Пуля ставит точку - Макклар Джеймс - Страница 49

Крамер обернулся, взглянув на диван, стоявший в одном углу и полуприкрытый ширмой. Так это здесь мисс Ле Руке считала возможным и уместным раздеться и лечь. Ужасно. Вся комната выглядела просто отталкивающе. Явно не то место, где можно спокойно воспринять новость, что вам осталось только три месяца жизни. Для этого следовало очутиться в одном из безвкусных небоскребов с прелестными девицами за стойками, которые непрестанно улыбаются вам, когда вы входите и идете к лифту. В лучшем случае в такой комнате можно было обсуждать проблемы седалищной части тела. Но если это действительно был уровень доктора Мэтьюза, многого ожидать не стоило.

А вот и врач появился в комнате; шагал он очень легко для такого тучного человека, легкие туфли ступали бесшумно. Сходство с фотографией его матери, стоявшей на столе, было поразительным — кроме его закрученных кверху усиков.

— Что привело вас сюда, лейтенант? Не говорите мне ничего — я опростоволосился, и доктор Стридом тоже, так что каждый заслужил свое. Врач помолчал и наморщил лоб. — Но он был со мною довольно груб. Я сказал ему о болезни девушки, о том, что у неё был врожденный порок сердца. Но на него это совсем не подействовало. И он был очень груб, когда я сообщил, что у меня нет её предыдущей истории болезни, но ведь врач должен верить пациентам, не так ли?

— И врачам тоже, — заметил Крамер.

— Разумеется! — воскликнул доктор Мэтьюз. — Я, конечно, обратился в гильдию врачей, и только что говорил с юрисконсультом, звонил ему прямо домой. Он сказал мне, правда неофициально, что, по его мнению, меня не в чем упрекнуть. Нельзя же требовать официального вскрытия каждый раз, когда кто-то испустит дух.

— Но ведь ей было всего двадцать два…

— Господи, но у неё в девять лет нашли порок сердца…

— Это только слова, — отрезал Крамер.

Доктор обиженно отвернулся и заходил взад и вперед, демонстративно что-то мурлыкая. Но наконец остановился у письменного стола, начал копаться по карманам и доставать из них стетоскоп, аурископ, офтальмоскоп, шпатели из нержавейки… Как будто он летел на воздушном шаре и сбрасывал балласт, чтобы набрать высоту. Потом упал в свое вращающееся кресло и халат его лег красивыми плавными складками.

Крамер взял офтальмоскоп, включил его и поводил узким лучиком по комнате, остановив его наконец на розовой физиономии врача.

— Вы подробно её обследовали? — размеренно спросил он.

— Разумеется.

— И с этим тоже?

Луч света угодил в правый глаз доктора Мэтьюза, и это было весьма неприятно. Побагровев от злости, он закрыл лицо рукой.

— А вы перестаньте совать свой нос в дела, в которых ничего не понимаете, — закричал он. — Кто вы такой, чтобы себе это позволять?

— Лейтенант Крамер из отдела по расследованию убийств, и у меня есть основания подозревать, что вы лжете, доктор Мэтьюз. Вот это — офтальмоскоп, прибор для исследования глаз, но вы почему-то указали в своих бумагах неверно цвет глаз мисс Ле Руке.

— Что, черт возьми, вы имеете ввиду?

— Там записано, что они голубые.

— Вот именно. Она была блондинкой.

— В самом деле? Я видел её сегодня в морге. Глаза у неё карие.

— Карие?

— Вот именно, — передразнил Крамер. В комнате надолго повисла тишина.

— Я полагаю, — наконец негромко сказал Крамер, — что вы никогда обстоятельно не осматривали мисс Ле Руке. Судя по вашим бумагам, похоже, все ваше внимание вы сосредоточили на определенной части тела, которая с сердечными проблемами — или, скажем, с цветом глаз, — никак не связана.

Доктор Мэтьюз покосился на него.

— Но почему вы это делали, доктор? Ваш коллега доктор Стридом убежден, что она никогда не страдала хворями такого рода.

— С сердцем я ей ничем особенно помочь не мог, — сердито рявкнул доктор Мэтьюз. — Только давать ей пилюли и легкое снотворное, чтобы как следует отдыхала.

— Да? И что дальше?

— Вы что, не видите из истории болезни, что она была помешана на этой мысли? — не выдержал доктор Мэтьюз. — Вы только посчитайте, сколько раз мы делали пробу Вассермана. Одно время она потребовала, чтобы я их делал каждую неделю. Как будто сама себе внушила, что у неё сифилис.

Итак, одной иллюзией стало меньше. Крамер отметил свое разочарование минутой молчания. Прежде в его представлении мисс Ле Руке была созданием, пышущим не только физическим, но и психическим здоровьем. Он почти возненавидел доктора Мэтьюза и перешел в атаку.

— Говорите, она была не в себе?

— Да.

— И вы каждый раз делали все анализы?

— Ну да.

— Понимаю. Сколько вы берете за пробу Вассермана — десять, пятнадцать рандов? Неплохой доходец.

— Поосторожнее с такими намеками, лейтенант. Имей вы представление о врачебной практике, знали бы, что удовлетворить желание клиента иногда не менее важно, чем вылечить его. Вы бы её видели, когда я сообщил об отрицательном результате: она словно получала новое сердце.

Крамер не мог удержаться от реплики:

— Так вы себя чувствовали Кристианом Барнардом, да? — усмехнулся он. Жаль, что пересадки вам не слишком удаются.

— Без этого, замечания вы могли бы обойтись.

— Простите, — на этот раз серьезно сказал Крамер. — Вернемся к сифилису. — Она когда-нибудь говорила вам о причинах своих…

— Опасений? Нет. Она была из тех, кто, уплатив, считают, что могут использовать вас… — ну как простого ремонтника, что ли…

— И вы не полюбопытствовали?

— Не больше, чем нужно. Хронические больные часто откапывают в своем организме что-то такое, что отвлекает их от основной болезни. Кроме того, она была довольно замкнута. Старательно уклонялась от расспросов. Я не хотел быть навязчивым, с такими случаями мне уже приходилось встречаться.

— В самом деле?

— Вы удивитесь, лейтенант, как это часто бывает, особенно у замужних женщин. Любая ерунда у них вызывает подозрение, что дорогой муженек пустился во все тяжкие и она из-за него залетела. Но, если на то пошло, порядочные девушки не спят с чужими женихами.

— Что ни о чем не говорит.

— Но тем не менее бывает. И мисс Ле Руке казалась только менее разговорчивой, чем другие.

— Неожиданное Крамер почувствовал к доктору Мэтьюзу нечто вроде симпатии. Угостил его "лаки страйк" и даже дал прикурить. У них и вправду оказалось много общего. У обоих хватало забот с непростыми разновидностями "гомо сапиенс" и обоим приходилось стараться изо всех сил, чтобы сделать верные выводы из противоречивых данных.

— Полагаете, она могла планировать замужество?

— Ну, она не была похожа на синего чулка…

— Да, я знаю, но как с её сердцем? Долго она могла протянуть?

— Это никогда не известно. Все могло произойти когда угодно — потому я и решил, что это случилось, понимаете? Но могла дожить и до седых волос.

— Значит, вы её не предупреждали — я имею ввиду, на случай, если это могло повлиять на её планы замужества?

— Это было ни к чему, она сама все знала.

— Поэтому и вступила в "Погребальную общину Святой Троицы"?

— Полагаю, да.

Первые кусочки мозаики начинали становиться на место.

— Нужно бы найти того парня, её интимного приятеля, — негромко произнес Крамер.

— Есть за что уцепиться?

— Пожалуй, нет. На похоронах не было никого, и никаких цветов.

Доктор Мэтьюз поднялся, натянуто улыбаясь.

— Все это выбило меня из равновесия, лейтенант…

— Не беспокойтесь, доктор — я уверен, что когда все выяснится, никто не станет требовать ваш скальп.

— Я в этом не уверен. Знаете, цвет глаз я записал по памяти, когда узнал, что произошло. Странно, мог бы поклясться…

— Это только формальность. Но могу я взять все бумаги с собой?

— Разумеется. Позвольте, я вас провожу.

Стоя на крыльце, Крамер предупредил доктора Мэтьюза, что утром к нему заедут оформить официальные показания. Пока они там стояли, все машины, стоявшие по другую сторону улицы почти одновременно уехали.

— Каждая вечеринка когда-нибудь да кончается, — заметил Крамер.