Психические вирусы - Броуди Ричард - Страница 6

Итак, если мемы — это внутренняя программа человека, мы должны обратиться к последним исследованиям психологов и узнать, каким образом мы «программируемся» — иными словами, каким образом мемы передаются в наше сознание. Ведь после того, как программа попала в наше сознание, в комплексе наших поведенческих мотивов появляются и те, которые способствуют косвенному распространению мемов.

И хотя в некоторых случаях использование термина «орудие» может прояснить картину, — например, при описании человеческого поведения или какого-нибудь культурного артефакта, который инфицирует людей своими мемами, — гораздо чаще мем становится причиной ряда действий, которые выстраиваются, как картинки в комиксах. Лишь в результате одной из побочных своих функций эти мемы распространяются. Колеса вагонов, как телевизионная реклама, — это исключения среди орудий распространения мемов; общий принцип сложней.

Как и биологам, нам нужно такое определение мема, которое позволило бы нам понять процессы культурной эволюции. При этом нам нужно держать в уме психологическую формулировку, согласно которой мем — это внутренняя репрезентация знания. И, в соответствии с когнитивистской формулой, мы должны определять мемы как идеи — как наше «программное обеспечение», как определенный внутри нас порядок наших собственных действий, — которые приводят к каким-либо изменениям во внешнем мире. Результатом такого синтеза станет определение, во многом похожее на формулу Доукинса, представленную им в 1982 г. в его книге «Расширенный фенотип» (The Extended Phenotype). В дальнейшем я буду использовать это определение в своей книге.

Теперь, когда мы можем воспользоваться этим определением, можно дать ответ на те вопросы, которые я задавал своим коллегам в Microsoft — Чарльзу Саймони и Грегу Казнику. Является ли зевок мемом? Нет, зевок — поведенческая практика; насколько мне известно, зевок не является внутренней репрезентацией какой-либо информации. Несмотря на то, что зевать — «дело заразительное» (зевки «самореплицируются»), в большей степени это напоминает не мемы, а испорченную настройку радиоприемника: увидишь, что кто-то зевает, и, быть может, зевнешь и сам. Однако зевок не воздействует на события таким образом, чтобы в мире появилось как можно больше копий этой «информации». Люди зевают, когда видят, что зевают другие; однако внутреннее их состояние не меняется, и в результате они не будут зевать в будущем чаще, более того — их поведение никоим образом от этого не изменится.

А как насчет «та-та-та-ТАМ» — знаменитого лейтмотива Пятой симфонии Бетховена? Поскольку он хранится в моем сознании, в сознании Чарльза и Казника, этот мотив является мемом. Я только что инфицировал вас его копией. Если вы услышите в ближайшие дни эту музыку или кто-нибудь в вашем присутствии заговорит о Пятой симфонии Бетховена, то у вас поневоле возникнут ассоциации с обсуждаемой в этой книге темой. И если вы внезапно заговорите с друзьями на эту тему («Надо же! Я как раз читал об этом мотиве — „та-та-та-ТАМ“ в книге „Психический вирус“. Ты знаешь, что „та-та-та-ТАМ“ — это мем?»), то станете распространителем тех мемов этой книги, которыми вы уже заразились.

В этой книге представлены различные размышления о мемах. Когда вы прочтете ее и осмыслите, в вашем сознании возникнут «мемы о мемах» — метамемы! Если вам захочется написать книгу о мемах, или рассказать кому-нибудь о меметике, или просто дать почитать свой экземпляр «Психического вируса» тому, кто эту книгу может понять, метамемы вашего сознания будут самореплицированы.

Я хотел бы особо обратить ваше внимание на следующий метамем: все, что содержится в этой книге, как и предостерегает вынесенное в эпиграф изречение Уайтхеда, лишь полуправда. Впрочем, это не значит, что моя книга плоха; я, как и Уайтхед, хочу сказать лишь то, что это высказывание было бы справедливо и в отношении любой другой научной книги. Я считаю, что меметика — это научная модель. Это один из способов взглянуть на мир. Меметика позволяет «взглянуть» на идеи — мемы — как на отдельные организмы, которые борются за место в вашем сознании, а также за место в сознании других людей. В случае если эти понятия могут причинить вред и являются составной частью заразного психического вируса, понимание этой модели может предоставить вам способы борьбы с инфекцией.

Невропатолог мог бы сказать нам, что на самом деле в тот момент, когда какая-либо идея образуется в нашем сознании, происходит целый ряд сложных электрохимических изменений в разных участках головного мозга. Возможно, невропатолог даже указал бы нам, в каких именно участках мозга происходят эти процессы, и подтвердил бы свои слова данными, полученными в экспериментах, — пациенты, у которых были поражены данные участки мозга, не могли «заразиться» какими-либо мемами. Безусловно, это обоснованная точка зрения; но наша книга не об этом. Наша книга посвящена меметике.

Психолог же, в свою очередь, указал бы на то, что идеи, о которых люди думают и говорят, основаны на неудовлетворенных желаниях, борющихся друг с другом инстинктах, перенесенных психических травмах и т. д. Безусловно, эта точка зрения тоже обоснована, но наша книга не о том — наша книга посвящена меметике.

В последние десятилетия физика все чаще стала входить в противоречие с философией. Наше представление о квантовой физике — физике частиц, размер которых менее атома, — вынуждает нас осознать, что отделять реальность от того, кто фиксирует эту реальность, невозможно. Когда-то считалось неоспоримым, что материя состоит из атомов. Затем мир был ошеломлен новостью: оказывается, сами по себе атомы состоят из протонов, нейтронов и электронов. Конечно, не мог не озадачить тот факт, что внутри атомов больше пустоты, чем материи; однако все эти протоны и нейтроны теперь представали составными единицами материи — более прочными, чем камень.

Теперь наука пошла еще дальше — известно, из чего состоят протоны и нейтроны. У физиков есть уравнения, в которых описывается поведение компонентов этих составных частиц атома. Основная загвоздка, однако, состоит в том, что эти частицы ведут себя далеко не так, как обычная материя. Не напоминает их поведение и энергию. И уже совсем странным делает положение знаменитый принцип неопределенности Вернера Гейзенберга, согласно которому квантовая энергия не может быть исследована без внесения в нее изменений. Это звучит так, как если бы в реальности, в данном месте и времени, кванты не существовали — пока мы не предприняли попытку их измерить.

О чем же это говорит? Прежде всего, о «меметической природе» всего, что мы называем реальностью. Все определения, которые даются предметам, являются мемами, а не Истиной. Понятие атома — мем, изобретенный в Древней Греции. Представление о составных частях атома и те сложные формулы квантовой физики, которыми они описываются, на самом деле являются более свежим набором мемов.

Если ваша модель реальности, как в Древней Греции, предполагает наличие четырех основных стихий — земли, воздуха, огня и воды, — то вы, возможно, попытаетесь превратить свинец в золото и потратите на это много времени. Если же, согласно вашей модели реальности, существует несколько десятков элементов, образуемых неизменяемыми и неделимыми атомами, вы займетесь чем-нибудь другим. А если в вашей модели реальности допустимо деление ядер, то весьма вероятно, что вы попытаетесь высвободить атомную энергию и создать ядерную бомбу. Итак, наш способ описания действительности, — согласно которому мемы определяют наше отношение к тем или иным вещам, — имеет большое значение в жизни.