Лазутчик в цветнике - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 7

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая

— Нет! — встрял я. — Ты все перепутаешь. Ступай лучше завари Мюррею чашку чаю. А я тем временем все ему расскажу.

— Вот и прекрасно, — решил Мюррей. Он уселся в плетеное кресло, поставил на пол свой чемоданчик, убрал трубку в карман пиджака, закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и велел:

— Рассказывай.

Я рассказал. Во всех подробностях, да еще с жестикуляцией. Когда я умолк и сложил руки, Мюррей отпил глоточек чаю, принесенного Анджелой, задумчиво уставился в пространство и, наконец, изрек:

— Тэк-с-с-с…

— Тэк-с-с-с? — переспросил я. — Что тэк-с-с-с?

— Мне кажется, — медленно и негромко ответил он, — что ты упустил из виду одно или два важных обстоятельства. Например, что тебе сказал Юстэли, когда ты заявил о своей возможной неявке на сегодняшнее сборище?

— Я спросил: «А если я не приду?», и он ответил: «Тогда я пойму, что вы приняли определенное решение». И что из этого?

— Больше он ничего не говорил?

— Я передал все слово в слово. Или почти дословно.

— Какое у него было лицо, когда он говорил тебе все это? Серьезное? Сердитое? Как он выглядел?

— Он улыбался, — ответил я, вспомнив средиземноморскую улыбку Юстэли, и тут до меня начало доходить, что имеет в виду Мюррей.

— Он улыбался, — повторил мой адвокат. — Что это была за улыбка, Джин? Веселая? Приветливая?

— Больше похоже на улыбочку Сидни Гринстрита, — ответил я.

Мюррей одарил меня ухмылкой а-ля Питер Лорр, как бы говоря: «Ага, понятно», и спросил:

— И что же, эта его улыбочка не навела тебя ни на какие мысли?

— Тогда — нет, — признался я. — Но сейчас я начинаю задумываться.

— О чем, Джин? — спросила Анджела. — О чем?

— Мюррей считает, что Юстэли, возможно, попытается меня убить, — ответил я ей.

— Убить Джина? — повторила Анджела. — Зачем?

— Если Джин не пойдет на сегодняшнее собрание, — пустился в объяснения Мюррей, — значит, для них он так и останется человеком со стороны, но… Но он располагает сведениями, предназначенными для очень узкого круга лиц. Если Юстэли и его шайка — и впрямь те, за кого мы их принимаем, они решат, что Джин — их враг, опасный враг, который что-то знает и может проболтаться.

— Но ведь проболтаться он может и сейчас, — возразила Анджела. — Разве они могут знать наверняка, что убьют Джина до того, как он проболтается?

— Вряд ли сегодня кто-нибудь поверит ему, — сказал Мюррей. — Скорее всего, власти начнут прислушиваться к словам Джина, только когда Юстэли и его кодло примутся устраивать погромы и бесчинства. Вот почему, с их точки зрения, разумнее всего сперва убрать Джина, а уж потом приступать к действиям.

— Простите, что вмешиваюсь, — сказал я, — но Джин находится здесь, в этой комнате. Вот он я. Не надо говорить обо мне так, будто меня здесь нет.

Анджела и Мюррей одарили меня снисходительными улыбками. Потом Анджела спросила Мюррея:

— Ну и что ему делать?

— Еще раз попытаться убедить ФБР в своей правоте, — он взглянул на часы и добавил: — Заскочу на обратном пути. Примерно в половине шестого.

Мюррей подхватил свой чемоданчик, сунул в рот трубку (кстати сказать, я ни разу не видел, чтобы она дымилась) и встал.

— Позвони в ФБР, — посоветовал он мне. — Пусти в ход все свое красноречие, Джин, тебе его не занимать.

— Знаю, знаю.

— Не выходи из себя, когда будешь разговаривать с ними.

— Я никогда не выхожу из себя, — похвастался я.

Мюррей опять снисходительно улыбнулся. Вот ведь гаденыш!

— Совершенно верно, — сказал он. — Как называлась организация, о которой говорил этот парень из ФБР? Вроде почти как твоя.

— Всемирный союз борьбы за гражданскую независимость.

— Точно. Я попробую навести справки, если удастся. Увидимся в половине шестого.

— Хорошо, — ответил я.

Уже в прихожей Мюррей повторил:

— Только непременно позвони в ФБР.

— Позвоню, позвоню.

— Прекрасно. Пока, Анджела.

— Пока, Мюррей.

Я закрыл дверь и снова отправился в другой конец гостиной, к телефону. Анджела спросила, намерен ли я позвонить в ФБР, и я, изо всех сил сдерживая себя, ответил, что да, намерен. Сняв трубку, я набрал одну цифру, дабы прервать длинный гудок, и произнес:

— Эй, вы там, в подвале, слышите меня?

Никто не откликнулся, да я на это и не очень надеялся. Вопервых, даже зная, что человек в подвале (назовем его В) слышит каждое слово, произнесенное мною в трубку, я был вовсе не уверен в том, что оборудование позволяет ему самому вступать в разговор. Но даже если и позволяет (это уже во-вторых, в добавление к упомянутому мною «во-первых»), вряд ли он захочет подать голос, поскольку это приведет к проколу в столь горячо любимой ФБР системе безопасности.

Во всяком случае, я знал, что В там, и отсутствие отклика не обескуражило меня.

— Мне нужен сотрудник ФБР, — заявил я. — Хочу сообщить о террористическом заговоре. Пришлите ко мне вашего человека.

В по-прежнему не отвечал. Я подождал несколько секунд и повторил:

— Пришлите ко мне вашего сотрудника. Ну вот, — добавил я, положив трубку, — это должно подействовать.

— А они там не взбесятся оттого, что ты звонишь им таким образом? — спросила Анджела.

— Этот парень в подвале — единственный известный мне федик.

— Ну что ж, — Анджела улыбнулась, потирая руки. — Ладно, займемся станком…

— Потом, потом, — ответил я. — Забудь о нем, будто его и вовсе нет.

Дело в том, что больше всего я боюсь взбеситься и прибегнуть к непечатным выражениям при описании этого страшного треугольника: дерзостный печатный станок, Анджела и я. Анджела вечно возится под капотом своего «мерседеса», разбирает и собирает радиоприемники, и она — единственный человек на свете, способный заставить мой печатный станок прекратить дурачества и исправно исполнять свое предназначение. А. ведь эта задачка кого хочешь сведет с ума!

Особенно сейчас, когда весь мир, похоже, сговорился, чтобы напакостить мне. Поэтому я сменил тему, спросив:

— Ну а как твои дела? Что еще придумал предок?

Но это не помогло.

— Потом поговорим, — заявила Анджела, стягивая свой желтый свитер. — Принеси мой рабочий халат.

Ну что за девушка. Под канареечным свитером был только бюстгальтер, красный, как китайский фонарик. Разве можно злиться на девушку, которая носит под свитером канареечного цвета бюстгальтер цвета китайского фонарика? Нет, такая девушка не может быть совсем уж никчемной.

Я беспомощно пожал плечами, сказал: «Как хочешь» — и пошел в прихожую, чтобы достать из шкафа ее рабочий халат.

Вообще-то халат этот вовсе не был рабочим. Он начинал свою карьеру как махровый купальный халат, разрисованный оранжевыми и розовыми цветами, столь присущими палитре Гогена, но теперь он был так заляпан чернилами всевозможных оттенков, что выглядел скорее как творение поп-арта, забракованное на всех выставках. Я принес Анджеле это провальное произведение, и она втиснулась в него, проделав ряд телодвижений, которые навели меня на дурацкие мыслишки.

— Послушай, — сказал я, — может, разложить диван-кровать?

— Потом, — ответила Анджела. — Где инструменты?

— Там же, где и станок. Но разве нельзя с этим подождать? Слушай, я разложу диван, а?

— Только после беседы с человеком из ФБР, — отрезала Анджела и решительно потопала в спальню.

— Выходи из спальни! — заорал я. — Я хочу заняться любовью!

— Потом, потом, потом, — холодно ответила Анджела, и я услышал бряцание инструментов.

Вот ведь чертова баба.

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая