Падчерица Синей Бороды - Васина Нина Степановна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/78
- Следующая
– О-о-о! – встал Сутяга и прошелся по мастерской. – Да у нее грандиозные планы! Тихоня, готовься, если уж Алиска так заговорила, не иначе, как придется труп прятать или выкрасть с военной базы ракету с ядерной боеголовкой.
– А все-таки! – настаивает Алиса.
– Ну, как… Видишь все это? – Сутяга обвел рукой мастерскую. – Теперь – наше. Выкупили.
– На троих оформили?
– Нет. На двоих. Офелия предпочла свою долю деньгами взять.
– Понятно. Подставили, значит, мальчики Офелию.
– Сразу – подставили! Мы ее предупредили, чтобы не светилась деньгами пару месяцев. И тебе кое-что приготовили, так сказать…
– Нет. Спасибо. Эти деньги ваши. Мне ничего не надо, разве что одну маленькую услугу.
– Я же говорил! – подмигнул Сутяга Тихоне.
– Нужно взять кое-что у Фрибалиуса и отвезти это в Сюсюки.
– Банки с внутренностями, что ли? – усмехнулся Сутяга. – Что это у вас за бизнес такой?
– Нет. В этот раз – никаких консервов. Совершенно свежий утопленник.
Переглянувшись, сутяга с Тихоней загрустили.
– А если мы откажемся? – предположил Тихоня.
– Не откажетесь.
– Когда? – вздохнул Сутяга.
– Вот крышу сделаете у джипа, и отправимся.
– С ума сошла! А если Мазарини узнают?
– Одного, по крайней мере, я смогу успокоить. Не тяните время, мальчики. За работу!
Я приготовила черное пальто корейца, а красного шарфа не нашлось, в нагрудный закрывающийся карман – золотой «Паркер» – подарок отчиму от известного англичанина на какой-то конференции, рубашку, носки, я никого не убивала, трусы, носовой платок, веревки, перстень… Перстень может не налезть, я никого не убивала.
«И наконец Синяя Борода упал мертвым рядом со своими тремя догами, большими и сильными, как быки… Старший брат посадил с собой на лошадь сестру, а младший – пригожую пастушку…»
Туфли. С этим проблема. Ладно, не будет туфель. Совсем новые нельзя, а у корейца маленькие ступни, не каждому нормальному утопленнику подойдет его обувь. Туфли зацементировались и ушли на дно. Туфли сожрут щуки и пираньи в озере в Сюсюках.
– Сам не знаю почему, но я тебе верю, – расфилософствовался у морга Сутяга. – Нет у меня к тебе, Алиска, отвращения, понимаешь? Вот смотрю я на этот труп и понимаю, что он тебе зачем-то нужен, а зачем – меня не интересует. Голова раздроблена, лица почти не осталось, а дырочка в груди – это явно пулевое отверстие. Что ты будешь с ним делать, куда денешь…
– Ничего я с ним делать не буду! Утонул мужик в Истре, а я его перевезу на озеро в Сюсюках.
– Тоже ничего себе занятие, – кивает с пониманием Сутяга. – И заметь, я не спрашиваю, на хрен ты перевозишь покойничка из одной воды в другую, зачем надела на него совершенно новое дорогое пальто, но оставила в одних носках.
– Туфель подходящих не нашлось, – огрызаюсь я.
– День сегодня какой веселый, насыщенный, можно сказать, день получается. Ну что бы мы без тебя делали, спрашивается? Загнивали бы со скуки. А теперь закатим ночью по Ленинградке сто восемьдесят, да на джипе, да под стерео, да еще Офелия запоет – она после ста двадцати всегда поет!
– Только без Офелии, пожалуйста, – прошу я, покосившись на Фрибалиуса.
– Возьмите девочку проветриться, – как будто подслушав мои мысли, подходит патологоанатом. – Второй день она тревожит мою мочеиспускательную систему, я могу и не выдержать. – Он берет меня за руку и отводит в сторону. – Заметь, ты толкаешь меня на должностное преступление.
– Не нервничай, через несколько дней этот труп найдут и привезут обратно.
– Неправильно я тебя воспитал, Алиса. Никакого почтения к смерти, никакого!..
– Да ты меня спас от помешательства, когда разрешил приходить сюда в гости. Я тебя люблю, Фрибалиус.
– Эта твоя подружка тоже ненормальная. У нее родители есть, или она сирота, как и ты?
– Есть. Есть у нее родители, да вот ее нет у родителей.
– А скажи мне, суицидик мой малолетний, это и есть конец света или еще смешнее будет?
Глаза Фрибалиуса смотрят на меня с усталостью и отчаянием. Потом, с нежностью и болью, на появившуюся в дверях покачивающуюся Офелию.
– Да не напрягайся ты так, – обнимаю я его. – Это у нас переходный возраст. Это пройдет. Мы выживем. Приспособимся. Будем ходить на работу, а с работы – в магазин. Будем отдавать детей в детский сад и носить флаги по площади в праздник.
– Она нарушает замкнутую систему моего существования, она делает меня уязвимым!
– Перестань, а то я заревную.
И вот мы катим по Ленинградке, как и обещал Сутяга – сто восемьдесят, Офелия пела, пела, да и заснула, я рассказываю анекдоты, чтобы Сутяга не заснул, а за нами едут уже второй час неприметные «Жигули» с мотором от «Лендровера» последней модели – оказывается, Тихоня звуки разных моторов различает, как Сутяга выдохи разных саксофонов. Я никого не убивала.
И вот нас останавливает милиционер – естественно, за превышение скорости, – и Сутяга показывает документы на машину, а милиционер спрашивает, что у нас в багажнике. Тут просыпается Офелия и честно отвечает, что в багажнике – труп в черном пальто, но без ботинок, и милиционер смотрит на ее расставленные ноги – она лежит головой на коленях Тихони, а ноги расставлены, а трусы Офелия считает анахронизмом, поэтому на ней, как всегда, под задравшейся юбкой только колготки, и милиционер просит водителя выйти из машины и открыть багажник.
– А можно я выйду? – спрашивает Офелия. – Очень писать хочется. Где у вас тут писают?
Она берет милиционера за полосатую палочку и ведет за собой, жестикулируя, что-то объясняя, нам плохо слышно. Тихоня потянулся было к ручке дверцы.
– Сиди, – тихо приказал Сутяга.
Они скрылись за постом. Мы тихонько отъехали.
– Затаимся неподалеку и подождем? – спросила я.
– Заберем на обратном пути, – ответил Сутяга. – Мы как-то один раз ее ждали. Сутки. Лучше потом подобрать.
А через час нас подсекли «Жигули».
– Попали, – вздохнул Сутяга.
Из машины вышли трое, охая и ахая, осмотрели свою разбитую заднюю фару, дождались, пока Сутяга опустит на два сантиметра стекло, и спросили, как будем расплачиваться.
– Ты знаешь, чья это машина? – спросил Сутяга. – Братьев Мазарини.
– А мы – братья Худощеповы, а ты разбил нашу тачку, а мы очень злые на это, а ты теперь попал на большие бабки, – улыбаясь, два брата Худощеповых дергали ручки, пытаясь открыть дверцы джипа, а третий брат достал пистолет.
– Не надо разборок, – крикнул Сутяга. – Возьмите в багажнике все, что надо.
И просунул им в щелку ключик.
Братья открыли багажник. Минуты три им хватило на осмотр. Сутяга поднял стекло, закупориваясь, положил мне ладонь на затылок и опустил голову вниз. Затаившись, мы втроем синхронно представляем себе, как братья Худощеповы открыли черный мешок…
– Запрячься на всякий случай.
Я скорчилась, закрыв голову руками. Стукнула, закрываясь, крышка багажника. Братья Худощеповы стояли истуканами, наверное, не в силах быстро оценить создавшуюся ситуацию.
– Давай на газ! – шепотом предложил Тихоня, скорчившийся под сиденьем сзади.
– Не надо нагнетать обстановку, – Сутяга достойно выдержал паузу и завел мотор только после того, как братья Худощеповы развернулись и отъехали.
В половине пятого утра мы втроем выволокли труп из багажника, вытащили из полиэтиленового мешка, раскачали и бросили в озеро. В камышовую заболоченную заводь.
– Бульк! – сказал Тихоня.
– Теперь мы с тобой квиты, – Сутяга положил руку мне на плечо и больно стиснул.
– А как же дружба? – загрустила я.
– Через год ты станешь самой молодой авантюристкой в мире, через три – секретным агентом спецслужб, зачем тебе моя дружба? Разве что труп куда-нибудь подбросить, так для этого есть чистильщики-профессионалы. А у меня дочка растет. Я тебе не напарник.
- Предыдущая
- 36/78
- Следующая