Падчерица Синей Бороды - Васина Нина Степановна - Страница 68
- Предыдущая
- 68/78
- Следующая
– И тем не менее я очень рада, что встретила тебя. Ты потрясающе хороша, я его понимаю. Поставить на карту жизнь ради хорошенькой девушки, это в его стиле. Ну что ж, тогда это – тебе.
Мне протягивают сверток. Что-то плоское, упакованное в плотную бумагу, сантиметров восемьдесят на шестьдесят.
– Иди в дом, простудишься!
Шуба ушла с моих плеч, женщина села в такси, прощай, волшебница! Я решила немедленно посмотреть, что мне всучили, и стала разрывать бумагу, а она все никак не давалась, еще мешала бечевка, но наконец бумага содрана, в моих руках оказалась картина в раме, я ее разворачиваю лицом к себе и застываю. Это портрет моего отчима в черно-красных тонах – красное у него лицо, как в отблесках пламени, а черные – мантия и шапочка магистра на голове. Какой там страх! На меня накатил настоящий ужас, подмышки тут же вспотели, я бросилась к двери, она распахнулась, Ириска хотела было набросить на меня теплую шаль, но уперлась в картину, которую я выставила перед собой как щит, чтобы лицо молодого корейца было подальше от меня, а Чучуня радостно кричала: «Работает! Работает!» – и в ее руке еле слышно пищала упаковка анальгина.
В восемь тридцать утра за мной приехала «Волга». Шофер учтиво взял рюкзак двумя пальцами за лямку, положил его на переднее сиденье, а мне открыл дверцу сзади.
– Проблемы? – поинтересовался он минут через двадцать, вероятно, заметив в зеркальце мою напряженную позу.
– Да как вам сказать… Я вообще-то нахожусь под следствием в данное время, но суд отложен до середины января.
– За что?
– Мне шьют непреднамеренное убийство. Подписка о невыезде.
– А что твои родители говорят об этом?
– Мама умерла, отчима убили. Но сейчас меня больше всего заботит не это. Понимаете, я совершенно не умею готовить коктейли.
– А ты когда-нибудь что-нибудь смешивала?
– Ну… Я люблю мартини с соком и немного водки туда. Еще шампанское с фантой, но чтобы было ровно пополам. Еще я делаю чай с лимоном и добавляю ликер «Крус».
– А говоришь – не умеешь. Это очень просто. Мешай все подряд, что тебе покажется вкусным, пробуй почаще, добавляй, если потребуется чего-нибудь, а потом придумывай название.
– И все? А если… А если мне закажут, к примеру, ликер «Африка»?
– Скажешь, что сейчас «Африку» делают только в гей-клубах. Что на тусовке в «Какаду» хит недели коктейль «Синяя цапля», а в «Кодле» предпочитают делать «Отвертку». Никто ничего не спросит, выпьют и еще похвалят! Лишь бы вкусно было.
– А вы ремонтируетесь в «Кодле»? – осторожно интересуюсь я.
– Да. Пару раз заезжал по ремонту, там ребята неплохие, а позавчера смотрю – они рядом с мастерской открыли маленький бар. Их старший играет на саксофоне, а девчонка – шизанутая такая там есть, видела? – напитки делает. Говорят, у нее можно травку купить, но я таким не интересуюсь. Сколько тебе лет? – спрашивает он вдруг.
– Скоро шестнадцать.
– Когда?
– К лету, – осторожно отвечаю я.
– Что ты будешь делать в августе?
Август… Август кажется мне далеким и недосягаемым, как другая галактика.
– Приглашаю тебя на подводную рыбалку, – без всяких эмоций в голосе заявляет шофер.
– А сколько вам лет?
– Сорок два.
– Женаты?
– Нет.
– Дети?
– Нет.
– Заметано!
– Приехали. Снаряжение и акваланги обеспечиваю я. – Шофер вышел, открыл передо мной дверцу. Дождался, когда я выйду, щелкнул каблуками и с легким кивком головы по-офицерски представился: – Сергей Владимирович.
– Алиса, – кивнула я.
Он донес мой рюкзак до калитки, дождался, когда та откроется с легким щелчком, проводил до дверей дома и удалился с таким же бесстрастным лицом, с каким встретил меня у прачечной.
Дверь открылась. Маленькая рыжая старушка в строгом костюме – юбка, вы только посмотрите – выше колен! – с пышным жабо под вздернутым подбородком и в войлочных то ли ботинках, то ли высоких тапочках на молнии спереди проблеяла надменным голосом:
– Аделаида!
