возмутился Нэш.

— А ты не заслуживаешь такого друга, как я! — заорал Мейсон. — Вспомни, кто дал тебе наводку на самозваного проповедника, который выкачивал деньги из старушек? А как насчет бомбы, заложенной на мосту?

— Ты разбиваешь мне сердце.

— Ты бы его сначала заимел!

— Пошел к черту! — огрызнулся Нэш.

— Помни, я тебя знал, еще когда ты был жалким бродягой.

— А я и сейчас бродяга. Когда я был маленьким и мать спрашивала меня, кем я хочу стать, когда вырасту, я отвечал: “Цыганом”.

Мейсон громко засмеялся:

— Ты ненормальный.

— Да ладно, не бери в голову.

— Угу. Ты тоже.

Нэш повесил трубку и сделал для себя пометку достать четыре билета на “Черных ястребов”. Потом он откинулся на вращающемся стуле, сцепил руки за головой и уставился в потолок.

Что ему нужно, так это подлинное фото. И невыдуманная история.

Что ему нужно, так это посидеть в засаде.

Нэш никогда раньше не сидел в засаде. Оказалось, что это именно то, чего он ожидал, — скука смертная.

Он припарковался примерно в квартале вверх по улице наискосок от дома Айви, от души надеясь, что его автомобиль не привлечет к себе слишком много внимания. Мало кто из обитателей Золотого побережья мог похвастаться таким редкостным экземпляром, как его “Форд” 76-го года выпуска. Музейная вещь!

Дом и окружающий его громадный участок выглядели в точности как на фотографии, найденной им в библиотеке. Правда, насколько он мог судить, никаких доберманов на территории не было.

• Предыдущая
• 12/67
• Следующая