Королева его сердца - Валентино Донна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая

Созерцавшие ее люди были любопытны, однако недоверчивы и скорее враждебны, нежели осторожны.

Все затаенные надежды Глорианы отступили перед хмурым обликом негостеприимного города. Но чего она ожидала? Что Холбрук встретит ее с распростертыми объятиями и объявит своей почетной гражданкой. Это было бы неплохо, подумала Глори, но что, ее ли нет? Впрочем, она и сама никогда не захотела бы назвать глухой, пыльный городишко своим. Она же просто увяла бы в таком захолустье, превратилась бы в криворотую тетку наподобие Хенни Лаудон.

«А вы займитесь делами», – сказал ей Данте, словно не сомневался в ее способности договориться со всеми этими враждебно настроенными людьми.

Глубоко вздохнув и подняв подбородок на полдюйма, что придавало ей самоуверенный вид – по крайней мере, когда она смотрелась в зеркало, – Глориана зашагала вперед.

Солнце яростно припекало эту необычную землю Аризоны. Данте давно сбросил и свою каску, и стальной нагрудник. Ему казалось странным, что кто-то, кроме рожденных в пустыне неверных, мог жить в этом краю, где пересохшая песчаная земля пышет жаром и где мгновенно сгорают листья любого растения, осмеливающегося проклюнуться через заскорузлую корку.

Будь проклят Джон Ди, загнавший его в страну с такой скверной погодой! Данте старался вызвать в себе воспоминания о ласковом итальянском солнце и холодных горных бризах, глядя сощуренными глазами на дрожавший от знойного воздуха пейзаж и нацеливая пистолет на мишень – очередная стеклянная бутылка разлеталась вдребезги, пополняя осколками уже изрядную кучу битого стекла, накопившегося от предыдущих попаданий.

– Вы прирожденный стрелок, – говорил шериф Оуэне, поощрительно похлопывая Данте по плечу. —

Если вы со своей маленькой леди купите пару таких кольтов, как этот, вам будет не о чем беспокоиться.

Из-за его спины донеслось спокойное возражение:

– Мы не будем покупать никакого оружия. Данте обернулся на это замечание Глорианы. Его охватил прилив гордости, когда он понял, что она наверняка была свидетелем его мастерского владения кольтом, и он с трудом подавил желание снова продемонстрировать свои достижения, разнеся последнюю бутылку, – остававшуюся на слеге изгороди.

– Все ли улажено с делами, Глориана?

– Боюсь, что у меня плохие новости для тебя, Данте, – уклонилась от ответа Глориана.

– Простите меня, – перебил Оуэне, – но будь я проклят, если забуду об одном важном деле. Отнесите пистолет ко мне в офис, когда закончите тренировку. – Шериф Оуэне, словно извиняясь, пожал плечами, кивнул Глориане и широким шагом направился к городку, оставив Данте и Глориану одних.

Данте смотрел на нее изучающим взглядом, отмечая про себя малейшее изменение в ее облике. Он решил, что во всем виновата изнурительная жара. Ему показалось, что ее нежная кожа неестественно бледна. Он был мало знаком с переменчивостью ее настроения, и все же тонкая линия ее губ и подозрительно яркий блеск глаз побудили Данте крепко обнять ее. Но в следующий момент чуткое сердце подсказало ему другое – объятие в эту минуту разрушило бы ее зыбкий покой.

И он просто заметил:

– Мы должны купить оружие. Шериф Оуэне подтверждает все самое худшее из того, что мы уже слышали. Мы едем навстречу опасности.

– Мы не едем в Плезент-Вэлли. – Глориана смотрела на кучу стекла, и ее голос показался Данте таким же невыразительным и лишенным жизни, как эти сверкавшие осколки. – Я передумала. Ты можешь вернуться к своим делам. Найди себе другую работу. Мне не понадобится телохранитель.

Данте понял, что ему не видать зеркала как своих ушей, если он не останется рядом с Глорианой, но промолчал. Он был совершенно уверен в том, что любая попытка разубедить ее лишь укрепила бы Глориану в ее решении.

И в то же время ему хотелось, чтобы эти дивные глаза цвета морской волны посмотрели на него и она заговорила с ним не как с надоедливым поденщиком, в чьих услугах больше не нуждаются, а как с человеком, достойным уважения и доверия. Она же все смотрела и смотрела на груду стеклянных осколков, однако в ее глазах не было ни малейшего намека на завороженность, ни тени сожаления, что все ее планы рухнули.

Тогда он попробовал отвлечь Глориану. Надо сказать, что он пользовался этим приемом в отношении самого себя, когда был моложе и не верил в собственные возможности. Он вспомнил, как уставился на стебли густой травы, в зарослях которой он оказался, когда на каком-то турнире его впервые сбросили с лошади. Он пересчитывал эти стебли снова и снова, моля Бога о том, чтобы исходившая язвительными насмешками, поддразнивавшая его толпа устала от этой забавы и потеряла к нему интерес, прежде чем он поднимется перед нею на ноги. Именно смятение и поражение подсказали ему такой способ самозащиты. Что стряслось с Глорианой за этот последний час, пока его не было рядом?

Пальцы Данте судорожно вцепились в револьвер Оуэнса, и он с перехватившей дыхание неотвратимостью понял, что с радостью застрелил бы всякого, по чьей вине мог бы погаснуть свет в глазах Глорианы.

– Почему? – спросил он, ограничиваясь всего одним словом, чтобы не выставить себя вспыльчивым глупцом.

– Я просто передумала, только и всего.

Нет, тут что-то не так. Женщина, стремившаяся сюда так горячо, теперь поникла, как редкий цветок, пересаженный в новый сад, где недостаточно влаги, чтобы питать его корни. Цветы обладают замечательной энергией восстановления, но мудрый садовник сто раз подумает, прежде чем решится на такое. Крохотный глоток может заставить цветок поднять свою благоухающую головку и подняться во весь рост, тогда как обилие воды может утопить его.

Данте понимал, что настроение Глорианы было необходимо поднять. Но как ни странно, только подлил масла в огонь:

– Значит, Оуэне был прав. Мне не следовало доверять деловые заботы женщине.

Глориана вскинула голову. Глаза ее засверкали, но на этот раз от возмущения. Она протянула руку к сумке на поясе и выхватила из нее сложенный документ, который тут же скомкала, швырнула на землю и втоптала в грязь.

– Я отлично справилась с делами, если хочешь знать. Эти куриные мозги здесь, в Холбруке, решительно все перепутали.

Данте нагнулся и подобрал документ. Это был не совсем пергамент, хотя на гладкой поверхности листа был виден какой-то своеобразный печатный текст, и было очевидно, что документ следовало читать как обычный пергамент. Он потер его между большим и указательным пальцами, пробуя, насколько скользким был неведомый ему материал, и вслушиваясь в его мягкий шелест. Ему доводилось слышать, что такой материал был с одобрением принят писателями и учеными – они назвали его бумагой и говорили, что данное изобретение, сделанное из дерева и тряпок, а не из шкур животных, делает письмо общедоступным. Документ, который он держал в руке, не имел ничего общего ни с деревом, ни с тряпкой, но не был похож на пергамент. Наконец-то он увидел бумагу своими глазами!

Револьверы. Стекло. Бумага. Сокровища настолько обычные, что люди позволяют себе стрелять не целясь, разбивать вдребезги стекло, не задумываясь о его редкости, втаптывать написанное в грязь, не поделившись им с другими. Эта бумага в руке Данте была ощутимым свидетельством времени и места, к которым он не имел отношения. Его рука никогда не должна была почувствовать ни прикосновения этой бумаги, ни рукоятки кольта. Ди зашвырнул его далеко-далеко в будущее, полное таких разных чудес, вместить которые его мозг был не в силах.

Чудеса приводили его в благоговейный трепет, но ни одно из них, впрочем, не было таким волшебным, как эта стройная, дерзкая женщина, изо всех сил старавшаяся спрятать слезы от посторонних глаз. Он чуть подался в сторону, чтобы закрыть от беспощадного солнца свою розу пустыни, не осмеливаясь прикоснуться к ней в ее теперешнем раздраженном состоянии, пусть хоть его тень защитит ее, пока он еще здесь.

Он с трудом оторвал взгляд от созерцания Глорианы, чтобы прочитать документ. Разбирать строгие печатные строки было удивительно легко, но содержание их лишний раз напомнило ему о том, что он совсем не знает ни эту эпоху, ни эту страну.

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая