Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне - Уткин Анатолий Иванович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/139
• Следующая

В России также начался процесс критического осмысления своих возможностей в условиях демонстрации поразительного военного потенциала и организационной силы, проявленных Германией. Для России испытание, которым явилась мировая война, потребовало исключительного внутреннего напряжения сил. Правящим кругам страны стало ясно, что России следует готовиться к мобилизации всех внутренних ресурсов, что ей нужно создавать запас материальных и моральных сил, подобно тому как снаряжают корабль для очень опасного и очень долгого плавания. Союз России с Западом в условиях военного времени стал требовать мощных внутренних перемен. Это стало особенно очевидным, когда выяснилось, что готовая к жертвам русская армия, несмотря на подвижничество и готовность к потерям, не может возобладать над научно-организованной военной машиной немцев.

Стало ясно, что союз России с Западом, омытый в 1914-1917 г. кровью, был политическим и военным союзом социально и культурно разнородных организмов. Разумеется, правящий класс обеих частей находил общий язык — он рос в условиях общей европейской цивилизации. Но в свете военного напряжения высветился тот факт, что, как общество, Россия не является частью западной цивилизации. Месяцы и годы войны показали более отчетливо, чем прежде, что Россия ни по внутренней структуре, ни по менталитету населения не является западной страной. Теперь на фоне кризиса, грозящего национальной катастрофой, вставал вопрос: а может ли она в будущем в принципе претендовать на то, чтобы стать частью Запада? Является ли путь слияния с Западом единственным для нее путем прогресса? Да и нужно ли ей стремиться быть западной страной? Возник внутринациональный спор, базировавшийся на традиционных идеях славянофилов и западников. Теперь прежние славянофилы (а ныне реалисты справа) говорили: посмотрите, наш национальный характер противоречит западным политическим и техническим методам. В результате прозападная императорская власть начала вступать в конфронтацию с народными массами, на которые пали невообразимые тяготы войны.

После учреждения в 1905 г. Думы прозападный правящий слой и народные массы сделали некоторые шаги навстречу друг другу. Но движение было медленным, а война это движение практически остановила. Более того, она усилила в русском обществе социальное напряжение. Союз городов и Союз земств, будучи национальными русскими патриотическими организациями, отражая логику растущей конфронтации, стали все более противостоять царской администрации. Министр земледелия России Кривошеий определил опасность обозначившегося противостояния в простой формуле: «Будущее России останется непрочным, пока правительство и общество будут упорно смотреть друг на друга, как два противоположных лагеря, пока каждый из них будет обозначать другого словом „они“ и пока они не будут употреблять слово „мы“, указывая на всю совокупность русских».

Отсутствие согласия между обществом и правительством, не сумевшим подготовить Россию к войне (и ввиду этого ответственным за поражения в ней), подорвало позиции России в союзе с Западом. Однако царское правительство, вместо того чтобы на патриотической основе консолидировать общество, не желало признавать неэффективность и слабость своего правления. Оно предпочитало прибегать к наивным утверждениям вроде того, что германцы обязаны своим превосходством проволочным заграждениям. Более глубокие причины не были определены, и, может быть, именно этим правительство обрекало себя. Первый удар колокола — гибель армии Самсонова в Восточной Пруссии. Второй — кризис со снарядами и винтовками. Третий — великое отступление, начавшееся в феврале 1915 года и продолжавшееся до осени.

Уже в первые месяцы войны С.Ю. Витте получил доказательства правоты своего убеждения в губительности для России конфликта с Германией. Во французском и английском посольствах сразу же ощутили это мнение возглавляемой им политической фракции. В начале ноября 1914 г. Палеолог в беседе с Сазоновым указал, что царю следует принять меры против возглавляемой Витте кампании, принимавшей, по словам французского посла, «угрожающие размеры». Его английский коллега Бьюкенен поднял (если цитировать его слова) «брошенную перчатку», выступая в Английском клубе накануне нового 1915 года: «Некоторые известные германофилы обвиняют нас в том, что мы толкнули Россию в войну ради наших личных выгод, а теперь предоставляем ей одной нести все ее тяготы. Эти господа постоянно спрашивают нас: „Где ваш флот? Что делает ваша армия?“ Перечислив немалый вклад, внесенный англичанами в коалиционную борьбу, посол подчеркнул, что именно Англии „германские поэты посвящают свои гимны ненависти, именно на Англию германские профессора обрушивают потоки своей ярости, зная, что путь к владычеству над всем миром им преграждает, прежде всего, Британская империя“.

16 марта 1915 г. известный своим безупречным тактом император Николай поступил, в общем-то, нехарактерно для себя. С блеском иронической радости в глазах он спросил посла Палеолога, не слишком ли тот опечален смертью графа Витте? Посол заключил свое мнение в одной фразе: большой очаг интриг погиб вместе с ним. Формула Палеолога чрезвычайно понравилась Николаю, и он дважды повторил ее гостям. Между тем, если бы стратегия Витте, стратегия союза Париж-Берлин-Петербург была реализована, император имел бы шанс умереть на троне и своей смертью. Ослепление коалиционным мышлением и ложный расчет погубили императора. И его иронический смех оказался иронией истории.

После западного сражения у Ипра и восточного сражения у Лодзи завершился первый этап войны. Западные союзники испытывали огромное чувство облегчения: они выстояли против пяти шестых германской армии. Теперь время должно потечь в пользу союза Запада и России; блокада Центральных держав должна сказать свое слово; мобилизация огромной Британской империи явится растущим фактором.

В Германии фанфары первых месяцев утихли. О «плане Шлиффена» следовало забыть. Берлин скалькулировал, что стабилизировавшийся на Западе фронт не сулит благоприятных перспектив. Франция вынесла удар 1914 г. Да, германские войска стояли на чужой территории, но на кого работает время? По большому счету, немцы сражались уже не за победу, а за почетное окончание войны. Италия и Румыния начали вести тайные переговоры с Антантой. Оттоманский союзник был отрезан от Центральных держав. 14 декабря 1914 г. генерал фон дер Гольц пишет из Константинополя Фалькенгайну, что войну решит то, к кому присоединятся Малые балканские государства. От того, на чьей стороне они выступят, зависит судьба Австро-Венгрии и Оттоманской империи. 27 декабря Конрад телеграфирует Фалькенгайну: «Полный успех на восточном театре является решающим фактором для всей ситуации — это чрезвычайно экстренное обстоятельство… Быстрое решение и быстрое исполнение этого решения абсолютно необходимы для предотвращения выступления против нас нейтралов».

Все это предполагало изменение направленности германских действий, убедившихся в неожиданном упорстве французов в обороне. На Востоке еще не было сплошной окопной линии от Карпат до Балтики. Здесь маневр значил многое. Берлин стал благосклоннее к тем, кто приносил победные известия. Канцлер Бетман-Гольвег и министерство иностранных дел встало на сторону героев Танненберга.

Наступает черед России. Главнокомандующий австрийскими войсками Конрад фон Гетцендорф телеграфировал 27 декабря 1914 г. начальнику генерального штаба германской армии Фалькенгайну: «Полный успех на восточном театре является решающим условием для улучшения общей ситуации. Быстрое принятие решения и его немедленное исполнение необходимы для предотвращения выступления нейтралов, и наступление должно быть начато не позднее начала марта». Судьбы войны сместились на Восток. Гинденбурга и Людендорфа — героев Танненберга — не нужно было убеждать в значении Восточного фронта.

• Предыдущая
• 25/139
• Следующая