Экстремальная дама - Валеева Анастасия - Страница 44

• Предыдущая
• 44/65
• Следующая

— Нет, — без должной уверенности ответил он, отводя взгляд в сторону.

— Кассет было две. Хотите, я расскажу, что случилось с женщиной, которая заказала вам эту работенку?

Очкарик вздохнул, демонстрируя, что терпение его тает с каждой секундой, и, овладев к этому времени собой, бросил на Яну ироничный взгляд.

— Ее тяжело ранили. Да вам, наверное, это известно. — Она не отрывала от очкарика своих черных глаз, — а ее мужа убили. Кроме того, погибла девушка, зафиксированная на пленке.

— Послушайте, — со скрытым раздражением ответил Радзиевский, — мало ли что с кем случается. Я-то здесь при чем?

— Значит, вы не отрицаете, что выполняли заказ Санталовой? Помните ее?

— Вы думаете, я помню всех, кто ко мне обращается? — ухмыльнулся Радзиевский. — И вообще, кто дал вам право расспрашивать меня? Вы из милиции? Тогда покажите удостоверение.

— Я не из милиции, но сотрудничаю с органами, — спокойно ответила Яна, предполагая такую реакцию. — Вы передали кассету Оксане Санталовой в ресторане “Золотое плато”. Вас видела официантка, она вспомнила вас, — добавила Яна.

— А что, если я вам скажу, что не знаю никакую Санталову и что никогда не был в этом ресторане? — изобразил на своих губах гаденькую улыбочку Радзиевский.

— У меня есть свидетель, — усмехнулась Яна, — та самая официантка. И потом, я насквозь вас вижу. Я, понимаете ли, немножечко экстрасенс, но даже и экстрасенсом не надо быть, чтобы понять, что вы лжете.

— Уважаемая, — с презрительной ухмылочкой сказал Радзиевский, — мне работать надо, вы, как я понял, не собираетесь делать заказ…

Его маленькие серенькие глазки насмешливо скользнули по Яне, а потом опять уперлись в стену.

— Вы выполняете щекотливые поручения. Это понятно — кому не хочется подзаработать, пусть и подлым путем…

— Только не надо мне читать мораль! — скривился очкарик. — До свидания.

Он хотел было вернуться в комнату, но Яна преградила ему дорогу.

— Вы сделали копию с этой кассеты. Она оказалась в сумке убитой проститутки, подруги Санталова. Зачем вы сделали две копии? Хотели пошантажировать? Но как, спрашиваю я себя, эта копия оказалась в сумке убитой девушки? Кто заказал вам сделать съемку?

— Санталова, — хмыкнул очкарик. — Ну снял я ее муженька, и ладно. Остальное не мое дело.

— Итак, вы признались, что Оксана обращалась к вам…

— И что?

— Кому понадобилась копия? — не отставала Яна.

— Может, она и сделала, я почем знаю? — судорожно рассмеялся Радзиевский, обнажив мелкие желтоватые зубы.

— И подбросила в сумку убитой проститутки? — не унималась Яна.

— Дайте мне пройти, не ставьте себя в смешное положение, — раздраженно выкрикнул очкарик, все-таки потерявший терпение. — У каждого работа, и не надо лирики!

— Что ж, — Яна сделала вид, что смирилась, — тогда будете давать показания в отделе.

— Если потребуется, дам, — Радзиевский отстранил Яну и вошел в комнату.

Некоторое время Яна стояла в холле, озадаченная и разочарованная. Хотя, с другой стороны, у нее был повод испытывать что-то похожее на то чувство, которое испытывает охотник, который упустил зверя, но вычислил, где его логово. Радзиевский что-то скрывает — в этом она не сомневалась. Не исключено, что он был заодно с тем парнем, который выбросился из окна. Но как ей разговорить его? Деньги — она уже поняла это — тут не помогут. И все-таки она могла себя поздравить: этот очкарик был той ниточкой, которая приведет ее к разгадке. Нет, здесь не простой шантаж… Здесь более крупная игра — это Яна чувствовала в глубине своей души.

Решение пришло через несколько минут. Она подождет очкарика на улице, вернее, где-нибудь в кафе или баре. Потом проследит за ним, узнает, где он живет. Возможно, встревоженный ее появлением, он захочет встретиться с кем-то из своих приятелей.

На улице ее ждала преданная Джемма. Яна взяла поводок и направилась к небольшому кафе, похожему своим запыленным фасадом больше на дешевую забегаловку. Это была обыкновенная распивочная. У прилавка толпились мужики; другие, рассевшись за белыми пластиковыми столами, поглощали пиво. Двое парней с видом опустившихся забулдыг употребляли водку, запивая ее пивом из пластиковых стаканов. Их отечные помятые физиономии говорили о реках спиртного, о страшном запое, о тяжелых приступах утренней абстиненции. Засаленные куртки, неухоженные волосы, пустые глаза. К ним подсел только что отоварившийся толстяк, судя по всему, их приятель. Он имел более благообразную наружность, но и его лицо хранило неизгладимую печать, отметину перманентного пьянства.

Когда толстяк водрузил на стол полный стакан водки и пластиковую тарелочку с селедочным бутербродом, глаза парня, сидящего спиной к окну, заблестели: он явно надеялся, что толстяк с ним поделится. Тот в самом деле плеснул в пустой пластиковый стакан парня граммов пятьдесят, и полилась пьяная сентиментальная беседа. Яна поморщилась. В кафе пахло пивом, соленой рыбой и перегаром. Не то что пахло, шибало в нос. Яна взяла стакан пива и присела к столу, за которым сидела забавная парочка алкоголиков: пожилые мужчина и женщина. У него было хмурое, искаженное презрительной гримасой лицо морского волка, дамочка ярко накрашена. И Яне вспомнила кричащие панно Тулуз-Лотрека. Мужчина и женщина с любопытством покосились на нее — Яна не производила впечатления завсегдатая подобных заведений.

Джемма скучала на улице. Яна посмотрела на часы: кто его знает, когда закончится трудовой день Радзиевского. В кафе она провела около часа. Потом, не в силах больше находиться в этой клоаке, вышла на свежий воздух и принялась мерить шагами унылый тротуар. Минут через тридцать присела на лавочку в больничном сквере. Джемма следовала за хозяйкой, словно тень. Яна обозревала пустынную, производящую жалкое впечатление аллейку парка. Ветер протяжно завывал в голых кронах деревьев, зябнущие птицы скакали по земле, по веткам, доверчиво приближались к скамейке, на которой сидела Яна. Джемма у ее ног превратилась в изваяние.

Яна достала из кармана колоду карт: она хотела заглянуть в прошлое. Выбрав соответствующую карту, она накрыла ее ладонью, не надеясь, что ей повезет. Ветви над головой исходили в долгом стоне, птичий речитатив дробил холодный сизый воздух; в нем, этом речитативе, была какая-то бессмысленная торопливость, что-то завораживающе механическое, так же, впрочем, как и в скаканий пернатых. Яна прикрыла веки, стремясь абстрагироваться от этого невзрачного пейзажа. Сначала ее зрачки растворились во тьме, как это не раз бывало, потом перед ней возникли бледно-желтые круги, напоминавшие паутину, — они переплетались, наслаивались друг на друга, вытягивались, пульсировали. Вскоре желтая сеть начала ползти к полюсам, обнажая сероватую круглую поверхность.

• Предыдущая
• 44/65
• Следующая