Шпион, которого я убила - Васина Нина Степановна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая

Кошмар удивлен.

– Ладно, – задумалась Ева, – и не запечатаете это дело штампом секретных материалов, не спрячете под особую секретность, если я раскопаю что-то уж очень интересное?

– Ева Николаевна, – ласково говорит полковник, – это зависит не от меня. Гарантирую вам всяческую помощь, никакой утайки информации и полную безопасность со стороны внутренней службы.

– Мне нужен доступ к руководству военной разведки. И тот специалист, который готовил подложную пленку.

– А вот тут ничего не выйдет. Не помню точно, что вы им там устроили года четыре назад, но при вашем имени это самое руководство военной разведки хватается за кобуру и совершенно неадекватно переходит на ненормированную лексику. Так что взаимопомощи не будет, но некоторую информацию я могу получить неофициально, так сказать, в узком кругу.

– В бильярдной, – уточнила Ева.

– Точно. Ну а вообще, как профессор, на ваш взгляд?

– Тяжелый случай. Помогите с независимой комиссией.

– Та-а-ак, – удивился, а потом задумался Кошмар. – Начинаете нагнетать обстановку?

– Нет. Я хочу, чтобы независимая комиссия ученых подтвердила, что в передаваемой профессором информации есть элемент секретности. Что вообще устройство этой торпеды является военным секретом. И чтобы мне это сказали не военные, не специалисты Службы, а именно ученые-аналитики, которые хорошо знают расклад на военном рынке всех стран. И хочу я этого потому, что сомневаюсь как в вине профессора, так и в его невиновности. Он так странно со мной разговаривал, как с маленькой глупой девочкой. А с другой стороны – он испуган и дошел в своем отчаянии до попытки самоубийства.

– Ладно, – согласился Кошмар. – Будет вам эта ученая комиссия. Все равно, если дело дойдет до суда, без нее нам не обойтись. Подвезти вас?

– Спасибо, нет. Я знаю место, где готовят хороший глинтвейн ночью.

– Спасибо, нет, – чуть поклонился Кошмар, повторяя ее отказ. – Общественных мест не посещаю. Не знаю, как вы, а я не хочу, чтобы меня пристрелили ночью в кафе. Это неэстетично.

– Где вы хотите, чтобы вас пристрелили? – заинтересовалась Ева.

– На кладбище. Исключительно на кладбище. Я туда езжу каждую неделю и по полчаса гуляю между могилами.

– А вас никто не называл…

– Называл. Мой шофер называл меня извращенцем. Он позавчера сказал своей жене: «…Этот извращенец опять гулял по кладбищу. Не иначе, присматривает там себе молоденьких вдовушек».

Ева посмотрела на веселого Кошмара с нескрываемой грустью и поинтересовалась:

– В этом месте я должна рассмеяться?

– Боже упаси! Как вы уговорили старика не стреляться?

– Забрала оружие, когда он заснул после коньяка. А почему вы не вмешались? Ведь его квартира прослушивается, вы должны были знать о звонке Кости ко мне?

– Я очень рад, что вы со мной работаете, – заявил Кошмар. – Очень. Потому что вы не только умны, чувствительны, как, впрочем, и полагается женщине, но и логичны. Ваши действия подчиняются особой здоровой логике. А действия начальства Службы – нет.

– Вы хотите сказать…

– Да. Я хочу сказать, что руководство отдела внешней разведки с удовольствием бы поставило точку в этом расследовании именно пулей из «браунинга», выпущенной профессорской рукой. Это многое бы упростило и всех устроило. Но, естественно, до того, как Дедовым был подписан отказ от показаний.

У входа в подъезд Надежда настолько ослабела от потуг мысленно решить проблему со скорейшим возвращением в театр, настолько устала, представляя покачивающегося на стойке упакованного брюнета, что стала падать, предупредив в накатившей пелене бесчувствия:

– Сейчас потеряю сознание…

Помреж подхватил ее сзади и держал, прижав к себе, пока нажимал кнопки на двери. Лестница извивалась зловещими клавишами, множась стократно, и Надежда не попадала ногами на ступеньки. Тогда помреж вдруг взял ее на руки, подкинув для более удобного уложения, и Надежда спокойно констатировала: «Так не бывает!..» – и повторяла эту фразу про себя, пока ее не усадили на пол в прихожей.

