Кровь Дракона - Уотт-Эванс Лоуренс - Страница 24
- Предыдущая
- 24/49
- Следующая
Ответа не последовало, и он постучал вновь.
— Setsh tukul? — спросил из-за двери женский голос.
— Привет! — отозвался Думери. — Есть кто-нибудь дома?
Дверь открылась. Из нее выглянула женщина, не старуха, но уже не первой молодости. Со светло-каштановыми, без признаков седины волосами, гладкой кожей, но с морщинками в уголках глаз. В домотканых юбке и тунике, с тяжелой железной кочергой в руке.
— Kha bakul t'dnai shin? — пожелала знать женщина.
— Вы не говорите на этшарском? — спросил Думери.
Ее глаза сузились.
— Ethsharit? Ie den norakh Ethsharit. Ha d'noresh Sadironas?
Думери ничего не понял, кроме одного: на этшарском женщина не говорит.
Но может, знает хоть несколько слов?
— Охотники на драконов. Я ищу охотников на драконов.
Женщина сердито зыркнула на него.
— Ie den norakh Ethsharit. D'gash! D'gash! — Жестом она показала, что более ему тут делать нечего.
— Охотники на драконов! — повторил Думери. — Пожалуйста!
— D'gash! — Женщина указала на дорогу.
В отчаянии Думери предпринял последнюю попытку:
— Кеншер сын Киннера?
Тут женщина пристально всмотрелась в Думери.
— Kensher? — переспросила она. — Kensher fin Kinnerl?
Думери кивнул, надеясь, что произнес имя нужного ему человека, а не какую-то непристойную фразу на сардиронском.
Женщина покачала головой.
— Da knor. Pakhoru. — И махнула рукой в том направлении, в котором и шел Думери.
Что означали ее слова, он, естественно, не понял, но вот жест трактовался однозначно.
— Он живет там? Премного вам благодарен, госпожа. Еще раз большое спасибо. — Он поклонился и попятился к тропе.
Женщина постояла, пока он зашагал на восток, а затем с силой захлопнула дверь.
Думери шел и шел, гадая, сколь далеко мог уйти Кеншер.
Раз женщина знала его имя, значит, его дом находился не за семью морями.
До темноты Думери миновал пять домов, стучась в каждый. В трех ему не открыли, вероятно, они пустовали, в двух повторилась та же сцена: Думери задавал вопросы на этшарском и получал неудобоваримые ответы на сардиронском. В одном доме на имя Кеншера не отреагировали, и он двинулся дальше. В другом узнали сразу и жестами подсказали, как его найти. Думери не сразу понял, что означают два поднятые вверх и разведенные пальцы, на которые мужчина указывал другой рукой. Потом до него дошло, что впереди тропа раздваивается.
Далее у него не возникало проблем с толкованием скрещенных указательных пальцев, естественно, означавших перекресток.
Вот так, языком жестов, мужчина рассказал Думери, в какую сторону идти на четырех развилках и двух перекрестках. Думери все тщательно запомнил.
Осталось, думал он, совсем немного. Он радостно двинулся дальше, насвистывая веселую мелодию.
Свистел он, впрочем, недолго, потому что начал мерзнуть. Действительно, у реки было куда теплее. Может, он ушел слишком далеко на север, куда весна приходила позже?
Но холод Думери не испугал: он полагал, что до дома Кеншера рукой подать.
Но к закату еще не дошел и до первой развилки.
А вскоре остановился у камня-указателя. В темноте прочитать на нем ничего не смог, но решил, что пора отдохнуть. Он испугался, что может сбиться с тропы или угодить в пасть волкам. Кроме того, он очень устал и проголодался. Но думать об этом не хотелось, потому что еду взять было неоткуда.
Ночь Думери провел, свернувшись клубочком у тропы, дрожа от холода и прислушиваясь к урчанию в животе. В сказках, которые ему рассказывали в детстве, герои бродили по лесам годами, питаясь ягодами, орехами да корешками, срывая с деревьев плоды, но он не видел ни плодов, ни ягод, ни орехов, а корешки особого аппетита не вызывали.
Воды, правда, хватало. Ручейки бежали по склонам холмов, иногда собираясь в озерца.
А вот еды не было вовсе.
Он жадно жевал травинки, но чувства голода они не заглушали. На барже он был сыт, но с тех пор, как ступил на берег, у него маковой росинки во рту не было. И Думери поневоле задумался, сколько пройдет времени, прежде чем он умрет с голоду.
Рядом с домами, мимо которых прошел Думери, он видел огороды. Там, пожалуй, можно было поживиться чем-либо съестным, но воровать ему не хотелось, да и лето только началось, так что время сбора урожая еще не пришло.
Впрочем, темнота так быстро сгущалась, что он и не решился бы куда-то пойти из опасения потерять тропу.
Проснулся он, когда солнце поднялось довольно высоко. Поначалу холод и жесткая земля не давали ему сомкнуть глаз, но усталость взяла свое, и его сморил сон. Открыв глаза, он быстро вскочил на ноги и двинулся дальше, но тут же мысли его вернулись к еде. Не вернуться ли ему к дому, подумал он, где ему указали путь? Мужчина выглядел добрым. Наверное, у него нашлась бы еда для голодного путника!
Идея эта представлялась ему все более привлекательной, но, поднявшись на очередной холм, он увидел впереди первую развилку, а рядом с ней гостиницу.
Он сразу понял, что это гостиница. Дом значительно превосходил размерами те, что встретились ему по пути. К нему примыкали конюшня и внушительный двор. Позади был разбит большой огород. На дворе нашлось место тепличке и леднику. Над дверью висела огромная вывеска.
Если б он знал про гостиницу и прошел чуть вперед в темноте... Но поздно говорить об этом. Думери поспешил вниз. Уж на шесть медяков он сможет купить хоть какую-то еду!
Подойдя ближе, он разглядел, что нарисовано на вывеске: ель, переломленная пополам, и желтый зигзаг, как он догадался, молния.
На этот раз дверь открылась при первом толчке, и Думери вошел в зал. Плюхнулся на стул, выудил из кошеля свои медяки.
— Ukhur ie t'yelakh?
Думери повернулся к служанке, что возникла у его столика. Занятый своими мыслями, он и не заметил, как она подошла.
— Вы говорите на этшарском? — спросил он, предчувствуя, что ответ будет отрицательным.
— Ethsharit? — переспросила служанка. — D'lost. Shenda! — последнее слово она прокричала, повернувшись к кухне.
Появилась вторая служанка, постарше.
— Uhu? — спросила она.
— Da burei gorn Ethsharit, — с этим молодая женщина направилась на кухню, уступив место у стола своей напарнице.
— Да, сэр? — обратилась она к Думери.
— Вы говорите на этшарском? — вновь спросил мальчик.
— Да, сэр. Что будете кушать? — проговорила она вежливо, но с удивлением смотрела на лохмотья, в которые превратилась одежда Думери.
— Я не ел два дня, — признался он. — Вот все мои деньги. Могу я на них что-нибудь поесть? Все что угодно.
Она посмотрела на медяки.
— Мы что-нибудь придумаем. — Говорила она с легким сардиронским акцентом.
Повернулась и исчезла на кухне. Думери ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.
Несколько мгновений спустя она вернулась с тарелкой в руках, поставила ее на стол.
Рот Думери наполнился слюной.
Рогалики, два зеленых яблока, кусок сыра, остатки курицы, без ног, с обглоданной грудкой, но целым крылышком, на котором хватало мяса.
— Остатки от завтрака, — пояснила служанка. — Четыре медяка.
Дрожащими руками Думери пододвинул к ней четыре монетки и набросился на еду, качество которой оставляло желать лучшего.
Рогалики сухие, яблоки зеленые, сыр заплесневелый, курица холодная, склизкая.
Но Думери ел, ел и ел. И отвалился от стола, лишь когда на тарелке остались зернышки от яблок да начисто обглоданные куриные кости.
Он сидел, сложив руки на животе, наслаждаясь ощущением сытости.
К нему вновь подошла служанка.
— Ты — ворлок? — спросила она. — Больно ты молодой.
— Нет, я не ворлок, — ответил заинтригованный Думери. Пристально посмотрел на служанку, прежде чем спросить: — А почему вы так решили?
— Видишь ли, из тех, что приходят сюда, надолго забывают про еду только ворлоки.
— Я ничего не забывал! — воскликнул Думери. Забыть о еде! Да он такого и представить себе не мог. — Просто я давно не ел!
- Предыдущая
- 24/49
- Следующая