Колеса фортуны - Уэллс Герберт Джордж - Страница 27

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая

А теперь вернемся к трем предприимчивым кавалерам — Уиджери, Дэнглу и Фиппсу — и к прекрасной даме по имени Томас Плантагенет, которую они вызволяют из беды и которая, как утверждают газеты, известна в обществе под именем миссис Милтон. Если мне не изменяет память, мы оставили их на станции в Мидхерсте, где они в волнении ожидали поезда на Чичестер. Вся спасательная экспедиция была исполнена сознания, что миссис Милтон стойко выносит почти неодолимое горе. Три джентльмена превосходили один другого в выражении сочувствия; они внимательно, почти даже нежно опекали ее. Грузный Уиджери теребил ус и смотрел на нее карими, по-собачьи преданными глазами, в которых отражались все его невысказанные чувства; стройный Дэнгл тоже теребил ус и старался выразить, что мог, своими серыми холодными глазами. У Фиппса, к несчастью, не было усов, которые он мог бы теребить, поэтому он, скрестив руки на груди, бодрым, безразличным тоном храбро разглагольствовал о железнодорожном сообщении между Лондоном, Брайтоном и Южным побережьем, чтобы хоть немного отвлечь бедную женщину от ее печальных мыслей. Даже миссис Милтон прониклась их возвышенной скорбью и постаралась показать это разными тонкими, имеющимися в распоряжении женщин способами.

— Ничего нельзя предпринять, пока мы не доберемся до Чичестера, — сказал Дэнгл. — Ничего.

— Ничего, — подтвердил Уиджери и добавил ей на ухо: — Вы сегодня почти совсем не кушали.

— Эти поезда всегда опаздывают, — сказал Фиппс, поглаживая пальцами край воротничка.

Дэнгл, надо вам сказать, будучи помощником редактора и обозревателем, чрезвычайно гордился своей интеллектуальной дружбой с Томасом Плантагенетом. Толстяк Уиджери, директор банка и хороший игрок в гольф, свое отношение к миссис Милтон воспринимал не иначе, как в духе прелестной старинной песенки: «Дуглас, Дуглас, нежный, верный…» Дело в том, что звали его Дуглас — Дуглас Уиджери. А Фиппс — Фиппс был еще студентом-медиком, и он считал, что положил к ее ногам свое сердце, сердце светского человека. Она же была по-своему милостива ко всем троим и настаивала на том, чтобы они оставались друзьями, несмотря на их несказанно критическое отношение друг к другу. Дэнгл считал Уиджери обывателем, крайне примитивно понимавшим достоинства «Высвобожденной души», а Уиджери считал, что Дэнглу не хватает гуманности и что он неискренен: готов покривить душой ради красного словца. Оба — и Дэнгл и Уиджери — считали Фиппса молокососом, а Фиппс считал Дэнгла и Уиджери неотесанными хамами.

— Они должны были приехать в Чичестер к обеду, — сказал Дэнгл в поезде. — Может быть, немного позже. Во всяком случае, по дороге им негде пообедать. Как только мы туда приедем, Фиппсу придется обойти гостиницы и узнать, не обедала ли там девушка, похожая по описанию на нее…

— Я-то обойду, — сказал Фиппс. — И даже весьма охотно. А вы с Уиджери, насколько я понимаю, будете болтаться…

Он увидел страдание на кротком лице миссис Милтон и не закончил фразы.

— Нет, — сказал Дэнгл, — мы не будем болтаться, как вы изволили выразиться. В Чичестере всего два места, куда могут пойти туристы, — это собор и превосходный музей. Я наведу справки в соборе, а Уиджери…

— В музее. Отлично. А потом я еще кое-что предприму, — сказал Уиджери.

Прежде всего они торжественно проводили миссис Милтон в «Красную гостиницу», устроили ее там и заказали ей чаю.

— Вы так добры ко мне, — сказала она. — Вы все.

Они ответили, что это пустяки, и отправились на поиски. К шести часам они вернулись, несколько поостывшие в своем рвении, без всяких новостей. Уиджери пришел вместе с Дэнглом. Фиппс вернулся последним.

— Вы совершенно уверены, — спросил Уиджери, — в правильности ваших предположений?

— Совершенно уверен, — кратко ответил Дэнгл.

— Но ведь ничто не мешает им, — сказал Уиджери, — выехав из Мидхерста по Чичестерской дороге, в любую минуту изменить свои планы.

