Костюм надувной женщины - Васильева Марина - Страница 44
- Предыдущая
- 44/56
- Следующая
В середине восьмидесятых грянула перестройка, вместе с ней неимоверно возрос авторитет официальной церкви, но и как грибы стали появляться самые разные религиозные организации. Силантию стало трудно руководствоваться только словами. А наступившая свобода больше не связывала его, власть прекратила преследования, и святость Свята стала угасать. Затем рухнул Союз и начался переходный от развитого социализма к загнивающему капитализму период, и Свят как никогда пригодился для строителей нового общества. Вспомнилась силантиевская заповедь «Не укради, но отбери», и с его благословением целые отряды бросились отбирать неправедно нажитое богатство, которого теперь стало столько, что и за века его не заберешь. Постепенно Свят и сам увлекся этим делом, великолепно сочетая его с продолжением пастырской деятельности. Так что теперь в начале наступившего века это был уже король рэкета, бандит и святой в одном лице. Он брал то, что хотел и сам отпускал себе грехи.
Вором в законе Силантий не стал только потому, что когда его авторитет возрос достаточно, чтобы занять данный пост, таковых просто не оказалось. Все места уже были заняты. Тогда старшаки, поддерживающие Свята, решили поставить его смотрящим в Черноборске, где был престарелый и уже много лет готовящийся сдать дела Папаша, и вот-вот должно появиться вакантное место. Вместе с Силантием в городе на Волге собралась и вся его паства.
Когда началась разборка, Свят решил тоже не упускать шанса и в ночь с пятницы на субботу, также как и все его коллеги, отправился завоевывать место под солнцем. И попался на ту же удочку, что и остальные. Проездил всю ночь вокруг Черноборска в поисках конкурентов. Вернувшись, также отправился спать, а когда проснулся, дал команду готовиться к обороне. Целый день братья укрепляли свою крепость, для чего даже вызвали бульдозер с двумя экскаваторами и окружили особняк высоким валом и глубоким рвом. Одновременно десять плотников, не прекращая работу ни на час поставили рубленные вышки на каждом углу. На вышках установили пулеметы. Братья начистили двустволки, с которыми ходят на медведей и лосей, и после обеда, отослав весь обслуживающий персонал по домам, отправились с Батюшкой в баню. Перед боем надо было смыть с тела грязь и облачиться в чистые одежды. Сауну Силантий не признавал, поэтому баня у него стояла прямо во дворе, как и положено, рубленная из молодых дубов. Это была отменная баня, которой завидовали и Лаврентий и Багажник. Большая, просторная, и пар в ней был великолепный. Так что братья парились и мылись три часа.
После бани все, кроме караульных разумеется, отправились в часовню. Теперь, когда смыта грязь с тела, надо было очистить от скверны души.
Свят лично прочитал проповедь, в которой призвал сыновей своих раскаяться в грязных помыслах.
— В эту ночь, господь отвернулся от нас, — сказал Свят. -Ибо возжелали мы большего, чем нам полагается. Словно слепые плутали мы всю ночь, и не встретился нам добрый самаритянин, указавший путь дорогу к свету, к истине. Не нашли мы врагов господа нашего, а почему? Потому что впустили в души свои ненависть к ним, ибо направлялись к ним не для того, чтобы подставить щеки для ударов и телеса для плетей, а сами возжелали бить и стегать! Разве не грех это дети мои?
— Грех! Великий грех, отец наш!
— И в грехе этом повинен я больше вас всех вместе взятых, потому что я был вашим пастырем в подлую ночь! — вскричал Силантий. — И не туда повел я стадо! Не на Голгофу, повел я вас, дети мои, а палачами. Ох грешен я! Простите меня, братия! Прости меня, господи! Прости за грехи тяжкие!
Свят упал на колени, из глаз у него ручьем полились слезы раскаяния. Тут же на колени попадали и святые братья.
— Прости нас, господи! — бормотали они. — Прости нас грешных!
А Свят тем временем с гулким стуком начал бить челом об пол. Рыдания душили его.
— Отведи гнев свой от рабов твоих, Господи! — кричал он. — Помилуй нас и спаси!
— Помилуй и спаси! — Братья тоже начали входить в исступление. — Спаси нас, Боже!
— Даруй нам милость свою, господь наш Иисус Христос, смерь за человечество принявший! И ты Матерь Божья дай нам благость свою! Вступись за недостойных перед Вседержителем! Споем молитву братия во славу защитницы Земли Русской.
И могучим басон, которому позавидовали бы Федор Шаляпин и Дормидонт Михайлов, запел:
— Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене, смиренного и окаянного раба Твоего, уныние, забвение, неразумие, нерадение и вся скверная, лукавая и хульная помышления от окаянного моего сердца и от помрачненнаго ума моего: и погаси пламень страстей моих, яко нищ есть и окаянен. — Братья знали молитву и, осеняя себя крестными знамениями и кланяясь до земли, подпевали Батюшке блеющими и сиплыми голосами. На глазах у многих были слезы умиления, и все лица были наполнены истинной благостью. Высоко к сводам летели слова молитвы. — И избави мя от многих и лютых воспоминаний, и от всех действ злых свободи мя. Яко благословена еси от всех родов, и славится пречистое имя Твое во веки веков.
Аминь!
Вслед за этой молитвой последовала Молитва Пресвятой Троице, затем Молитва Святителю Николаю Чудотворцу, потом укрепляющая веру в Бога Молитва Архангелу Божьему Михаилу, Молитва Преподобному Серафиму Саровскому, Святым мученикам Гурию, Симону, Авиву, благодарственные молитвы, и напоследок Покаянная молитва.
Все это действие длилось долго, и Свят отпустил братьев только часов в девять вечера, а сам еще молился до одиннадцати. Тут к нему явился с низким поклоном брат Димитрий (прозвищ Свят не признавал, поэтому употреблялись только имена данные при крещении).
— Святой отец, — негромко позвал он, — прости, что отрываю тебя от благости господней.
Свят еще раз перекрестился, стукнулся лбом о пол, затем тяжело поднялся с колен и грозно глянул на пришедшего.
— Чего такого важного скажешь, мне брат Димитрий? Какие вести о врагах наших? Наполнились ли их сердца смирением перед Господом? Трепещут ли они в предвестии грозных событий? Готовятся ли опять сатанинским наущением прийти в наш дом и осквернить его своим зловонием?
— Кажется, Отец, наполнились их сердца смирением, — радостно выдохнул брат Димитрий.
Свят этого не ожидал, потому что лицо его стало удивленным.
— Что такое? — спросил он.
— Все трое также как и мы затаились по домам, никто носа высунуть не собирается, — выпалил брат Димитрий.
— Вот как?
— Именно так, Свят.
Свят задумчиво поскреб бороду и направился из часовни. Брат Димитрий засеменил за ним.
— Значит, говоришь, что все они сидят по домам? — переспросил Свят. — Точные сведения?
— Наш человек у Лаврентия сообщает, что они весь день готовились к осаде и ночью ждут нападения.
Свят перекрестился.
— Эк их как вразумил Господь, — проворчал он. — Лаврентий старый рысь. Его теперь просто так из норы не выманишь. Решил отсидеться до понедельника. Жаль, а я ведь в первую очередь его жду. Казбек с Багажником мне теперь не опасны. Молоды слишком. Один совсем сопляк, другой вообще дикарь-инородец. А пока я жив инородцам на Волге не гулять! Вот те крест! На том и целую!
Он наложил на себя крупный крест, потом поднял с живота золотой крест и громко поцеловал его.
— Да, кстати, а что наши люди у этих молодцов передают?
— Наш человек у Багажника, да поможет ему Господь наш Вседержитель, сообщает, что тоже с полудня готовятся к обороне.
— И эти тоже? — воскликнул Свят. — Тоже значит затаились? Научил их Господь прошлой ночью, вразумил. Не меня одного.
— Тут вот он еще доносит, что Багажник в доме Лаврентия каких-то девиц споймал. Якобы дочери Лаврентия.
— Дочери Лаврентия? — воскликнул Свят. — Да это же чушь! Нет и не было у Лаврика никаких дочерей. Доподлинно это знаю. Видать самозванки. И нешто он им поверил? Или Палыч сам их Багажнику подсунул. Теперь наш красавчик наверняка сидит и радуется, что Лавра в кулаке держит.
- Предыдущая
- 44/56
- Следующая
