Любовь и время - Патрацкая Наталья Владимировна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/72
• Следующая

Юлька вспомнила бабулю, ее лекарство, и упрямо стала гладить белье рядом с компьютером, за которым сидел Алексашка, и не вмешивался в дела женщин. В ванной комнате, в двух косяках дверей торчали два гвоздя своими остриями, длиной в три сантиметра. В голове Юльки возникли ноги бабули, перевязанные именно в этих местах.

– Алексашка, забей гвозди в ванне!

– Какие гвозди?

Огромные гвозди так и остались торчать, пройдя сквозь косяк, у них еще оставалось острие. Юлька села в кресло, перекинув ноги через подлокотник. Она знала одно, что Зоя Зиновьевна привезла в дом свою мать, когда Алексашки дома долго не было.

– Юлька, в этом кресле еще так хорошо никто не смотрелся, – сказал Алексашка, нажимая на руль компьютерной игры.

В дверь комнаты постучали, потом открыли дверь:

– Я вам купила новый постельный комплект с сердечками, – примирительно заявила Зоя Зиновьевна, и протянула Юльке плотный полиэтиленовый чемоданчик.

Юлька открыла молнию, вытащила из пакета желтое, махровое чудо с яркими красными сердечками. Простыня по периметру была обшита бельевой резинкой. После стирки и сушки, махровый комплект оказался на постели.

Юлька крутилась, крутилась и сказала:

– Постель колется, как точечный массаж.

– Да, спать не привычно, – ответил в унисон Алексашка, и всем телом потянулся к Юльке.

Над постелью склонило свои ветви дерево в огромном кашпо, похожее на группу страусов.

Юлька вернулась от Алексашки к себе домой, жила она без него у себя дома.

Алексашка по паутине написал:

– Ура! Бабуля на три недели в больнице!

Юлька ничего не ответила, а позвонила:

– Я одна…

Через три часа Алексашка приехал в квартиру Юльки. Если в квартире Алексашки царил относительный порядок, то в квартире Юльки царил полный хаос после отъезда многочисленной родни на новогодние праздники. Ободранные обои в комнате дополняли беспорядок. Она купила обои и приклеила их на одну стену, в это время, и приехал Алексашка. На этом мелкий ремонт остановился, ванна встала на первое место. Юлька пошла под душ после ремонта, а он уже чистым приехал, через пять минут чистая постель встретила славную парочку. Они впились каждой своей клеточкой друг в друга. Вы видели халу?

Это хлеб переплетенный, так вот и они переплелись. Они меняли объятия, и дошли до редких и метких поцелуев. Руки его полезли в южную зону тела, они проникали под ее одежду и снимали свою. Юлька не отставала от партнера, снимая свою одежду из двух предметов. Объятия без одежды отличаются особой сексуальной силой.

Все клеточки двух любящих людей трепетали от личного знакомства. Руки Алексашки с точностью фокусника достали из шкафа нежное масло для самых лучших мест любви, сам он при этом из постели так и не вылез. Масло сроднило чувственные участки тел двух человек в одной постели, мышцы движения вышли на первый план общения.

Они двигались, меняли позиции общения, взаимодействие двух систем дошло то чувственного апогея. Они дошли до позы морской звезды и остановились, уснули.

Зоя Зиновьевна иногда зарабатывала в день не меньше, чем красивые дамы за ночь.

Это позволяло ей покупать вещи, похожие на те, что она видела в дорогих домах, где лечила. Алексашка привык к хорошим вещам, и в доме Юльки ему все казалось слишком старым и ветхим. Вот и славно, он стал привыкать к тому, что она живет рядом с ним. Она перестала метаться между домами, и почти привыкла к новой жизни.

Хорошо это или плохо?

Он любил очень сильно, но бесплатно, а значит, платонически. А она его? Молчание.

Следовательно, они были друзьями. Она думала, что он ее любит, поэтому и звонит ей, а он звонил всем, кого встречал по жизни. Это было его хобби: звонить, писать. У него было сто друзей и никогда не было ста рублей. А у Юльки было сто рублей, но не было ста друзей, была одна подруга Катерина. Так они и разошлись.

Когда Юлька поняла, в чем состояла суть любви Алексашки, ей стало легко, и она решила его имя прочно забыть. Он и без нее найдет девушку, которой можно написать, либо позвонить. А вот ей теперь стоило задуматься над тем, кем заняться в свободную минуту.

Катерина и Людмила вдвоем сидели на медной скамейке под трепетной березой.

– Все думают, что ток всегда бежал по медным проводам, а оказывается, иногда его запускали и по алюминиевым проводам. Алюминиевые провода казались легче и дешевле. Так и в жизни мы иногда пытаемся жизнь прожить не на тех проводах. Кто как, а мне трудно иногда выбрать из двух – одного молодого человека. Кто из них окажется медным проводом, а кто алюминиевым сразу и не поймешь. С кем из них можно жизнь прожить, а с кем только пообщаться. Таких выборов в жизни не избежать, – назидательно проговорила Катерина, продолжая прежнюю тему.

Но ее перебила Людмила:

– Я открыла почту в паутине и прочитала письмо Поликарпа, слова в них были еще те. 'Ты меня не заслужила!', – повторяла я вновь и вновь его слова из письма. Я глубоко вздохнула и нажала на педаль, алая машина рванула с места в карьер, – 'Именно в карьер' – повторила я в уме. Я остановилась у старого, заброшенного карьера, вышла из машины и осмотрела окрестность. Людей нигде не было видно. Зеленая тоска охватила меня волнами, которые накатывались на меня приступами тяжелейшего состояния обреченности. Я вздрогнула, посмотрела под ноги и отшатнулась от края карьера. 'Обрыв не для меня', – вдруг подумала я, распрямившись, точно пружина, – 'обрыв для него' – сказала я сама себе.

Гравий шуршал под ногами, меня потащило к пропасти, почва из-под ноги уходила, мне отчаянно захотелось жить. 'Жить хочу!' – кричала душа, но ее никто не слышал, я упала и замерла, движение гравия прекратилось, появилась слабая надежда на спасения. Я глазами искала железку, любой выступ, чтобы зацепиться, чтобы не съехать в этот самый карьер. 'Ты меня не заслужила!' – всплыло в памяти, – 'пусть не заслужила, жила бы себе да жила' – подумала я и по-пластунски стала ползти медленно, как будто кто мне подсказывал телодвижения. Гравий колол тело. Пальцы болели. Я боялась ошибиться и упасть в пропасть, пусть не очень глубокую, но колкую и безвыходную, как моя ситуация.

Машина стояла в стороне от гравия, на застывшем куске бетона. Моя старенькая восьмерка, которую я называла 'бантик' манила своим уютом. Гравий перестал сыпаться. Руки почувствовали старый бетон. Я встала на колени, потом поднялась на ноги. Я посмотрела на свой ободранный облик, села в машину, взяла распечатанное на принтере письмо Поликарпа из паутины. 'Чтобы приехала в среду ко мне! Мне еще нужно найти тебе замену! Вот и сиди одна до гробовой доски, а ко мне не лезь! Ты меня вообще не заслужила! Не тормози меня!' – писал Поликарп.

Я перечитала два раза слова своего старшего мужчины и усмехнулась. На письме появилась кровь из пораненных о гравий пальцев. Обида прошла. В сердце появилась пустота безразличия, а рваная одежда успокаивала. Я выжила, а это главнее слов.

Я пройду этот ад одиночества.

Я слегка отъехала назад на машине, потом развернулась и остановилась. Перед моей машиной стоял молодой человек в куртке цвета песка, со старым рюкзаком на плече и в высоких резиновых сапогах. Он измученно улыбался. Мне стало страшно, но я произнесла фразу 'двум смертям не бывать, а одной не миновать', – после этих слов я открыла дверь незнакомцу. Мужчина положил осторожно рюкзак на заднее сиденье и потом сел рядом с ней. От него несло запахом костра, пота, грязной одежды. Да, машину пора менять, а, то только такие грязные мужики и просят подвести, – подумала я.

– Мне до города, – заговорил молодой человек, – сколько возьмете?

– Жизнь, – мрачно выпалила я.

– Не смешно. Почему так дорого? Тогда я пешком дойду.

– У меня шутка такая. Довезу. Вы бедный, буду вашим спонсором на одну поездку.

– Я не бедный.

– Кто бы говорил.

– Что с вами? Вы вся в крови!

• Предыдущая
• 44/72
• Следующая