Падчерица Синей Бороды - Васина Нина Степановна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая
– Что это она ему сунула? – спросил следователь у стоящей рядом Пенелопы.
– Фотоаппарат.
– Правильно… Потом подработают снимок под старину и будут всем показывать, как прабабушку. Интересная у вас работа, Пенелопа Львовна…
– Обычная работа. Сегодня, кстати, на редкость приятная. Жена довольна, муж – вообще в бессознательном угаре.
– А в чем здесь фокус?
– Ну какой фокус? Дело простое. Оплодотворит муж мулатку, потом пересадят, как ее?..
– Морулу.
– Пересадят морулу жене, она выносит ребенка, привыкнет к нему, а к родам уже и не вспомнит, что и как. Богатые люди в состоянии заплатить за любые прихоти, даже за рождение мулаточки.
– Бросьте. Ваш оплодотворитель пьян. А если он когда-нибудь придет в «Тайхо» и увидит там выбранного им сегодня донора? – тихо поинтересовался Лотаров, покосившись вокруг.
– Куда он придет? – тоже понизила голос Пенелопа, оглядываясь.
– В дом удовольствий для состоятельных мужчин. «Тайхо» называется. Сто шесть – пятьдесят восемь – сто пятнадцать. Темнокожие девочки с такими формами только там встречаются. У нас в управлении, кстати, есть фотографии некоторых криминальных красоток из «Тайхо».
– Сейчас же прекратите фантазировать, – Пенелопа подхватила Лотарова под руку и поволокла его к выходу.
– А где же я тогда видел это лицо? Не в картотеке доноров, конечно! Подождите, а профессор?.. Сколько он с этого имеет?
– Профессор самый настоящий, клиника – настоящая! – от злости Пенелопа побледнела.
Лотаров разглядел вблизи ее лицо и едва удержался, чтобы не взять его в ладони. Вместо этого он засопел и доверительно попросил:
– А нельзя мне тогда рассмотреть получше эвенку? Она согласится раздеться через стекло?
– Идиот!.. – прошипела Пенелопа, хлопая дверью.
Рассматривая жующую Риту Мазарину, я завидую ее аппетиту, ее жизненному оптимизму, ее глупости и беспечности и даже ее хвостику! Она поглощает пищу так, как будто не ела два дня. Она обсасывает выпачканные едой пальцы и высовывает язык, чтобы подхватить заблудившуюся в уголке рта крошку.
– Выпей еще чашечку кофе, – злорадно предлагаю я, сглатывая тошноту.
– Нет. Уже три выпила. Больше не могу. А ты почему не ешь?
– Грустно.
– Поешь, станет веселей!
Смотрю в веселое, довольное жизнью лицо. Всегда завидовала людям, способным преодолевать любой жизненный кризис или депрессию простым обжорством.
Удовлетворенно погладив себя по животу, Рита осматривается в поисках интересного. В окне сумрачный ноябрьский день. Ветер на улице такой сильный, что содрогает плохо закрепленные листы железа на крыше, и они грохочут заблудившимся из фильмов ужасов громом. Охранник с ружьем, топчущийся в саду, укутан, как герой-полярник. И лицо Риты постепенно меняет выражение.
– Что делать будем? Может, в «Монополию»? – предлагает она, оглядывая стол.
– Грустно.
– А давай я тебе покажу, как сплести из бисера «фенечку».
– Грустно!
– Ну вот, заладила! Пошли тогда пошатаемся по дому. Мы еще не лазили в подвал и на чердак.
– Пошли, – с максимально возможным равнодушием вздыхаю я.
– А давай выпустим голубка! – К Рите возвращается веселость. – Пусть полетает по дому!
– Нет. Пусть привыкнет к нам сначала, научится узнавать, садиться на плечо. Потом выпустим.
– Тогда я его покормлю!
– Рита, угомонись. Я уже говорила, что голубь должен есть два раза в день и только свой корм!
– Что, и вот такой маленький кусочек колбаски нельзя? – она переходит на жалобное сюсюканье.
– Нельзя! Откуда у тебя столько ключей?
– Муж оставил, – Рита обнаружила в голосе грустную нежность. – Владей, говорит, всем моим имуществом, если что…
– Если – что?..
– Ну, не знаю. Ты не маленькая, сама должна понимать. Видела моих братьев?
Всмотревшись в ее лицо, я замечаю, что перспектива кровавых разборок совершенно ее не пугает. Привыкла сестричка к причудам братишек…
– Никогда не замечала, чтобы Гадамер таскал с собой два килограмма ключей.
– Да, тяжелая связка… Я думаю, что вот эти ключи от дома он держал где-то здесь. А эти, с брелоком, этот от квартиры, этот от машины, хотя – смешно, машины нет, зачем мне ключ!
Не дождавшись моего веселья по поводу ключа от отсутствующей машины, Рита продолжила экскурсию:
– Этот от письменного стола. У вас же есть письменный стол в московской квартире?
– Три письменных стола, – мрачно замечаю я.
– Вот видишь!.. Этот – от почтового ящика, этот – не знаю, от чего… А вот этот – от сейфа в банке.
Я зеваю. Рита, сжав московские ключи в руке, некоторое время мечтательно пытается вызвать ощущение в своей ладони тепла от прикосновения черт знает где болтающегося мужа. Я терпеливо жду, когда ей это надоест. Ну вот, очнулась.
– А эти большие – от дома. Вот этот – от входной двери, этот – от подвала, надо будет все замки закрыть при отъезде… Этот – не помню… А! От гостиной. А вот этот смешной – от бани. А этот…
Наконец-то!
– Я не заметила этот ключик, – озаботилась Рита, разглядывая мою подсадку. – Наверное, Гадамер перепутал. Такой маленький ключик, что он может закрывать в этом доме?
Сосредоточенно сопя, Рита пытается снять ключ от потайной комнаты и перевесить его на московскую связку.
– Например, сундук прабабушки, – лениво замечаю я.
Пальцы Риты замирают.
– А здесь в доме есть сундук?
– Пойдем поищем. На втором этаже в мансарде свалка старой мебели. Там может быть много сундуков.
– Я только свитер надену!
– А Гадамер не говорил тебе, чтобы ты не трогала этот ключ? – невинно интересуюсь я на лестнице.
– Нет, не говорил!
Пошарив в комнате-свалке, мы обнаружили много интересного: плюшевого мишку с болтающейся на ниточке пуговицей носа, кувшин в виде петуха с отколотым клювом, полуистлевшую кожаную перчатку и связку писем в замшевой сумочке. Рита сразу занялась было этими письмами, сладострастно предвкушая трагическую любовную историю, тогда я, поежившись, предложила забрать письма вниз и почитать вечером в тепле, под красное полусухое, при свете огня из камина.
– Класс! – одобрила она и осмотрелась напоследок. – Ни одного сундука!
– Точно.
– А что там? – Рита постучала костяшками пальцев по стене. Стена звонко отозвалась спрятанной за ней пустотой.
– Не знаю, – изобразила я полное равнодушие. Но показного зевка не получилось. Получилось судорожное разевание рта.
Рита вышла в коридор и, конечно, увидела, что других дверей там нет. Вернулась в комнату-свалку, постучала по стене, прислушалась, опять пошла в коридор. С каждым простукиванием фанерных стен ее азарт рос, вот она меряет растопыренными пальцами расстояние от стены открытой комнаты до стены мансарды, вот она уже стоит на коленках, засовывает пальцы в щель у пола и трясет фанерный щит с таким неистовством, что я начинаю опасаться за него.
– Двигается! – шипит она, тяжело дыша. – Там что-то должно быть, там тайник!
Если она продолжит раскачивать щит с такой силой, точно повредит крепления, и тогда «нечаянное» приподнимание фанеры вверх может не удаться!
– Не ломай! – прошу я. – Может быть, попробовать в другой плоскости?
Приседаю рядом, просовываю пальцы в щель. Для конспирации делаю вид, что двигаю щит вправо-влево, потом дергаю его вверх.
– Есть! – закричала Рита так громко, что пришлось броситься на нее и закрыть рот грязной ладонью.
– Не ори, – шепчу я в возбужденное поисками тайны лицо. – Ты что, хочешь, чтобы сюда прибежали лесники?
Рита мотает головой, убирает мою руку, отплевывается и замечает замочную скважину в маленькой двери.
Она подносит ключ к отверстию медленно, я вижу, как дрожит ее рука. Когда ключ легко повернулся и замок слабо щелкнул, мы застыли как по команде, задержав дыхание и прислушиваясь.
– Может, не надо? – прошептала я после напряженных секунд тишины.
Но Риту уже не остановить. За неделю полного безделья и обильной пищи уровень накопления жизненной энергии превысил все мыслимые показатели, а естественный женский авантюризм довершил дело.
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая