Разная любовь, разная смерть - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 37

• Предыдущая
• 37/38
• Следующая

Кто она — выдавали ее глаза: черные, горящие, безумные. Она смотрела прямо перед собой зорким ястребиным взглядом, но за ним таился туман болезненных сомнений. Подобные глаза помнились мне долго, с тех пор, когда я только начинал служить в полиции и был патрульным. Я повидал немало на своем веку таких глаз и таких постоянных обитателей психушек или людей, которые живут дома, но всю свою взрослую жизнь проводят, наведываясь в клиники для душевнобольных, консультируются, лечатся. Какой-то отрезок времени их мозг функционирует нормально, а затем — внезапно или медленно накапливаясь — вдруг случается срыв, и разум скатывается в бездну, в пропасть. Я помню, как время от времени меня вызывали к таким людям, когда у них неожиданно возникала потребность снова отправиться в лечебницу. Иногда они, съежившись, забивались в угол, иногда покорно и тихо ждали в гостиной, сидя рядом с собранными сумками, иногда прятались в темные шкафы, глядя оттуда горящими глазами на мир, слишком сложный для их потерянного разума.

Я давно предполагал, что это она. Но, ни разу не встретившись с ней, не был точно уверен. Поэтому мне хотелось сначала послушать ее брата, Доннера. Однако так получилось даже лучше. Она сама пришла к нам в гостиную.

— Добрый вечер, миссис Рембек, — поздоровался я. — Очень сожалею, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах.

— Пора с этим кончать, — просто сказала она. — И так все слишком затянулось. — Она с легкой извиняющейся улыбкой взглянула на брата:

— Прости, Фрэнк, но все кончено.

— Вы подслушивали, когда Фрэнк разговаривал со своей женой, так ведь? — догадался я.

— Я всегда слушаю, — проговорила она. — Никто не знает, но я слушаю. Я все знаю. Я слышала, как Этель рассказывала вам, что и где она хранит. Я все слышала.

В данный момент ее речь была совершенно осмысленной, лишь очень чуткое ухо могло уловить в ее голосе диковатые интонации. И все же я почувствовал, в каком она огромном напряжении и чего стоит ей держать себя под контролем.

— Если не хотите сейчас про это говорить, миссис Рембек, не говорите, — предложил я.

Однако ей нужно было выговориться. И она продолжила:

— Эрни думает, что от меня можно скрыться, но у него это никогда не получалось. Я всегда слышала, как он разговаривал по телефону с женщинами и как договаривался с Сэмом Голдбергом о разводе.

— Это невозможно! — в ужасе выкрикнул Рембек.

— Сядь, Эрни! — приказал Керриган, и впервые в его голосе послышались стальные нотки стоящей у него за спиной корпорации. — Сядь и заткнись!

— Извините, миссис Рембек, — обратился я к ней. — Вы поэтому перебрались сюда, к своему брату? Потому что знали про готовящийся развод?

— Я не могла там больше оставаться. — Ее голос задрожал от унизительных воспоминаний. — Все время играть, притворяться, делать вид, будто я слепая и глухая. Нет, я так больше не могла. — Она вдруг обвела комнату беглым испуганным взглядом, словно пойманное в ловушку животное, но сдержалась и лишь сказала:

— Можно, я присяду?

Фрэнк Доннер и Керриган оба кинулись к ней со стульями. С извиняющейся улыбкой она поблагодарила Керригана и опустилась на стул, предложенный ей братом, который, наклонившись, встал у нее за спиной, когда она села. Не отходя от нее, Доннер, сверкнув глазами, предупредил меня:

— Вы не имеете права этим воспользоваться. Она невменяема. Вы сами знаете. — Он выглядел несколько комично — в футболке и домашних тапочках, с покрасневшими от гнева, стыда и возмущения лицом и шеей и с молотком, про который, он, видимо, совсем позабыв, продолжал держать в правой руке. Его сестра взяла его свободную руку со словами:

— Фрэнк, прошу тебя, дай мне договорить. Я себя нормально чувствую.

И тут я вдруг понял, что сыт всем этим по горло. Разгадав все обманы, распутав ложные следы, пробравшись через интриги, насилие и кровопролитие, я оказался лицом к лицу с больной, несчастной и одинокой женщиной. Из всех, с кем я встречался в ходе следствия, эта женщина была наименее похожа на преступницу и наиболее достойна сострадания; из всех она внушала наименьшие опасения, но именно она оказалась той добычей, за которой я охотился.

