Убийство в Кантоне - ван Гулик Роберт - Страница 44

• Предыдущая
• 44/45
• Следующая

В этом удаленном крыле дворца царила глубокая тишина. Все, кроме стражников у внешних ворот, отдыхали.

Бамбуковые занавески отодвинулись с едва слышным стуком, и Мансур бесшумно прыгнул в комнату. На нем была только белая набедренная повязка, в складках которой таился кинжал. Вместо большого тюрбана голову араба плотно облегал кусок ткани. Темное, мускулистое тело заливал пот — Мансуру пришлось немало полазить по крышам, прежде чем он достиг цели. Араб постоял у окна, ожидая, пока восстановится дыхание, и с удовольствием отметил, что судья Ди спит. Шелковый исподний халат распахнулся, обнажив широкую грудь.

С гибкостью пантеры Мансур шагнул к ложу, ухватил было рукоять кинжала, но, заметив висящий на стене меч, замер. Неплохо бы доложить халифу, что он убил неверного пса его собственным мечом!

Араб снял меч и рванул из ножен. Но он не был знаком с ханьским оружием, и пустые ножны стукнулись о каменные плиты пола.

Судья Ди беспокойно дернулся и открыл глаза. Мансур изрыгнул проклятие, взмахнул мечом, целя судье в грудь, но обернулся, услышав за спиной громкий окрик. В одних штанах в спальню ворвался Час Тай. Он прыгнул на араба, но тот успел сделать выпад и вонзить меч в грудь тайвэя. Чао Тай отпрянул, увлекая за собой Мансура, а судья, вскочив с постели, схватил лежавший на чайном столике нож. Мансур обернулся через плечо, не зная, то ли защищаться чужим мечом, то ли бросить его и пустить в ход собственный, более привычный кинжал с кривым лезвием. Эти колебания стоили ему жизни. Судья, налетев на араба, с такой яростью вонзил ему в шею нож, что кровь брызнула во все стороны. Отпихнув бездыханное тело, Ди склонился над Чао Таем.

Острый клинок Дракона Дождя глубоко вошел в грудь воина. Лицо тайвэя побелело, глаза закрылись. Тонкая стройка крови сочилась из уголка рта.

В спальню вбежал Тао Гань.

— Приведи лекаря наместника и подними по тревоге стражу! — рявкнул судья Ди.

Он опустил руку па голову Чао Тая, но выдернуть меч не осмелился. Перед глазами промчался поток бессвязных воспоминаний: первая встреча в лесу, когда он сражался против Чао Тая этим самым мечом; все опасности, что они встречали вместе, плечом к плечу; множество случаев, когда они спасали друг друга…

Ди не помнил, как долго простоял на коленях, глядя на неподвижное лицо друга. Но внезапно почувствовал, что вокруг толпятся люди. Лекарь наместника осматривал рану. После того как он осторожно извлек меч и остановил кровь, судья хрипло спросил:

— Мы можем перенести его на кровать?

Лекарь кивнул и, бросив на судью грустный взгляд, тихо добавил:

— Он все еще держится лишь благодаря редкостной жизненной силе.

Вместе с Тао Ганем и начальником стражи они подняли Чао Тая и тихонько перенесли на постель судьи Ди. Подняв меч, судья Ди приказал начальнику стражи:

— Велите своим людям унести мертвого араба.

Чао Тай открыл глаза. Увидев в руках судьи меч, он со слабой улыбкой выдохнул:

— Благодаря этому мечу мы встретились и благодаря ему же — расстаемся…

Судья поспешно убрал меч в ножны и, положив его на загорелую, покрытую шрамами грудь воина, тихо уронил:

— Дракон дождя останется с тобой, Чао Тай. Я никогда не возьму в руки меч, обагренный кровью моего лучшего друга.

Со счастливой улыбкой тайвэй сложил руки на рукояти меча. Он долго смотрел на судью Ди, потом глаза его помутнели.

Тао Гань обхватил голову друга левой рукой, по его впалым щекам медленно катились слезы.

— Могу я отдать приказ бить «Поступь смерти», господин? — шепотом спросил начальник стражи.

Судья Ди покачал головой:

— Нет. Пусть отбивают «Возвращение с победой». И немедленно.

Судья знаком велел лекарю и страже оставить их одних. Низко склонившись над ложем, они с Тао Ганем пристально вглядывались в бесстрастное лицо друга. Глаза его были закрыты. Немного погодя они заметили, что щеки Чао Тая слегка покраснели, потом по лицу умирающего пробежала судорога, а на лбу выступил пот, дыхание стало прерывистым, из открытого рта сильнее потекла кровь.

— Левое крыло.., вперед! — прохрипел Чао Тай.

Внезапно тишину нарушили гулкие удары большого кожаного барабана на сторожевой башне дворца. Ритм все ускорялся, затем пронзительные голоса труб возвестили о победоносном возвращении воинов.

Чао Тай открыл почти угасшие глаза и стал внимательно слушать. Потом его запекшиеся от крови губы расплылись в блаженной улыбке.

— Битва выиграна! — вдруг совершенно отчетливо выговорил тайвэй.

Затем из груди его вырвался хрип, тело воина дернулось, и улыбка застыла на губах

Уже настала ночь, когда Тао Гань с помощью четырех дознавателей завершил дело об убийстве цензора, весьма ловко скрыв следы того, что произошло в действительности. Тело арабской танцовщицы было тайно доставлено в судебную управу, после чего, уже открыто, перенесено в Цветочную пагоду для сожжения. Приспешников Ляна, даже не подвергнув допросу, передали воинской страже с приказом убить, как только отряд достигнет гор в верховьях реки. Тао Гань едва не валился с ног от усталости, когда наконец подписал от имени судьи Ди и скрепил печатью все необходимые бумаги, поскольку сам судья покинул Кантон сразу после того, как распорядился препроводить тело Чао Тая в столицу. Отбыл он в сопровождении особого отряда воинской стражи. Несколько всадников, скакавших впереди, расчищали путь. В руках они держали окаймленный красной полосой знак, позволяющий без промедления получать свежих лошадей на любой почтовой станции. Это было изматывающее путешествие, но более быстрого способа попасть в столицу не существовало.

Тао Гань покинул судебную управу и велел носильщикам доставить паланкин в усадьбу Ляна. Большой зал ярко освещали многочисленные масляные лампы и фонарики. Тело господина Ляна покоилось на богато украшенных похоронных носилках. Бесконечный людской поток двигался мимо них. Каждый гость зажигал палочку благовоний, отдавая последнюю дань умершему. Почтенный пожилой господин, которого Тао Гань счел дядей усопшего, принимал гостей с помощью престарелого смотрителя дворца.

Тао Гань, хмуро наблюдая за печальной церемонией, вдруг заметил, что рядом стоит господин Яо Тайцай.

— Горестный, горестный день для Кантона! —запричитал господин Яо, однако грустный голос никак не соответствовал лукавому выражению его лица. По всей видимости, торговец прикидывал, какие из дел покойного собрата сможет прибрать к рукам. — Я слышал, ваш начальник уже отбыл, — продолжал Яо. — Знаете, он вроде в чем-то меня подозревал, так как однажды учинил строгий допрос, но, поскольку уехал, больше не вызван меня в суд, я могу считать себя оправданным, не так ли?

Тао Гань бросил на него недобрый взгляд.

— Послушайте, — процедил он, — мне не дозволено обсуждать с посторонними государственные дела, но ради хорошего отношения к вам я, так и быть, открою одну маленькую служебную тайну — вдруг да пригодится? Когда подозреваемого подвешивают на дыбе, ему следует непременно попросить помощника палача вставить меж зубов деревянный клин. А то, знаете, часто бывает так, что от боли несчастный сам себе откусывает язык. Но на вашем месте я бы не слишком беспокоился, господин Яо! Беспокойство еще никого и никогда не спасало! Удачи вам!

Тао Гань повернулся и покинул зал, оставив господина Яо неподвижно стоять с выпученными от ужаса глазами.

Казалось, это небольшое воздаяние придало помощнику судьи сил, и, отпустив паланкин, он пешком добрался до рынка. Спина у Тао Ганя раскалывалась от боли, ноги ныли, но ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Рынок кишмя кишел горластыми кантонцами, и темная улочка на задворках в сравнении с ним показалась Тао еще более пустынной.

Помощник судьи поднялся по узкой лестнице и на мгновение застыл у двери, прислушиваясь. Из-за нее доносился чуть слышный стрекот. Итак, догадка подтвердилась!

• Предыдущая
• 44/45
• Следующая