Я молча продолжала ее разглядывать.
– Аделаида, – объявила старушка еще раз.
– Новалис, Фридрих фон Гарденберг! – громко доложила я первое пришедшее в голову имя философа-натуралиста.
– А мне сказали, что тебя зовут Алиса, – растерялась старушка.
– Новалис – это псевдоним.
– Твой?
– Нет. Фридриха фон Гарденберга, – я потеснила ее от двери и затащила в прихожую рюкзак.
– А кто это – Новалис? – в глазах старушки появился испуг, она выглянула за дверь и быстро закрыла ее.
– Мистик, – вздохнула я, оглядываясь. – Можно сказать, вырожденный в мистика натурфилософ герменевтик.
– Браво, – похвалил меня кто-то с верхнего пролета лестницы – были видны только ноги в брюках и в шлепанцах. – Как доехали, фрау? – мужчина спустился. Это был Коржак.
– Нормально. Ваш шофер берет почасовую оплату?
– У меня нет шофера. Когда необходимо, я заказываю этого в фирме по перевозкам. По крайней мере, от него никогда не пахнет перегаром. Аделаида, сердце мое, покажи Алисе ее комнату.
– Лена просила сразу же показать Алису Милорду. Вы забыли?
– Ах да, Милорд… Ладно, пусть отнесет свои вещи и спустится в гостиную. Я привезу Милорда.
– Привезу? – пробормотала я про себя, поднимаясь за Аделаидой вверх по лестнице.
– Он повредил ногу. Слишком самоуверен, а к старости следует быть более осторожным.
Значит, это не собака, как я подумала сначала. Где же у них содержится главный охранник? Почему он не выбегает напасть на меня? Я вспомнила о догах корейца и даже услышала рядом с собой их тяжелое дыхание. Так, спокойно! От таких воспоминаний запросто случаются мурашки по всему телу.
– Это твоя комната.
Да уж… Хорошо хоть кровать поместилась. Маленькая комната и такая узкая, что мимо кровати можно пройти только боком. Столом служит широкий подоконник. На окне – решетка. На стене – крючки с плечиками для одежды. А это что?!
Выдвигаю ногой из-под кровати эмалированный горшок.
– Днем можешь пользоваться туалетом наверху и внизу, а ночью тебе нельзя выходить. А что такого? – злорадно интересуется Аделаида, увидев выражение моего лица. – Я тоже хожу ночью в горшок, мне даже так удобно, не нужно одеваться, чтобы выходить из комнаты. В ночной рубашке здесь по коридорам не ходят! Не знаю, зачем они тебя притащили в дом, что там такое затевается на Рождество, но ты мне не нравишься! – заявляет Аделаида и отворачивается, чтобы уйти.
– Вы еще не видели, как я не умею убирать и стелить постели! – подбадриваю я ее на прощание.
Переодевшись, осматриваю второй этаж. В доме тишина. Я попробовала открыть одну дверь – заперто. Повертела ручку другой комнаты – то же самое. Повернулась к третьей и дернулась от неожиданности – в приоткрытую щель на меня смотрит растрепанная женщина в ночной рубашке и делает знаки рукой. Она зовет меня и прикладывает палец к губам, чтобы молчала.
– Лаптев здесь? – шепчет она, утаскивая меня за руку от двери. – Он здесь? – разогнавшись, она доволокла меня до большой кровати с балдахином и упала на нее. – Мерзкий такой, пузатый, похож на таракана?!
Лихорадочно вспоминаю, должна ли я уже знать командированного в лицо? Нет, меня с ним не знакомили…
– Налей на три пальца! – приказывает женщина, увидев мою растерянность.
Я осматриваюсь. Замечаю в углу у окна на столике бутылки.
Есть виски в хрустальном графине (определила по запаху), ром в высокой темной бутылке (по этикетке на бутылке), минеральная вода (по этикетке), в маленьком графинчике тонкого стекла остатки коньяка (определила по запаху), два бокала, и обоими пользовались (по запаху).
– Да ладно, налей! – машет рукой женщина, укладываясь на подушки и закрывая лоб полотенцем.
Нет, так не пойдет. Чучуня меня предупредила, что иногда прислугу проверяют – подкидывают деньги или даже устанавливают камеры слежения, чтобы посмотреть, насколько она чистоплотна, когда одна. Я пошла искать, где можно вымыть стаканы не столько из-за боязни, что меня выгонят, сколько из-за наказа отчима: «Цени себя, выбирай людей сердцем и никогда не пей из грязного стакана».
- Предыдущая
- 68/78
- Следующая