— Мешает, дорогой мой! Вот именно мешает. Неужели вы считаете, что у меня не хватило сообразительности подумать о перекрестках! Напрасно. Но на этой дороге нет ни одного перекрестка, который мог бы побудить их изменить маршрут. Могли они свернуть сюда? Нет. А туда? Тоже нет. В мире куда больше неизбежного, чем можно себе представить.

— Сейчас посмотрим, — сказал Уиджери, стоя у окна. — Вот идет Фиппс. Что касается меня…

— Фиппс! — воскликнула миссис Милтон. — Он спешит? Какой у него вид? — Она порывисто поднялась, кусая дрожащие губы, и подошла к окну.

— Никаких новостей, — сказал Фиппс, входя.

— Ах! — вздохнул Уиджери.

— Никаких? — переспросил Дэнгл.

— Видите ли, — сказал Фиппс. — Тут один тип рассказывал какую-то странную историю про человека в велосипедном костюме, который вчера около этого времени ходил здесь и спрашивал о том же.

— О чем же? — спросила миссис Милтон, стоявшая в тени у окна. Она говорила тихо, почти шепотом.

— Как о чем? «Не видели ли вы молодой особы в сером велосипедном костюме?»

Дэнгл прикусил нижнюю губу.

— Что? — воскликнул он. — Вчера! Какой-то человек расспрашивал о ней вчера! Что это значит?

— Бог его знает, — сказал Фиппс, устало опускаясь на стул. — Можете сделать из этого соответствующие умозаключения.

— А что это был за человек? — спросил Дэнгл.

— Откуда я знаю? Тот тип сказал, что он был в велосипедном костюме.

— Ну, а рост? Телосложение?

— Я не спросил, — сказал Фиппс.

— Не спросил! Это же глупо! — воскликнул Дэнгл.

— Спросите его сами, — сказал Фиппс. — Это конюх из «Белого оленя» — такой приземистый, плотный малый с красным лицом и грубыми манерами. Стоит у ворот. Видно, навеселе: от него так и несет виски. Пойдите и спросите его.

— Конечно, пойду, — сказал Дэнгл, снимая соломенную шляпу со стеклянного колпака, под которым на шифоньерке стояло чучело птицы, и направляясь к двери. — Следовало бы мне раньше об этом подумать.

Фиппс открыл было рот и снова его закрыл.

— Вы, несомненно, устали, мистер Фиппс, — успокоительным тоном произнесла миссис Милтон. — Я позвоню, чтобы вам принесли чаю. Хорошо?

Тут Фиппсу стало ясно, что он, как рыцарь, допустил промах.

— Меня немного разозлило, что он погнал меня выполнять его поручение, — сказал он. — Но я готов сделать в сто раз больше, лишь бы это помогло вам найти ее. — Пауза. — Я в самом деле выпил бы чашку чаю.

— Я не хочу вас напрасно обнадеживать, — сказал Уиджери. — Но я не верю, что они вообще были в Чичестере. Дэнгл, конечно, очень умный малый, но порой его умозаключения…

— Вот так так! — сказал вдруг Фиппс.

— Что такое? — спросила миссис Милтон.

— Совсем забыл. Выйдя отсюда, я обошел все гостиницы и даже не подумал… Ну, ничего. Сейчас спросим, когда придет слуга.

— Вы имеете в виду…

Раздался стук в дверь, и она отворилась.

— Чаю, мэм? Слушаюсь, мэм, — сказал слуга.

— Постойте, — окликнул его Фиппс. — Скажите, молодая особа в сером, на велосипеде…

— Останавливалась ли здесь вчера? Да, сэр. Ночевала. С братом, сэр, — молодым джентльменом.

— С братом! — тихо повторила миссис Милтон. — Слава богу!

Слуга взглянул на нее и все понял.

— С молодым джентльменом, сэр, — сказал он, — очень щедрым. По фамилии Бомонт.

После этого он рассказал еще несколько малосущественных подробностей, а Уиджери допросил его с пристрастием о планах молодых людей.

— Хейвант! Где же это находится? — спросил Фиппс. — Я, кажется, слышал это название.

— Тот человек был высокого роста? — тем временем продолжала допрос миссис Милтон. — Благородной осанки? С длинными светлыми усами? И говорит, растягивая слова?

— Хм, — сказал слуга и задумался. — Усы у него, мэм, пожалуй, не такие уж и длинные, как будто только пробиваются: он ведь молодой.

— Лет тридцати пяти, так?

— Нет, мэм. Скорее двадцати пяти. А то и меньше.

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая