Сон, сновидения и смерть. Исследование структуры сознания. - Гьяцо Тензин "Далай Лама XIV" - Страница 19

Я видел, что Далай Лама слушал этот рассказ очень внимательно и удивлённо, как человек, который не привык думать об уме как психологическом объекте, не говоря уже о знакомстве с неврозами, характерными для современной городской жизни. Подумав немного, он спросил:

— Как вы объясните тот факт, что ее агорафобия и клаустрофобия исчезли?

Джойс ответила:

— Есть несколько причин, но, вероятно, самая важная в том, что она больше не видела в матери только плохое и уже не боялась, что мать убьет то обстоятельство, что ребенком она сочла своего отца сексуально волнующим. Только сейчас она поняла, что любит свою мать так же сильно, как и отца. Поэтому ее панический страх перед мужчиной, влезающим в ее окно (что символизирует вхождение в ее собственное тело) для того, чтобы убить ее, потом уступил место мысли о мужчине, который будет любить ее, об отце, которого она любила. Поскольку она воспринимала это как запретное, мы смогли выяснить, что пустые или закрытые пространства подсознательно символизируют ее требовательную мать и то место, где сердитая мать может появиться в любую минуту, чтобы наказать ее.

Эти бессознательные фантазии превратились в сознательные мысли, которые в дальнейшем стали казаться моей пациентке абсурдными, и таким образом они потеряли власть над ее разумом. Она также поняла, что, хотя ее мать была очень требовательной, она также была любящей и внимательной по отношению к своей единственной дочери и что любить отца вовсе не запрещено. Хотя Мари-Жозе все еще сердилась на свою мать, но теперь знала, что и любит ее тоже и что вполне нормально иметь противоречивые чувства к одному и тому же человеку. Она поняла, что маленькие дети любят и желают обоих своих родителей. Отсюда возникают «эдиповы желания», а также «первичные гомосексуальные» желания. Хотя мы еще не рассмотрели ее детские эротические чувства к матери, ее отношения с матерью и с другими стали гораздо проще. Ей больше не нужно было защищаться от пугающих фантазий, которые были бессознательной причиной ее жутких фобий.

В сеансе психоанализа происходит очень многое помимо толкования сновидений, — часто это даже не выражается словами. Начать с того, что отношения в процессе психоанализа имеют совершенно уникальный характер: когда два человека работают вместе, чтобы понять проблемы одного из них, каждый использует свой ум и все, что он знает о себе, чтобы помочь понять правду другого. Эти отношения сами по себе имеют лечебное действие.

Вернёмся к Мари-Жозе, у которой по-прежнему были симптомы частого мочеиспускания. Я думала, что причина лежала в тех ассоциациях, которые мы еще не облекли в слова, возможно, это касалось ее фантазий с мастурбацией, которая стала ей необходима, чтобы заснуть. Я подумала, что никогда не предлагала ей разговор о ее аутоэротических фантазиях и, когда она опять пожаловалась на непреодолимый характер своей ночной мастурбации, я отметила, что эти действия пришли на смену страху перед насильником-убийцей, который превратился в фигуру эротических фантазий. Возможно, ее фантазии могли бы помочь нам понять, что лежит за чувством непреодолимого влечения.

Она без колебания ответила: «В моих фантазиях все — и мужчины, и женщины, любят меня и прикасаются ко мне. — Потом она помолчала и добавила: — Есть кое-что, о чем я не хотела говорить. Это пустяк: у меня есть маленький приборчик для чистки зубов струёй воды. Я использую его, чтобы возбуждать себя сексуально». Я попросила ее рассказать о приборчике. Она сказала, что это подарок матери, но она никогда не использовала его для чистки зубов. Я спросила: «Возможно, в своих фантазиях вы — маленькая девочка, которая занимается любовью со своей матерью?» Она возразила, что никогда так не думала, но я почувствовала, что нащупала правду.