– Раздевайтесь, – приказал помреж.

Надежда сидя стала расшнуровывать кроссовки. Потом стащила куртку. Она осторожно поднялась с пола и заглянула на шум в кухню. Помреж возился у стола. Он был в фартуке. На фартуке устрашающе розовыми мордами скалились три поросенка.

– Можете осмотреть квартиру, – сказал он.

Надежда осмотрела две комнаты, посетила таулет и пересчитала бутылочки с шампунем, банки с кремами, гелями, ароматическими солями, пеной для ванн, тюбики с кремами для и после бритья. Всего двадцать шесть. На зеркале – ни пятнышка.

– Большая ванная, ты заметила?

Надежда уставилась на помрежа, пытаясь понять, что означает это «ты».

– Я говорю, что ванная большая, потому что сделана некоторая перестройка. Вот эта стена выдвинута в комнату. Комната, правда, стала на полтора метра меньше. Не шестнадцать квадратных, а четырнадцать и три. Ты меня понимаешь?

«Ничего не понимаю!» – с отчаянием подумала Надежда, но послушно кивнула.

– Ты можешь переночевать в этой комнате. Я сплю в большой. Но сначала сделаешь мне кое-что.

– Что?

– Сними свои идиотские очки.

Надежда сняла очки. Теперь глаза прятать стало трудней.

– Теперь сними резинки с хвостов.

Надежда освободила волосы. Помреж осторожно погладил ее рукой по голове – совершенно естественным жестом. Голубовато-синие, оранжевые и зеленые концы смешались, и казалось, что каштановые волосы просто отливают неестественными цветами, как в ярком свете уличных реклам.

– И что теперь? – вздохнула Надежда.

– Иди в ванную и вымой ноги.

– Ноги?..

– Да. Именно ноги. Потому что именно твои ноги мне нужны.

Пошатываясь, Надежда бредет в ванную. Она пытается обдумать, какой такой вид сексуального извращения предполагает участие только ног. Но ее воображение, вероятно, от сильной усталости, полностью атрофировалось. Не вытираясь, босиком, с закатанными у щиколоток джинсами, она ищет помрежа и обнаруживает его лежащим на полу в большой комнате. Он лежит на животе, чуть расставив руки в стороны и повернув голову набок.

– Ты должна стать мне на спину и потоптаться там. Пятками вдоль позвоночника, с двух сторон. Ты меня понимаешь?

– Не-е-ет…

– У меня очень болит спина, если ты по ней не потопчешься, я не смогу двигаться, потому что ущемился нерв. Это понятно?

– Я что, должна стать на вас ногами?!

– Именно ногами. Ты весишь не больше пятидесяти килограммов, ты ничего не повредишь.

– Откуда вы знаете, сколько я вешу?

– Я тебя только что тащил на руках. Приступай.

Кое-как определившись с равновесием на узкой белой спине помрежа, Надежда осторожно переступила пару раз ногами с расставленными в сторону носками.

– Ближе к позвоночнику. Хорошо. Теперь попрыгай. Хорошо. Теперь топчись туда-сюда, как будто ты давишь виноград.

– Что я давлю?

– Виноград!

– А вы живете один?

– Один. Не волнуйся. Я совсем один.

– Я не волнуюсь. Я просто думаю, кого вы обычно зовете потоптаться на спине?

– Никого не зову. Вызываю «Скорую», они меня увозят в больницу и лечат уколами. Я первый раз решил так попробовать, мне врач советовал, но пока не попадался никто подходящий.

От нереальности происходящего кружилась голова, но уже через десять минут Надежда, подпевая себе и балансируя, топталась в ритм и даже плавно играла руками чуть слышную мелодию, откидывая и притягивая ее к себе, словно невидимую волну.

– Спасибо. Очень хорошо, – пробормотал еле слышно помреж.

Надежда спрыгнула на пол.

– Можно я пойду, если это все? – поинтересовалась она робко.

– Нельзя. – Помреж медленно сел, вслушиваясь в себя с каждым движением. – Сейчас будем есть. Потом я тебе подробно объясню, зачем привел к себе домой.

Наденька уныло посмотрела на напольные часы. Почти час ночи. А ей, оказывается, еще не сказали, зачем она нужна.

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая