37 девственников на заказ - Васина Нина Степановна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/68
• Следующая

Мама сказала мне, что старик с седьмого этажа не психиатр. Она сказала, что он извращенец, наверняка — педофил, шулер-картежник, фальшивомонетчик, шпион китайской разведки, отравитель жен, тайный миллионер и, несмотря на то что имеет чистейшую дворянскую кровь, совершенно неприспособлен к жизни, что, ко всему прочему, заставляло ее усомниться и в его умственных способностях. “Он наверняка идиот!” — заявила она напоследок не очень уверенно, вспомнив наш спор накануне о романе Достоевского.

— Значит, тетка в кабинете детской поликлиники с ярко-красным лаком на грязных ногтях — психиатр, да? А Бог, который живет над нами, — не психиатр?!

— У нее… — задумалась мама, — у нее хотя бы диплом есть!

— А у него — диван и герань на окне!

— Да что ты делаешь там целыми днями?! — не выдержала она.

— Пью чай, учу французский и выполняю обещание.

— Какое еще обещание? — метнулась мама ко мне всеми своими страхами, морщинкой над переносицей, стиснутыми ладонями и невыспавшимися глазами.

— Я обещала, что больше не буду раздеваться в местах общего пользования и пытаться покончить с собой, пока не оценю свое одиночество.

— Боже мой, как я устала! — заломила она над головой руки, покосилась на меня из-под локтя и вздохнула. — Ну, разве что французский… И он хорошо говорит?

— Хуже, чем на итальянском и немецком, потому что не умеет грассировать, — с ехидцей заметила я, не отказав себе в удовольствии упрека: она полгода таскала меня к логопеду, пытаясь избавить от легкой картавости. — Ему семьдесят шесть лет, и он прекрасен!

Я не стала говорить, что он вообще мой идеал, потому что еще не совсем была в этом уверена: котята — вот в чем вопрос. Куда они деваются, не доживая до своей взрослости, и откуда потом появляются новые — иногда по пять штук? Дольше всех остается тот, который забирается на занавеску…

— Ну можно мне хотя бы иногда приходить к нему с тобой? — почти сдалась мама.

— Нельзя! Это мой мужчина! У тебя есть стилист Фролов, студент-пятикурсник, потом еще мальчик из булочной — ты его всегда тискаешь и кормишь конфетами, а для лета — дачный сосед Хомушка, он хоть и одноногий, но сам хвалился, что молодец хоть куда! — закричала я в ее разевающийся в возмущении рот, в ее стоячий обморок — она пошатывалась, не в силах сказать ни слова, но и не падала, избавив меня от необходимости вызывать врача и рыдать с нею потом часа два, выслушивая в подробностях, как именно она умрет, если со мной что случится плохое, как мне будет стыдно на ее похоронах, и я еще пожалею, и так далее…

Я передала этот наш разговор старику с седьмого этажа. Я сказала, что мне жалко маму — она почти всегда одна, всегда грустная, а после ухода ее третьего гражданского мужа начала разговаривать сама с собой. Еще она, когда просыпается, сразу же включает музыку или радио, и даже в ванне с пеной сидит в наушниках.

— И тем не менее, — развел руками старик, — она права! Я многие годы был тайным миллионером, потому что раньше быть богатым запрещалось идеологически. Я отравил двух жен, да-да! Я совершенно отравил существование первой жены беспрекословным повиновением и шизофреническим восхищением всем, что она делала. И заставил отказаться от безмерного, почти слабоумного оптимизма вторую жену, превратив ее в клинического меланхолика, что в конце концов… Да… Да! Долгое время я был шпионом, это интересная история, потом расскажу. В молодости я был чемпионом мира по преферансу; не знаю, как воспримет любой другой чемпион по преферансу определение твоей мамы его шулером-картежником, а я так — с уважением к ее проницательности. Что там еще осталось?

— Фальшивые деньги.

— Было! — радостно потряс меня за плечи старик. — Ты не поверишь — было! Это очень короткая история.

— А как насчет обзывания педофилом? — подозрительно прищурилась я.

— Вот с этим возникают некоторые трудности. — Он озабоченно покачал головой и оттянул потом двумя пальцами нижнюю губу. — Но мы их решим, решим обязательно. Знаешь что… Спроси, занимается ли твоя мама онанизмом, — посоветовал старик. Я долго к нему не приходила. Дня три. Потом рассердилась, пришла и спросила, при чем здесь онанизм и могу ли я задавать такой вопрос своей матери, даже если мне уже исполнилось десять лет и я целовалась с тремя мальчиками.

— Это такой тест. Не спорю — он слегка эпатажный…

— Слегка?..

— Хорошо, я объясню тебе ход моих мыслей. Твоя мама перечислила некоторые, с ее точки зрения, не совсем приглядные социальные грехи. Все они, конечно, уголовно наказуемы, но не являются половыми извращениями. Человек, который между шпионажем и отравлением жен вдруг вспоминает о педофилии, явно имеет проблемы с решением своих сексуальных потребностей. Нет, не подумай чего плохого, но, по статистике, из людей, которые внимательно читают статьи в газетах о половых маньяках, смотрят телепередачи подобного рода, больше восьмидесяти процентов имеют крайне редкие гетеросексуальные отношения. Онанизм — это секс одиночек. Конечно, твоя мама страшно возмутится, может быть, даже запретит сюда приходить, но по ее реакции ты поймешь, насколько она — одиночка.

— И как же я это пойму?

— Поймешь.

Я потопталась в коридоре, потом все-таки крикнула ему в комнату:

— Гетеро-сек-суаль-ные отношения, это?..

— Это обычный разнополый секс.

— А-а-а…

На следующий день я долго разглядывала себя в зеркало, думая: идти в таком виде? Не идти?.. Пошла.

Как всегда, в сумраке коридора, с затаившейся на стуле высохшей розой, поджидающей особенно беспечную задницу, старик выглядел слишком высоким, слишком худым; космы его надменно закинутой назад головы светились нимбом: я пришла вечером, он уже зажег люстру в гостиной, она подсвечивала всклокоченную седину сзади.

— Что у тебя с лицом? — сразу же спросил он.

— Это ответ на твой вопрос об онанизме. — Я постаралась прошмыгнуть мимо старика в комнату, но он цепко схватил меня одной рукой за плечо, а другой с силой поднял вверх мой упирающийся подбородок.

— Неплохой ответ, — кивнул он после длительного разглядывания моей левой скулы. — Ты, надеюсь, поняла, что твоя мать и одиночество и близко не стояли.

— Я ничего не поняла! — закричала и затопала я ногами, отталкивая его руки.

— Она услыхала твой вопрос и, ни слова не говоря, залепила тебе пощечину, так?

— Так, ну и что?

— Потом ушла к себе в комнату, заперлась и стала звонить по телефону? Надеюсь, ты подслушала, кому?

— Она не ушла в комнату. Дело было в кухне, она ударила меня, потом схватила полотенце и со словами, что лучше меня сразу же придушить, погналась за мной по квартире, отхлестав как следует в тех углах, где я была не слишком поворотлива. А кому, по-твоему, она должна была звонить?

— Вариантов в этом случае мало. Она могла звонить твоему отцу, своему другу или психиатру, к которому тебя таскают два раза в месяц.

— Ладно, она никуда не звонила — она бегала за мной, пока не выдохлась, потом немного поплакала, проклиная судьбу и угрожая близкими похоронами, потом все-таки позвонила, но ты не угадал, кому! Не угадал!

— Ладно, не угадал. Кому?

— Тете-кенгуру!

— Это универсальный ответ типа: “Кто? — Конь в пальто?”

— Да нет же. — Я стала совершенно звереть от его спокойствия. — Это двоюродная сестра мамы, она многодетная мать, у нее всегда один ребенок на руках, а другой уже в животе, поэтому мы с мамой зовем ее Тетя-кенгуру!

— И почему бы этой Тете-кенгуру тогда не сойти за друга, о котором я упоминал?

— Да потому что Тетя-кенгуру работает гинекологом!

— Странно, — пробормотал старик, — многодетная гинеколог?.. — Он хмыкнул. — Ну и что? Почему бы тете-гинекологу не быть при этом другом твоей матери?

— Да мама считает ее ненормальной, о друзьях так не говорят. И уж, во всяком случае, ей и в голову не придет просить ее совета. Она звонила Тете-кенгуру, чтобы та провела немедленный мой осмотр на предмет дефлира… Дефроли…

• Предыдущая
• 13/68
• Следующая