Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 42

• Предыдущая
• 42/112
• Следующая

Цветы выглядели в комнате такими яркими и вселяющими надежду. Когда на них падал луч солнца или свет лампы, казалось, что они танцуют. Мэри назвала их своим свадебным букетом и засмеялась при этом. Но смеялся только ее рот. Глаза делали что-то другое. Джьянни больше всего боялся именно ее глаз.

В постели они оба не могли даже вообразить, что могут расстаться.

Истинным временем любви Мэри считала утро и ранний вечер. Ночь – это для крестьян, как говорила она, потому что крестьяне слишком робки и застенчивы, чтобы смотреть друг на друга.

Джьянни чувствовал себя юнцом, впервые попавшим на праздник. Мэри дарила исключительную радость в любое время, но он совсем по-особому воспринимал те минуты, когда она поднималась в номер вверх по лестнице впереди него, а он смотрел, как двигаются ее бедра, предвещая наслаждение.

Господи, думалось ему, эта женщина становится чем-то очень значительным.

На пятое утро они лежали рядом в приятной истоме.

Жалюзи были опущены, но раннее солнце пробивалось сквозь щели. Собственное тело казалось Джьянни невесомым. Он знал, что пора вставать и приниматься за ежедневные поиски, но не мог преодолеть расслабляющую инерцию.

В комнате было тепло, и они с Мэри лежали на простынях нагими. Кожа Мэри сияла в утреннем свете.

Еще только десять минут, пообещал себе Джьянни.

– Сколько еще галерей нам осталось обойти в Риме? – спросила Мэри Янг.

– Около пятидесяти, наверное.

– А если мы в них ничего не найдем?

– Поедем во Флоренцию.

– А потом?

– Потом в Венецию, Неаполь, Палермо. Ты же знаешь список.

Она пододвинулась к нему:

– Я должна сделать ужасающее признание.

Джьянни молча ждал продолжения.

– Иногда мне хочется, чтобы мы вообще ничего не нашли.

Он смотрел в потолок.

– Ведь это неразумно, да? – спросила она.

– Разумеется.

– Я знаю. Говорю только потому, что последние дни были так чудесны.

Джьянни молчал.

– По крайней мере, для меня, – добавила она.

– И для меня тоже.

Она повернулась и поцеловала его.

– Ты не должен был так говорить.

– Должен.

– Только потому, что ты очень воспитанный человек.

– Нет. Потому, что это правда.

Мэри лежала неподвижно, обняв его. Золотые искорки вспыхивали и гасли у нее в глазах – ветерок колыхал занавески, и они то пропускали свет солнца, то преграждали ему путь.

– А что, если мы так и не найдем Витторио? – заговорила она. – Это в самом деле будет ужасно?

Джьянни принял в себя такую возможность и попытался осознать, как она действует на него. Пожалуй, это не хуже, чем слишком быстро проглотить ледяную воду.

– Я полагаю, мы пережили бы это… соблюдая осторожность и уповая на везение.

– Это не тот ответ, который ты собирался дать.

– Прости. Просто я, как видно, не гожусь для таких игр.

– Но это вовсе не игра. Всегда есть шанс, что так оно и будет. Неужели ты об этом не думал?

– Как же я мог не думать?

– Ну и?

– Чаще всего я отбрасываю это от себя.

– А если уже не сможешь отбросить?

Джьянни долго лежал и раздумывал.

– Это обернулось бы достаточно скверно. Нам пришлось бы сделать пластические операции. Пришлось бы жить с оглядкой и нигде не задерживаться, жить одним днем и знать, что этого не изменишь.

– Ты имеешь в виду, как жил Витторио все последние девять лет?

Джьянни кивнул, хотя на самом деле не обдумывал проблему в таком свете.

Мэри села на постели и посмотрела на него:

– Ты все время говоришь “мы”. Значит ли это, что ты хочешь, чтобы мы были вместе?

Джьянни молча и не двигаясь сидел на кровати; прекрасное обнаженное тело и прелестное лицо – самые очевидные аргументы в ее пользу, и они оказывают свое действие.

– В конечном итоге мы могли бы возненавидеть друг друга, – наконец проговорил он.

– Такая опасность всегда существует.

– Надо быть очень сильными и очень добрыми, чтобы этого не случалось подольше.

– Да.

Они посмотрели друг на друга – и Джьянни притянул ее к себе.

– Все это просто чепуха, – шепнул он.

– Я знаю.

Он поцеловал ее, пьянея от вкуса ее губ. Когда он снова смог говорить, то сказал:

– Я скорее предпочел бы возненавидеть тебя, чем потерять.

К сожалению, она не поверила этому ни на минуту.

Покончив с первыми двумя за это утро “безрезультатными” галереями, они шли по залитой солнцем Виа Венето и остановились у нескольких столиков на тротуаре, чтобы выпить кофе с бриошами.

Виа Венето, вяло размышлял Джьянни по дороге… Виа Венето, где женщины молоды и прекрасны, мужчины богаты и утонченны, где никогда не услышишь дурного слова.

По крайней мере до тех пор, пока ты оплачиваешь чеки.

Следующей по расписанию остановкой была у них расположенная на ближайшей боковой улочке галерея “Рафаэль”. Прежде чем войти, они постояли, разглядывая выставленные в окнах полотна.

– Вот эту вещь я бы купила не раздумывая, – сказала Мэри Янг.

Джьянни бросил взгляд на полотно. Это был написанный в свободной манере портрет серьезного темноглазого мальчика; его волосы блестели на солнце, а вдали за ним синело море.

Джьянни замер и смотрел молча. Мальчик на полотне о чем-то говорил с ним. Что-то было в глубине его глаз, какой-то знакомый отсвет, отсылающий в далекое прошлое.

– Мы его нашли, – негромко произнес он. – Это работа Витторио.

Мэри Янг посмотрела на него:

– Ты уверен?

Джьянни кивнул, чувствуя, что весь он сейчас – открытая, первозданная глубина.

– Как же ты узнал? – не отставала Мэри.

– Я впервые увидел Витторио, когда ему было восемь лет, и у него было то же самое лицо. Если этот мальчуган не его сын, я готов сжевать холст.

Пальцы Мэри вцепились ему в предплечье.

– К тому же это типично его манера. Именно так он всегда писал плоть, освещенную солнцем. Видишь? Две кадмиевые краски – желтая и красная, чистые, не смешанные, и обе на кисти одновременно. – Джьянни горел возбуждением. – Можешь ты просто почувствовать этот трепет, это дьявольское солнце, само солнце на лице ребенка?

Мэри нагнулась, чтобы разобрать подпись художника в нижнем левом углу полотна.

– “Гвидо Козенца”, – прочитала она.

Джьянни сделал глубокий вдох, потом с шумом выдохнул воздух и потянул Мэри за собой в галерею “Рафаэль”.

Владелец занимался в глубине магазина с другим покупателем; Мэри и Джьянни сами посмотрели картины. Джьянни обнаружил еще два полотна, подписанные именем Гвидо Козенца, и в обоих угадал талант и манеру Витторио. Жилка у него на виске билась так, словно вот-вот разорвется.

Покупатель ушел, и хозяин подошел к ним.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Он заговорил с ними по-английски свободно, хоть и не без акцента. Как почти каждый из тех, с кем им пришлось иметь дело в Риме, он мгновенно определил, что они американцы. Джьянни это устраивало. Давало ему преимущество сохранять свой итальянский исключительно для себя.

Джьянни улыбнулся:

– Моя жена и я сам просто влюбились в написанный Гвидо Козенцой портрет мальчика, выставленный у вас в окне. Очень немногие художники умеют изображать детей. Вечно превращают их во взрослых-недомерков.

– Это верно, – согласился дилер от искусства. – Но очень немногие люди достаточно восприимчивы для того, чтобы это увидеть. Вы заинтересованы в приобретении картины?

– Она весьма привлекательна, – сказал Джьянни. – Но по-настоящему мы заинтересованы в том, чтобы уговорить мистера Козенцу написать в том же стиле портрет нашего сына.

Владелец галереи смотрел на них, и Джьянни живо ощущал, как он прикидывает, сколько они могут и захотят заплатить.

– Я надеюсь, что мистер Козенца принимает заказы на портреты, – вмешалась в разговор Мэри Янг. – Мы были бы очень огорчены, если это не так.

– Если говорить честно, синьора, то я не могу ответить на ваш вопрос. Я должен переговорить с его представителем. Ваш сын находится вместе с вами в Риме?

• Предыдущая
• 42/112
• Следующая