— Нет, хватит, — вмешался я. — Хватит, миссис Рембек. Если угодно, расскажите вашу историю полиции, а я обойдусь. — Повернувшись к Рембеку, я показал рукой на его жену и сказал:

— Вот она. Вы поручили мне найти ее, и я ее нашел. Теперь поступайте с ней, как сочтете нужным.

Я хотел было еще кое-что добавить, приоткрыть ему хоть часть правды о Рите Касл, сообщить факты, поведанные мне Тедом Квигли, но потом решил промолчать. Рембек вперил в жену горящий взгляд, словно в первый раз в жизни ее увидел. Преподнести ему жестокую правду сразу об обеих женщинах было бы слишком немилосердно.

Я подошел к телефону, снял трубку и начал набирать номер. Доннер крикнул:

— Куда вы, черт возьми, звоните?

— В полицию, — ответил я, поворачивая к нему лицо.

— Вы не смеете трогать Элеонору, — грозно произнес он. — Она невменяема. Она все это выдумала, с начала и до конца.

— Я не по поводу Элеоноры собираюсь звонить, — сказал я, — а по поводу вас. Осталось еще убийство Микки Хансела — оно на вашей совести. Вы-то вменяемы и ответите по закону.

Плотину прорвало. Фрэнк Доннер с налившимся кровью лицом поднял руку, в которой держал молоток, и с рычанием кинулся ко мне через всю гостиную.

Я действовал на “автопилоте”. Моя рука мгновенно выпустила телефонную трубку и, потянувшись назад, откинула полу пиджака, сомкнулась на рукоятке револьвера, который я тут же выставил вперед, одновременно отклоняясь влево; все эти движения я усвоил еще во время учебы и с тех пор повторял их так часто, что теперь выполнил их машинально. Когда Доннер бросился на меня, размахивая молотком, я достал кольт и дважды выстрелил ему в голову.

Расспросы продолжались последующие два дня. У меня несколько раз брали показания, записывая их как на магнитофон, так и при помощи стенографиста.

Остальных тоже допрашивали: Рембека, его жену и миссис Доннер. Керриган попросил разрешения исчезнуть со сцены до того, как я позвоню в полицию, и у меня не было причин ему отказывать.

Разговор — хорошее лекарство от горя, поэтому, в отличие от Рембека, которому никакого обвинения предъявлено не было и который без крайней необходимости рта не раскрывал, обе женщины тараторили наперебой, бросившись объяснять, что случилось и почему. Подтвердились мои предположения и о том, как Доннеру удалось убедить Риту взять деньги и скрыться в Пенсильвании и какими мотивами он при этом руководствовался. Миссис Рембек настойчиво утверждала, что отправилась к Рите Касл — после того как узнала из подслушанного в доме Доннеров разговора о местонахождении Риты — не для того, чтобы убить ее, а чтобы просто поговорить, в надежде добиться от Риты обещания в будущем держаться подальше от Рембека. Она захватила с собой взятый у брата пистолет — незаряженный, только чтобы припугнуть Риту, если понадобится. Рита, однако, оказалась не из трусливых, а миссис Рембек случайно проговорилась, что с ее побегом все подстроил Фрэнк Доннер. После этого Рита намеренно повела себя с нарочитой жестокостью. Она только что приняла душ и, сбросив банный халат, стала переодеваться прямо на глазах миссис Рембек, “наглядно демонстрируя, какая между нами разница”, по словам последней. Вот тогда-то миссис Рембек и ударила ее изо всех сил рукояткой пистолета, присовокупив к смертельному удару свою долго сдерживаемую ненависть. Возвращаясь обратно в Нью-Йорк, она по дороге выбросила пистолет и ключ от бунгало Риты с истон-филлинсбургского моста в реку Делавер.

В одном показания двух женщин расходились: миссис Рембек утверждала, что о ее поступке не знала ни одна живая душа, а миссис Доннер настаивала, что ей, во всяком случае, с самого начала все было ясно. Убедиться, знал ли правду сам Фрэнк Доннер, уже не представлялось возможным, хотя он, наверное, по меньшей мере подозревал, как обстояло дело.

• Предыдущая
• 37/38
• Следующая