Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне - Уткин Анатолий Иванович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/139
- Следующая
«Элан виталы» — неукротимый порыв — должен был привести храбрых французов к победе. Французские генералы попросту надеялись на совместные с Россией усилия и не верили, что две великие страны могут проиграть немцам. Здесь был немалый элемент иррационального. Наполеон едва ли гордился бы планом, в основу которого был положен фактор безудержной атаки и ничего более.
В Британии в момент крайнего ослабления России под Мукденом в 1905 г. поняли необходимость создания генерального штаба. Так называемый «Комитет Эшера» создал имперский комитет обороны. Одним из первых интеллектуальных упражнений британского генштаба была теоретическая игра, предполагавшая германское вторжение в Бельгию. Англичане сделали вывод, что в этом случае немцев можно будет остановить лишь с помощью высадившихся на континенте британских войск. Премьер Бальфур затребовал данные, сколько времени необходимо для транспортировки четырех дивизий в Бельгию. Отныне англичане планировали в случае своего участия в войне высадить на континенте экспедиционный корпус в составе четырех дивизий, блокировать подступ к северным портам Франции, а в дальнейшем реализовать континентальную блокаду Германии.
Англичане предусматривали десант в «десятимильной полосе твердого песка» в Восточной Пруссии — в 150 километрах от Берлина. Именно тогда штабной колледж возглавил бригадный генерал Генри Вильсон (известный среди коллег неизменным бегом трусцой вокруг Гайд-парка с газетой под мышкой, знанием французского языка, кипением идей). Тогда и началась его дружба с генералом Фошем. Высокий Вильсон и маленький Фош могли часами беседовать на любые темы. И однажды Вильсон задал роковой вопрос о том, сколько войск Британии необходимо французам на континенте. К марту 1911 г. был составлен график: все пехотные дивизии грузятся на транспорты на 4-й день мобилизации, кавалерия — на 7-й, артиллерия — на 9-й. Общая численность войск — 150 тысяч плюс 67 тысяч лошадей. Полностью готовыми эти войска будут к 13-му дню мобилизации.
Германия противопоставила России и Западу «План Шлиффена». Шлиффен был начальником генерального штаба с 1891 по 1906 г., фанатически преданным своему делу профессионалом, предполагавшим концентрацию германских войск на бельгийской границе, удар через Бельгию с выходом в Северную Францию, серповидное обходное движение во фланг укрепленной французской границе, взятие Парижа и поворот затем на юг и даже восток, с тем чтобы уничтожить основные французские силы примерно в районе Эльзаса. Согласно «плану Шлиффена» немцы не намеревались сдерживать основные силы французов, позволяя им продвигаться в глубину германского предполья, ожидая, что они неизбежно остановятся в Арденнах — лесистой и холмистой территории, представлявшей сложность для ведения наступательных действий.
В соответствии с «планом Шлиффена» Мольтке оставил на своем левом фланге только 8 корпусов (320 тысяч человек), которые едва ли были способны сдержать основную массу французских войск. Да это от них и не требовалось. Напротив, отступая, они должны были удлинить линии коммуникаций ударных сил французов, осложнить их взаимодействие в гористой местности, завлечь максимальное число французов в зону, ничего не решавшую в общем ходе войны. В германском центре находилось 11 корпусов (400 тысяч человек); овладев Люксембургом, они прикрывали свой правый фланг. Именно последний, имея 16 корпусов (700 тысяч человек) должен был проделать главную работу — пересечь Бельгию, сокрушить на пути две величайшие крепости — Льеж и Намюр, перейти реку Маас, взять на открывшейся равнине Брюссель на девятнадцатый день мобилизации и пересечь бельгийско-французскую границу на двадцать второй день. Затем следовал разворот налево, на юг, с выходом к Парижу со стороны севера на тридцать девятый день. Мольтке сказал Конраду, что на сороковой день германская армия отправится на помощь Австрии, и совместными усилиями они быстро сокрушат русского колосса.
Немцы не собирались сдавать Восточной Пруссии с родовыми гнездами юнкеров, землю «тихих вод и темных песков» с Кенигсбергом, где с 1701 г. короновались прусские короли, объединившие Германию. Во времена Шлиффена опасений было меньше — Россия агонизировала на Дальнем Востоке. Русским сектором германского генштаба при Шлиффене заведовал подполковник Макс Гофман — именно ему было поручено планировать действия против России. Высокий крепыш с очень короткой стрижкой, Гофман следил за русской армией еще в 1898 г., когда полгода был в России переводчиком; в ходе русско-японской войны он был наблюдателем от Германии. По некоторым данным, один из офицеров русского генерального штаба передал ему за деньги один из вариантов рождающегося плана русской армии. Собственно, считает Гофман в мемуарах, поведение русской армии в Восточной Пруссии было довольно легко предсказуемо: попытка наступать по обе стороны Мазурских озер. Гофман обдумал основные варианты русского вторжения и к aвгусту 1914 г. был готов встретить наступающую армию. Он всегда помнил знаменитую максиму Шлиффена: «Нанести удар всеми имеющимися силами по ближайшей русской армии, находящейся в пределах досягаемости» {17}.
Немцы использовали игнорирование французами новых факторов современной технологии: пулеметов, тяжелой артиллерии, колючей проволоки (многое из этого внимательные немецкие наблюдатели впервые увидели на первой войне современного типа — русско-японской войне десятью годами раньше).
Австрийский план предполагал концентрацию войск за реками Сан и Днестр, опору на крепость Перемышль и Краков и решительное наступление на восток от карпатских гор. Главнокомандующий австрийцев генерал Конрад считал готовность своей армии на двенадцатый-тринадцатый день мобилизации решающим обстоятельством. Начальник германского генерального штаба Мольтке успокаивал Конрада: «Если русские предпримут преждевременные наступательные действия против Восточной Пруссии, это значительно облегчит наступление австро-венгров против России».
С точки зрения ведущих военных специалистов эпохи, война должна была длиться примерно шесть месяцев. Предполагалось, что она будет характерна быстрыми перемещениями войск, громкими сражениями. высокой маневренностью; при этом едва ли не решающее значение приобретут первые битвы. Ни один генеральный штаб не предусмотрел затяжного конфликта. Перед глазами у всех были балканские войны и русско-японский конфликт с их быстрыми перемещениями, с высокой мобильностью войск.
При этом Петербург, Париж и Лондон полагали, что германо-австрийцы не выдержат одновременного давления с Востока и Запада русской и французской армий. Немцы верили в «план Шлиффена» даже после Марны — они все укрепляли свой правый фланг даже тогда, когда прорыв на севере Франции был уже нереален. Эта иллюзия держалась долго. Вплоть до конца 1914 г. (то есть примерно пять месяцев) государственные деятели и стратеги обеих сторон жили в мире непомерных ожиданий. Британское и французское правительства верили в неукротимый «паровой каток», движущийся на Германию с Востока, русские полководцы ждали прорыва в Австрию, а немцы разделились между сторонниками решающей битвы на Востоке (восточники) и на Западе (западники). Ошибка в предвидении в данном случае имела последствия колоссальных пропорций. Пока же главные столицы ожидали успехов своих войск.
- Предыдущая
- 7/139
- Следующая