Потом она вспомнила, что когда была маленькой, то часто мочилась в постели. Это позволило другим подсознательным воспоминаниям детства выйти наружу: как мать будила ее и вела в туалет. Мать говорила ей: «Молодец», когда она мочилась в туалете, и потом несла в постель. Это были очень нежные воспоминания. Внезапно Мари-Жозе воскликнула: «Я знаю! Эта маленькая девочка во мне не хочет знать, насколько сильно она любит свою мать. Теперь я понимаю, что вы хотели показать мне: что мне в детстве было необходимо иметь эротические фантазии, связанные с моей матерью, чтобы я могла стать женщиной, как она». Постепенно частота мочеиспускания у нее сократилась, хотя временами симптомы возвращались, когда внешние обстоятельства заставляли ее нервничать или сердиться.

Весь этот случай занял пять лет тяжелой работы. Ее сексуальная жизнь стала больше удовлетворять ее, и она стала подумывать о рождении ребенка. Она начала путешествовать вместе с мужем, потому что уже не боялась открытых пространств и преодолела свой страх перед перелетами через океан. Я чувствовала, что она по-настоящему становится взрослой женщиной. Она больше не считала, что только её мать может быть матерью, и перестала быть испуганным ребенком с сексуальной жизнью и мочевым пузырем маленькой девочки. Все эти идеи уже присутствовали в ее сне о шторме на просторах океана. Потребовалась большая работа психоаналитика, чтобы открыть истину, что рождающий смерть океан был к тому же бурей любви, любви к отцу, сочетающейся с желанием детских тесных отношений с матерью для того, чтобы самой стать женщиной и матерью. Сердитое море ее внутреннего мира постепенно превратилось в «океан мудрости».

История выздоровления Мари-Жозе увлекла всех, Джойс сделала короткую паузу и зачитала завершающую часть доклада:

— Прошло пятьдесят семь лет после смерти Фрейда, но многие продолжают работать в открытом им направлении. Некоторые расширяют его основные концепции, другие критикуют их, поскольку новые клинические данные ставят очередные вопросы.

Что касается теории сновидений Фрейда, то одним из первых ее критиков был известный психоаналитик и антрополог Геза Рохайм. Он использовал в антропологии знания из области психоанализа для лучшего понимания первобытного общества. После работы с австралийскими аборигенами он сделал вывод, что психоаналитики должны применять сведения из антропологии и что антропология и психоанализ могут значительно обогатить друг друга. В своей последней книге «Врата сновидений» он описал, как пришёл к выводу, что одни и те же образы возникают в снах всего человечества — «вечные образы сновидений», которые характерны не только для Запада, но и для всех цивилизаций. Это подвело его к заключению, что ключом к пониманию другой культуры является понимание ее сновидений.

Следуя теории Фрейда, что во сне человек возвращается к раннему чувству единства с телом матери, Рохайм добавил, что также это связано с желанием смерти. В добавление к своей теории о вечной борьбе между инстинктами жизни и смерти Фрейд дал еще одно определение: кроме желания жизни, существует еще желание прекращения страстей — стремление вернуться в неорганическое состояние бытия, которое Фрейд называл принципом нирваны. Рохайм рассматривал это стремление к небытию как движущую силу глубокого сна, который олицетворяет желание слиться с матерью. Однако есть еще другая сила, говорил Рохайм: тело просыпается с бессознательным и подсознательным импульсом к жизни. Это, считал он, олицетворяет отца; тело же, будучи в состоянии, далеком от «парализованности», превращается в фаллос. Поэтому он полагал, что во время сновидений существует постоянный конфликт между желанием слиться с матерью и желанием отождествлять себя с отцом в качестве мощного фаллического символа. Он сделал вывод, что эти противоположные силы сплетаются, и это сплетение и является причиной сновидений. Он также предполагал, что сновидения наделяют представителей обоих полов витальным[19] источником мужской и женской энергии, необходимой для жизни. В своих работах Рохайм оспорил утверждение Фрейда, что сны состоят только из зрительных образов, и критиковал подход Фрейда к сновидению как к тексту, который требует специальных знаний, чтобы его расшифровать.