Избранное - Бэкон Роджер - Страница 38

И они осуждали их не только в силу главной причины, а именно в силу заблуждений, которые те имели о небесных [телах], но и потому, что эти математики посредством [особых] заклинаний и жертвоприношений призывали демонов для содействия [силам, связанным с] расположением небесных [тел], что является чудовищным нечестием, а, кроме того, они все же запятнали свои исследования небесного пустейшими кругами, фигурами и магическими формулами, глупейшими заговорами, бестолковыми заклинаниями, на которые они уповают. Кроме того, они присоединили к своим делам обман: действуя по сговору и с помощью хитроумных инструментов, используя темноту и ловкость рук (ибо в этом, как они знают, заключается искусство создания иллюзий). И при помощи [всего] этого, к чему силы небесных [тел] не имеют никакого отношения, они показывают глупцам много удивительного. Поэтому они противоречат сами себе: в присутствии других приписывая небесам то, что, как они знают между собой, не является истинным. Равным образом, хотя иногда они верят в некоторые заклинания, жертвоприношения, заговоры, магические формулы и различные фигуры, как бы помогающие, по их мнению, [силам] констелляции, однако чаще они обманным путем подгоняют одно под другое, используя вышеуказанные способы надувательства, и в среде тех, кто им верит, приписывают констелляции многое такое, по отношению к чему, и это им известно, последствия не имеет никакой власти. И вследствие этих глупостей софистической математики ее осуждают философы, а святые и католические мужи, видя это, вместе с философами ее отвергают.

Но главная причина, по которой святые [осуждали ложных математиков] заключалась в том, что эти математики изначально препятствовали распространению веры в этом мире, поскольку они не только, будучи заражены этими фантазиями, заблуждались в вере относили свои нравы на счет [расположения] небесных [тел], так, как будто они вследствие необходимости становились гневными или спокойными, благочестивыми или сладострастными и т. д. из-за влияния сил этих] небесных [тел] и прочего, но и чудеса, доказывающие веру Христову, приписывали математике, говоря, что христиане являются математиками и магами, совращающими народ. Ибо как сами они могли с помощью дьявольских хитростей сотворить вред необразованными людьми много [ложных чудес], благодаря которым удерживали их в заблуждении и повиновении, то же они приписывали апостолам, мученикам и другим провозвестникам веры, [говоря] что те совершают не истинные чудеса благодаря Богу, но [ложные чудеса] посредством магического искусства, которым сами пользовались. И потому эта математика и ее учители были безусловно осуждены святыми и Церковью.

Но истинные математики, которых мы в этой части именуем астрономами и астрологами, поскольку оба [эти термина] как синонимы использовались Птолемеем, Авиценной и многими другими, не изобличены в [совершении и использовании] жертвоприношений, заклинаний, заговоров, магических формул, что знают даже мало-мальски образованные люди, однако им [приписывается] приверженность мнению, согласно которому астрология непогрешима в своих суждениях, и [все] в вещах [этого мира] происходит по необходимости. И мы можем опровергнуть это [ложное] представление только исходя из их сочинений, приводя их собственные свидетельства, чтобы таким образом либо осудить заблуждающихся на основании их собственных слов, либо спасти их, признав оправданными и свободными [от обвинений], от ярости необразованной толпы. Итак, поскольку толпа приписывает [истинным математикам] заблуждение, согласно которому суждения астрономии обладают как бы безошибочностью и Божественной определенностью, пусть будут приведены [мнения] благороднейших философов, а именно Аристотеля, Авиценны, Птолемея, его комментатора Хали, Мессахала, Абу Машара, на которых в первую очередь ложится тяжесть этого обвинения. И общее представление о том, какого мнения об этом надо придерживаться с точки зрения философов, дает Птолемей в начале Стослова, говоря: «Астроном, как тот, кто видит некую вещь издали, не должен говорить о вещи в частном, но только в общем», — и добавляет: «Суждения, которые я передаю тебе, находятся между необходимым и невозможным[225]». И Хали говорит, касаясь этого места: «Он сказал это потому, что эта наука основывается только на опыте и мнениях, поскольку предмет, к которому относится весь труд [исследователя] звезд, может быть обращен как к одному, так и к другому[226]»…

Равным образом, Птолемей в книге О расположении сферы говорит, что «суждения астронома о вещах подлунного мира не взяты из науки о рукотворном, а потому не необходимы по отношению к ним, но взяты от того, что происходит в большинстве случаев». И, опять-таки, говорит, что «астрономы утверждают это не сообразно пути и не сообразно каким-то особым врожденным свойствам, но сообразно наиболее близким вещам — на основании подобия». И, в-третьих, говорит: «Ясно, что то, что они [т. е. астрономы] утверждают, утверждается только в соответствии с тем, что происходит в большинстве случаев, а не сообразно пути науки о рукотворном, и [потому] суждения [астрономии] не необходимы». И на этом основании в суждениях астрономов возникают многочисленные ошибки. И Птолемей в первой главе Четверокнижия говорит: «Глубина этого превосходного искусства сокрыта, а занятие возвышенно и сложно, так что человеческим умом полностью охватить его нельзя — вследствие несказанной утонченности, а удивительные вещи этого искусства совершаются, на первый взгляд, как бы неким божеством. Ибо оно сильно отдалено от человеческого чувства и превосходит телесную Природу так, как если бы далеко отстояло от [познавательных возможностей] человека». И в третьей главе он говорит, что вследствие чрезвычайной глубины этого искусства происходят разнообразные ошибки.

А потому согласно Птолемею (которому в первую очередь в настоящее время приписывают [указанное] мнение [о необходимости и полной достоверности суждений астрологии]), ясно, что астролог не может дать полной достоверности своим суждениям, особенно, если речь идет о единичных вещах. И это ясно не только из этого, но и из других его высказываний, в которых он, хотя и утверждает возможность суждения о многом с разумной достоверностью, но, тем не менее, безусловно провозглашает (и легко увидеть, что он сам это ясно установил), что [этому] искусству присущи такие сложности, что астроном не должен кичиться тем, что он обладает достаточной достоверностью [суждений] о единичном… Из этих и сходных слов очевидно, что Птолемей считал, что астролог способен представить достоверное и достаточное суждение не о частном и единичном, но об общем, и то, что утверждается в этом суждении, является средним между необходимым и невозможным, и что астролог может представить определенное суждение не во всех случаях. Вследствие этого Авиценна, который дополнил труды Птолемея, как он сам говорит в прологе к книге Исцеление, в X книге Метафизики показывает, что астролог не может и не должен предоставлять достоверное знание, ибо всем вследствие изменчивости материи вещей, подверженных возникновению и уничтожению, поскольку она не во всех случаях подчиняется силе небесных [тел], как утверждает Мессахала, приводящий пример о магните его сила имеет власть над железом только на надлежащем расстоянии и при прочих условиях, которые требуются для того, чтобы он был способен притягивать [железо].

И, кроме того, [истинным математикам] известно, что Божественное определение может все изменить в соответствии с Божественной волей, а потому они всегда присовокупляют в конце своих высказываний следующие слова: «Так будет, если захочет Бог». Впрочем, они знают и доказывают, что разумная душа может многое изменять и препятствовать влиянию звезд (это касается голода, болезней, вызываемых жаром и холодом, и многого [другого]), как Птолемей говорит и учит в Стослове. И [то же говорит] Хали, [когда] разъясняет его слова, и Исаак в книге О лихорадках; и то же самое подтверждает и разъясняет Аристотель в книге Тайная тайных. Ибо когда [человек] предвидит эти бедствия, он может подготовить средства [против них]. Поэтому Исаак говорит, что «с человеком не приключится беды, кроме как в том случае, когда его удерживает незнание науки о небесном». И он приводит пример об эпидемиях, болезнях и беда, связанных со злым умыслом, против которых эта наука может дать средство, если будет познана полностью. И из этого ясно, что философы не считали, что из-за [влияния сил] небесных [тел] все события, связанные с вещами [этого мира] происходят неизбежно во всех случаях, и что суждения [астрологии] в отношении единичных вещей и событий] безошибочны, но [они придерживались мнения, что суждения астрономии истинны настолько, насколько] это допускают возможности этой науки (в первую очередь потому, что они добавляли также, что наука, которая называется экспериментальной, дает более истинное знание, нежели обычная астрономия). И так учит Птолемей в книге О расположении сферы, и это будет очевидно из последующего.