Билби - Уэллс Герберт Джордж - Страница 46
- Предыдущая
- 46/50
- Следующая
Оба умолкли одновременно.
— Ты всегда так невнятно говоришь, — пожаловался лорд Чикни. — Так кто это?
— Я думал, вы поняли. Лорд Магеридж.
— Лорд… лорд Магеридж! Но, дорогой мой! Как же это?
— Я думал, вы поняли, дядюшка.
— Но ведь не думает же он на ней жениться! Вздор, не может быть! Да ему же не меньше шестидесяти!
С минуту капитан Дуглас смотрел на генерала глазами, полными отчаяния. Потом подошел ближе, возвысил голос и заговорил медленнее и отчетливей:
— Мне кажется, вы не совсем понимаете, в чем дело, дядюшка. Я говорю об этой истории в Шонтсе, в прошлое воскресенье.
— Дорогой мой мальчик, прежде всего вовсе незачем так кричать. Перестань только мямлить и проглатывать окончания слов… и постарайся объяснить мне все толком и подряд. Кто такой Шонтс? Какой-нибудь пэр из либералов? Я, кажется, где-то слышал это имя…
— Дядюшка, Шонтс — это имение Лэкстонов; ну вы же знаете — Люси…
— Крошка Люси? Помню, как же. На затылке такая масса локонов. Вышла замуж за молочника. Но при чем здесь она, Алан? Что-то уж очень все запутывается… Но в том-то и беда с этими проклятыми любовными историями — чем дальше, тем сложнее, как спутанный клубок.
А теперь, значит, ты взялся за ум и хочешь из этой истории выпутаться?
Капитан Дуглас весь побагровел, он изо всех сил карался не потерять самообладание и при этом говорить предельно ясно и понятно. Его бросило в жар, волосы сбились, как пакля, и на лбу мелкими каплями выступил пот.
— В прошлую субботу и воскресенье я был в Шонтсе, — сказал он наконец. — Там был и лорд Магеридж. Он почему-то вбил себе в голову, что я над ним насмехаюсь.
— Ну и правильно, мой мальчик, раз он вздумал волочиться за девицами. В его-то годы! Чего же еще он мог ожидать?
— Он не волочился.
— Это уж тонкости. Тонкости. Ладно… продолжай.
— Он вбил себе в голову, что я избрал его мишенью для скверных шуток. Спутал меня с Эриком. В общем, получился огромный скандал. Мне пришлось уехать, другого выхода не было. Он обвинил меня во всех смертных грехах…
Капитан Дуглас вдруг умолк. Дядюшка больше не слушал, просто не обращал на него никакого внимания. Разговаривая, они подошли к окну, и теперь генерал с живейшим интересом разглядывал стоящий у крыльца мотоцикл и сидящего в прицепе Билби, и взгляд у него становился все более многозначительным и понимающим. Капитан оставил мальчишку в прицепе, и он послушно сидел там и терпеливо ждал следующего шага своего покровителя, который избавит его наконец от страшного обвинения в краже со взломом. Вид у него был усталый и потрепанный, прицеп тоже был потрепанный да еще и старый, и оба они выглядели очень странно рядом с блестящим новеньким мотоциклом. Их вид привлек внимание рослого полицейского; он остановился в сторонке и задумчиво взирал на эту картину, пытаясь понять, что значит это странное сочетание. Билби на полицейского не смотрел. Он свято верил в капитана Дугласа и был убежден, что очень скоро избавится от ужасных воспоминаний о мертвом старике и о своем коротком и невольном пребывании в преступном мире; однако пока он еще не находил в себе мужества посмотреть полицейскому прямо в глаза, чтобы заставить его отвернуться…
Полицейский почти совсем загородил Билби от стоявших у окна…
В простых сердцах не иссякает романтика. Ни годам, ни привычкам не истребить полета романтической фантазии. Как бы мы ни старались, фантазия, точно ракета, вырывается из сетей унылой благонамеренности, опрокидывает самые трезвые и разумные планы светского человека и с треском взмывает ввысь, прочь от покоя и безопасности. Так случилось и со старым генералом. Для него исчезло все, кроме зрелища, открывшегося его глазам за окном. Мир вдруг засверкал ошеломляющим и восхитительным предчувствием необычайного. Старик весь вспыхнул истинно романтическим волнением. Он схватил племянника за руку. Он указывал пальцем. Его землистые щеки порозовели.
— Неужели это… известная нам леди… переодетая мальчиком? — спросил он, чуть не дрожа от восторга и восхищения.
Тут капитан Дуглас ясно понял, что если он хочет все-таки сегодня попасть к лорду Магериджу, то надо сейчас же прибрать дядюшку к рукам. Уже не пытаясь делать вид, что говорит тихо, он заорал во всю глотку:
— Это мальчик! Это мой свидетель. Очень важно отвезти его к Магериджу, чтобы он рассказал, как было дело.
— Что рассказал? — изумился старый воин, пощипывая усы и все еще глядя на Билби с подозрением…
Прошло ровно полчаса, прежде чем удалось убедить лорда Чикни поднять телефонную трубку, но даже и тогда он весьма смутно представлял себе суть дела. Капитан Дуглас растолковал ему почти все, что произошло, но генерал никак не мог примириться с мыслью, что все это не имеет никакого отношения к Мадлен. Капитан снова и снова объяснял ему, что она тут совершенно ни при чем, но генерал всякий раз с самым понимающим и благожелательным видом хлопал его по плечу и повторял:
— Я понимаю, мой мальчик, я все прекрасно понимаю. Порядочный человек никогда не выдаст женщину. Ни в коем случае!
Наконец они двинулись в путь, как в тумане — речь идет о состоянии умов, ибо солнце в тот день ослепительно сияло; но на Порт-стрит мотор мотоцикла слегка закапризничал, и коляска генерала первой прибыла на Тенби Литл-стрит, так что у него было добрых пять минут, чтобы тактично и осторожно подготовить лорда-канцлера к появлению на сцене мотоцикла с прицепом…
В то утро Кэндлер особенно тщательно упаковывал вещи для воскресного отдыха в Талливер Эбби. После катастрофы в Шонтсе хозяин приехал усталый, явно постаревший и невероятно злой; и теперь Кэндлер надеялся, что Талливер Эбби поможет ему прийти в себя. Только бы ничего не забыть; все от начала до конца должно идти как по маслу, без сучка, без задоринки, иначе милорд, пожалуй, еще возненавидит подобные поездки, а для Кэндлера они были отличным отдыхом и приятным разнообразием, особенно в томительные дни парламентских сессий. Дом в Талливер Эбби был настолько же хорош, насколько плох Шонтс; леди Чексаммингтон железной рукой в бархатной перчатке управляла штатом на редкость вышколенной прислуги. Кроме того, там соберутся сливки общества, — может быть, мистер Ившем, чета Луперс, леди Частен, Андреас Дориа и мистер Пернамбуко — все люди великие, мягкие и обходительные, и каждый — чистейший бриллиант в своем роде: среди них лорд Магеридж будет чувствовать себя спокойно и уверенно, ум его будет бодр и деятелен, и ничто не нарушит там его душевного равновесия. И сейчас Кэндлер изо всех сил старался запихнуть необходимые хозяину книги и бумаги в чемодан или в маленький саквояж. А то лорд-канцлер привык в последнюю минуту все хватать и таскать под мышкой, и из-за этого приходится всегда быть начеку и ухитряться куда-то все-таки засунуть все вещи, а это всегда стоит и хозяину и слуге немалого напряжения и волнения.
Лорд Магеридж встал в половине одиннадцатого — накануне он поздно засиделся за оживленным спором в обществе последователей Аристотеля — и съел только легкий завтрак: отбивную котлету и кофе. Потом что-то разозлило его, что-то из утренней почты. Кэндлер не мог понять, что это было, но подозревал, что новый памфлет доктора Шиллера. Отбивная тут была ни при чем, лорду Магериджу всегда удивительно везло с отбивными. Кэндлер после завтрака просмотрел все конверты и письма, но не нашел в них никакого объяснения, а потом заметил в корзине для бумаг разорванный номер журнала «Майнд».
— Я как раз выходил из комнаты, — сказал Кэндлер, осторожно разглядывая журнал. — Наверно, это все-таки, Шиллер…
Но на сей раз Кэндлер ошибся. Лорда-канцлера взволновала грубая и неуважительная статья об Абсолюте, написанная одним из ученых мужей Кембриджа в той легкомысленно-шутливой манере, которая, как поветрие, распространилась теперь среди современных философов.
- Предыдущая
- 46/50
- Следующая
