Узники Тауэра - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/82
• Следующая

И это был далеко не единичный пример непоколебимого мужества, с которым протестанты встречали смерть. Лондонский епископ Боннер спросил приведенного к нему юношу, как он полагает, выдержит ли он казнь на костре. Вместо ответа этот протестантский Муций Сцевола[14] протянул руку над огнем горящей тут же свечи.

Роджерс, один из переводчиков английской Библии, умер, потирая в пламени руки, «точно он мыл их в холодной воде».

Всего же за три с половиной года царствования Марии Тюдор было сожжено двести восемьдесят еретиков. В историю эта дочь Генриха VIII вошла под именем Марии Кровавой.

Обыкновенно случалось так, что короли становились пленниками Тауэра. Королева Елизавета I являет собой редкий пример обратного хода событий. В то время как повсюду в Англии горели костры, а протестанты призывали к отмщению, большинство английского народа терпеливо дожидалось смерти больной королевы Марии и скорого восшествия на престол принцессы Елизаветы.

Дочери Анны Болейн в то время было двадцать пять лет. Она была красивее матери, излишне продолговатое лицо не портило ее, а фигура и сложение выглядели безупречно. Выросшая среди образованных придворных Генриха VIII, Елизавета была превосходно начитанна, отлично сидела на лошади и грациозно танцевала. В шестнадцать лет, по словам ее учителя Эшема, она проявляла «мужское прилежание» при изучении наук. Уже девушкой она прочла всего Цицерона и большую часть сочинений Тита Ливия. Ее день начинался с изучения греческого Нового Завета, за этим следовало чтение избранных речей Исократа и трагедий Софокла в оригинале. Такое образование позволяло ей свободно говорить по-латыни, а на склоне лет в случае надобности она могла «протереть свой ржавый греческий язык». До конца своих дней она сохранила любовь и влечение к классической культуре. Тот же Эшем свидетельствует, что среди трудностей и забот ее царствования он «приходил читать с ее величеством королевой благородную речь Демосфена против Эсхина». При всем том она вовсе не была педанткой, говорила по-французски и по-итальянски так же свободно, как и на родном языке, и была знакома с сочинениями Ариосто и Тассо.

Но уже в девятнадцать лет она должна была оторваться от книг и обратиться к вопросам современной политики и религии. Заговор Нортумберленда в пользу Джейн Грей отстранил от престола не только Марию, но и ее. Поэтому первым ее делом в Девятидневное царствование было присоединиться к Марии с отрядом в пятьсот человек. Однако временное согласие сестер продолжалось недолго. Дочь Екатерины Арагонской не могла питать к дочери Анны Болейн ничего, кроме ненависти. К тому же склонность Елизаветы к «новой религии» Лютера раздражала ханжество королевы, которая ревниво следила за сестрой и заставляла посещать мессы.

После подавления восстания Уайата Елизавета оказалась в Тауэре на положении узницы. Поводом для ее заключения было обнаружение ее тайной переписки с французским королем. Горячая кровь Тюдоров, текшая в жилах Елизаветы, дала себя знать, когда ее подвезли к Воротам Изменника.

– Неужели все эти люди здесь ради меня? – воскликнула она, увидев стражу. – Они совсем лишние, ведь я слабая женщина!

Вслед за тем, призвав солдат «свидетельствовать, что она не изменница», Елизавета, несмотря на проливной дождь, села на камень и отказалась идти в тюрьму. Впрочем, опасность для нее была не слишком велика. Уайат, как мы знаем, отрицал ее сообщничество, и, в конце концов, лорды Совета вынудили Марию освободить ее сестру.

Страх и подозрительность королевы пробудились вновь летом 1555 года, когда она посчитала себя беременной: Елизавета представлялась ей угрозой для ее будущего ребенка. Елизавету вызвали ко двору и держали под арестом в Гэмптон-Курте. Но окончательное разочарование Марии в ее надеждах иметь детей освободило арестантку. С этого времени ее положение изменилось, ибо теперь она одна ограждала английский престол от притязаний шотландской королевы Марии Стюарт, которая к тому же находилась замужем за французским принцем. Ради политических интересов Англии Мария Тюдор должна была заботиться о безопасности своей ненавистной сестры. Но еще больше оберегала Елизавету любовь народа. «Народ посадил меня на трон», – не раз говорила она впоследствии. Эта любовь и вера в лучшее будущее позволили англичанам терпеливо вынести кровопролитие и государственный позор последних лет царствования Марии.

Годы ожидания престола прошли для Елизаветы не без пользы. Она все яснее понимала, что целями ее правления должны сделаться религиозное объединение нации и восстановление независимости Англии, брошенной Марией к стопам Испании.

17 ноября 1558 года «кровавая королева» испустила дух. Историческое предание еще и теперь указывает на дерево в Гэтфилд-парке, под которым сидела Елизавета, когда гонец доставил ей весть о ее мирном восшествии на престол. Она упала на колени и после долгой молитвы воскликнула:

– Это дело Божье, и мы должны считать его чудом!

Эти слова чеканились во все время ее царствования на золотой монете Англии. Елизавету до гробовой доски не покидало сознание того, что сохранение ее жизни и ее воцарение были волей Господа.

Между тем положение Англии никогда еще не было столь плачевным. Вовлеченная Испанией в разорительную войну с Нидерландами, она не имела ни одного союзника на континенте. Французский король, выражаясь словами одного современника, «оседлал Англию, стоя одной ногой в Кале, а другой в Шотландии». У государства не было ни армии, ни флота, ни средств снарядить их.

Елизавета сознавала всю меру ответственности, легшую на ее плечи. Прежде всего, она стремилась к прекращению религиозных споров, разделявших англичан на два враждующих лагеря. Молодая королева не боялась выказывать презрение к ханжеству как католиков, так и протестантов. Последние ворчали на нее за то, что она допускала к своему двору католиков, а католики бранили ее за введение в королевский Совет протестантских лордов. Елизавете же все это казалось совершенно естественным; на религиозные споры она смотрела с чисто политической точки зрения и разделяла с Генрихом IV Бурбоном мнение о том, что престол стоит обедни. И народ не ошибся в своих надеждах: в правление Елизаветы свобода совести была признана, по крайней мере, неофициально. Однако, следуя политике своего отца, она восстановила отмененную Марией королевскую супрематию над церковью.

Елизавета отнюдь не была женщиной строгих нравов, но она была женщиной большого ума. При ее вступлении на престол никто не подозревал о ее государственных талантах, но вскоре все убедились воочию, что в ее жилах течет кровь Тюдоров. Она бранила могущественнейших аристократов, точно мальчишек, и однажды на дерзость лорда Эссекса ответила пощечиной. Вместе с этой чертой характера, унаследованной от отца, ей достались чувственность и беспечность, свойственные ее матери. Елизавета не могла жить без удовольствий и блеска и вечно переезжала из замка в замок среди роскошных празднеств. Она страстно любила бриллианты, а платьям у нее не была числа. До глубокой старости она оставалась тщеславной, словно двадцатилетняя девушка. В ее характере совершенно не было деликатности, которая могла бы прикрыть ее грубую чувственность, с особенной силой проявившуюся в зрелые годы. Красивый мужчина всегда мог рассчитывать приобрести ее расположение. Она прилюдно гладила по шее прекрасных юношей, преклонявших перед ней колени, и, не стесняясь, ласкала «своего милого Робина», лорда Лейчестера, на глазах у придворных.

Поэтому неудивительно, что государственные мужи, которых Елизавета впоследствии перехитрила и переиграла, долгое время считали ее просто легкомысленной женщиной. Испанский король Филипп II удивлялся, как эта «похотливая баба» могла с успехом противостоять его политике. Но Елизавета, имевшая вид беспечной и сладострастной кошки, обнаруживала при случае мертвую хватку бульдога. В ее характере не было и тени благородства, ею всегда двигали голая выгода и трезвый расчет. Самые достойные люди были не более чем костяшками на ее счетах. Она не брезговала получать прибыль с порченой провизии, предназначенной для королевского флота, и участвовала в барышах английских пиратов. Правда, справедливости ради следует заметить, что, не зная благородства и любви, она не знала также ненависти и мелочной мстительности.

• Предыдущая
• 26/82
• Следующая