37 девственников на заказ - Васина Нина Степановна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая

Я ехала в поезде, читала эту книгу и то заливалась слезами, то смеялась сама себе, то есть, если говорить профессионально, совершенно впала в сновид-ное грезоподобное состояние, которое в учебнике по психиатрии определено как онейроидное. Я знала, что еду в поезде, видела людей, но полное ощущение присутствия старика рядом, запах его квартиры, прорвавшееся через стук колес мяуканье котенка на занавеске и даже укол шипа засохшей розы были реально ощутимы и рвали сердце на части.

Кумус разделяет здоровых и больных людей “по яблоку”. Здоровый человек, отдыхая под деревом и получив болезненный удар крупным спелым яблоком по темечку, возьмет плод в руку, съест его или запустит с силой в ствол дерева, реализовав в брызгах мякоти необходимость выхода своей агрессивности. “Больной” будет рассматривать яблоко, тотчас же намертво привязавшись к предмету изнутри, рисовать его, взвешивать в руке, чтобы понять, почему оно всегда падает вниз и при незначительной массе так больно лупит по голове, когда летит с большой высоты.

Я вела себя в поезде, как настоящая больная. Естественно, мужчина в купе со мной не выдержал и сделал единственно возможное предположение:

— Вы психиатр? — тронул меня за руку попутчик напротив, вероятно, еще и разглядев обложку книги.

— Конечно, психиатр, разве не заметно? — пробормотала я, громко сморкаясь и комкая платок в странном возбуждении.

Он посмотрел на мою правую ногу — нога дрожала, как у голодного фокстерьера в предчувствии охоты или близкой случки. Я обхватила колено ладонью, и несколько слез успели сорваться на ладонь.

— Да не огорчайтесь вы так, — проникся попутчик. — Вас кто-то бросил?

— У-у-умер, — стала давиться я в платок неожиданными откровениями.

— Банальность, конечно, но все мы умрем. Извините, — добавил он, когда я уставилась на него красными глазами. Поерзав, все-таки поинтересовался: — С похорон едете?

— Не было похорон. — Я начала потихоньку хихикать. — Он не любил похорон. Сказал, как только отпоют в церкви, сразу отдать на разделку.

— Вот как?.. Послушайте, вы лягте. Ложитесь, я вам еще одну подушку подложу, вот так… Разделка, это, конечно… Это странно звучит, но я понимаю. То есть нет, не понимаю, что это значит? Это что же, и могилы нет?

— Нет! — В положении лежа я подвывала и сучила ногами, даже не пытаясь анализировать, как по-научному называется такая истерическая расслабуха. 90

— Это, конечно, жаль, что нельзя прийти на могилку к любимому человеку, посидеть, поговорить…

Я приподняла голову и внимательно оглядела попутчика.

В купе мы вдвоем. От странности обстановки и желания немедленно помочь, уладить, успокоить мужчина нервничал, суетился, но при этом в растерянности иногда деревенел на несколько секунд. Я даже на расстоянии чувствовала, как он не готов к моим истерикам, как ему муторно, как хочется побыстрее все уладить и расслабиться в банальнейшей вагонной болтовне, с чайком и нехитрой едой, вон и дорогая пробка виднеется на горлышке бутылки из открытого портфеля… С другой стороны, был он странно напряжен, прятал глаза, суетлив в движениях.

— Почему же, — вздохнула я и медленно села. — Я могу увидеть его, как только захочу. И даже подержать за руку. Для этого нужно пойти в институт биологических исследований человека. Там на четвертом этаже старого здания хранится его скелет. Во весь рост! — Для наглядности я провела ладонью где-то над головой. — Правда, — вздохнула удрученно, — по голове не погладишь. Потому что череп он завещал частному лицу. На его скелете приделан чужой череп. Это угнетает. Я не часто туда хожу. За девять лет была всего-то три раза.

— Так он умер девять лет назад? — С чувством облегчения попутчик постарался быстро переиграть ситуацию. — Тогда почему вы так плачете?

— Потому что я имела право на наследство только после получения диплома психиатра! И вот дождалась, получила! Поздно!..

— Значит, вы уже дипломированный психиатр? — Попутчик пришел в себя и сноровисто раскладывал на столике еду.

— Кошачий облезлый хвост я, а не психиатр! И почему это — уже?..

— Это я так, не обращайте внимания. Жизнь странная штука. Понимаете, меня вдруг посетила одна мысль…

— Счастливчик! А меня за секунду могут посетить до пяти сразу, — вздохнула я. — Вот сейчас, к примеру, я думала, где могла раньше вас видеть; потом — сразу же — научатся ли наконец избавлять человека от боязни высоты? Или от клаустрофобии? Потому что я, к примеру, считаю, что не все болезни определяются психическими расстройствами, некоторые объясняются совершенно физиологически — опухоль в мозге, например, или недостаточная тренированность вестибулярного аппарата…

— Боитесь высоты? — поинтересовался попутчик.

— Я? Нет.

— Тогда — что? Клаустрофобия? Открыть дверь купе? — Он кивнул на дверь, я повернулась, и несколько секунд мы разглядывали друг друга в зеркале. Зеркало преломляет пространство, раздвигая его. Я посмотрела на отражение окна и тихо объявила:

— Я вас узнала.

— Не может быть! — тут же горячо среагировал попутчик.

— Зачем вы здесь? Вы что, следите за мной?

— Да нет же, я только начал объяснять, что жизнь — странная штука, как вы перебили меня, занявшись собственными измышлениями и насмешками.

— Что вы с собой сделали? — Я оглядела мужчину с головы, а чтобы убедиться, что на огромных ляжках действительно не лежит живот, наклонилась и заглянула под стол. Не лежит. Слегка нависает, конечно, но это просто бледная тень того грандиозного живота! Не говоря уже о том, что и ляжки напрочь отсутствуют.

Усевшись ровно, я занялась разглядыванием его головы. По совершенно выбритому лицу его, конечно, не узнать; голова тоже гладко выбрита, обнаружив красивой лепки удлиненный череп. Я его узнала по глазам навыкат и по ноздрям. Из них, как у Богдана когда-то, торчали кустики волос. Рот у Урсы Бенедиктовича без бороды и усов оказался крупный, резко очерченный и в улыбке какой-то нарочито голливудский.

— Странно, что мы попали в одно купе, да? — растянулся рот в улыбке. Я таким улыбкам не верю. — Давайте коротать время в приятной беседе, — предложил Урса Кохан. — Как разрешите вас называть?

— Кристина или Камилла.

— Бросьте, я знаю, что вас зовут Фрося.

— Ну, тогда — Фло, — уныло разрешила я. — А что такое Урса? Что это за имя?

— Угадайте. Мои родители были геологами. Давайте проверим ваши экстрасенсорные способности. — Кохан придвинулся через стол поближе, нашел своими глазами мои и впился в них с исступленным отчаянием.

Так мы играли в перегляделки почти минуту. После чего, сдержав судорогой зевок, я исключительно для разрядки обстановки поинтересовалась: уж не Уральский ли Самоцвет сидит передо мной? И угадала!

— Вы знали, — разочарованно оторвался от моих глаз Кохан, — вам кто-нибудь сказал в управлении.

— Неправда, и вы это знаете. Никто в вашем управлении понятия не имеет, что означает ваше имя, а особенно любопытным вы выдавали легенду о древнем скифском имени, обозначающем “раскаленный меч”. Мы с подругой перерыли скифский и угро-финский эпос — нет там такого имени, и к мечу это слово не имеет никакого отношения.

— Закаленный меч, — поправил Кохан. — Интересовались мною, да? Расспрашивали персонал, позорили по полной программе, чего еще ждать от такой ветреной красотки.

— На сколько вы похудели? — осторожно поинтересовалась я.

— Двадцать четыре килограмма за два месяца. Волосы опять же: где облезли, где сбрил — это скинуло еще килограмма два. На сайте знакомств теперь на мою фотографию желающих девственниц почти три десятка.

— Что вы говорите? Три десятка… А вы садитесь в поезд, берете билет в мое купе… — осторожно предположила я.

— Билет! — хмыкнул Урса. — Три билета. Три! — Порывшись в кармане висевшего позади него пальто, Кохан потряс перед моим лицом цветными листками. — Тридцать шесть часов приятной поездки вдвоем. Вот так, милая Фло. Я следил за вами. Иногда.. А чем еще заняться мужчине в полном расцвете сил, оставшемуся без работы, без волос, без живота и без двадцати четырех килограммов живого веса? Тут вот увидел, что вы пошли к кассам, — еле успел сбегать к банкомату.

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая