Война Цветов - Уильямс Тэд - Страница 24

• Предыдущая
• 24/155
• Следующая

После описания какого-то пустякового случая в игорном клубе, где снова появился молодой лорд Караденус как-его-там, уже фигурировавший в истории с борделем, рукопись внезапно оборвалась. Через всю страницу тянулась жирная чернильная черта, а за ней шло много пустых листов.

Лишь ближе к концу бросалась в глаза, как черное пятно на снегу, последняя запись, сделанная тем же, но куда менее твердым почерком. Строчки неровные, буквы крупные и торопливые.

Вот и все. Мой рассказ останется неоконченным, ибо такая концовка выше моих сил. Я надеялся, хотя не должен был надеяться, и поэтому все завершилось позором и полным мраком. Я изгнан, и путь назад для меня заказан.

Я думал, что смогу изложить это на бумаге, но нет – слишком все тяжело. Я потерял то, о чем другие люди не могли и мечтать, из-за собственной гордыни, из-за дерзостной отваги, которой даже боги должны остерегаться.

Это походило то ли на исповедь, то ли на сделанное второпях завещание.

Озадаченный и разочарованный Тео перелистал тетрадь назад, но так и не понял, почему Эйемон бросил свои записки. Надо бы вернуться к месту, где он начал просматривать текст кое-как, и перечитать все внимательно, но теперь, когда Тео знал, что конца у этой истории нет, это было уже не так интересно. Он пытался сосредоточиться на вымышленных именах и названиях, но четвертое пиво давало о себе знать, и глаза смыкались. Небо стало свинцово-синим, деревья превратились в тени.

«Надо бы все-таки встать и включить свет», – было его последней сознательной мыслью.

Видимо, он таки сделал это, прежде чем задремать: за окном было черным-черно, однако он различал кухонную стойку, кран и белую панель микроволновки – все это озарял желтый дрожащий свет. Можно подумать, что он напился всерьез, а не ограничился парой-другой пива.

«Надо будет сменить эту лампочку».

Свет, впрочем, шел не от лампочки, а с полки над раковиной и делался все ярче и ярче.

«Пожар?»

Даже эта мысль не смогла поднять его из кресла – Тео точно опутали невидимой, но весомой сетью. Пульсирующий огонек на нижней полке погас, но за секунду до того, как комната погрузилась во тьму, Тео увидел такое, что наконец встал. Нашаривая выключатель, он решил, что все еще досматривает сон и что четыре пива – это все-таки многовато.

«Не надо пить, когда у тебя депрессия, вот что».

Но свет зажегся, а маленькая женщина так и осталась сидеть на полке – полфута ростом и с крыльями.

– Ух ты, гниль луковая, – сказала она, обхватив себя руками, и спорхнула на стойку, трепеща прозрачными крылышками. Босая, с голыми ручками и ножками, она была одета в красное платье, блестящее, как тельце бабочки. – Больно-то как, оказывается.

– О Господи, – простонал Тео. – Что еще мне покажут?

Крошечная женщина хмуро уставилась на него – ужасающе реальная, не блик какой-нибудь и не тень. Короткие морковного цвета волосы – красное платье с ними плохо сочетается, отметил Тео частью сознания, о которой до сих пор не подозревал – и широковатое в скулах личико. Такие обычно конопаты, но если у нее и есть веснушки, то слишком мелкие, чтобы их разглядеть. Вид хмурый, хотя радоваться ей тоже особенно не с чего – Тео самому не очень-то весело.

– Это ведь сон, да? – произнес он с надеждой.

Она потерла коленки и выпрямилась. Он никак не мог привыкнуть к ее росточку. Все равно что смотреть на хорошенькую девушку за квартал от себя, только эта от него в полутора ярдах, и видно ее во всех подробностях.

– Ну, если это сон, то я тоже сплю и в следующий раз собираюсь заказать сон получше. Может, перестанешь глаза-то таращить и предложишь мне наперсток чаю хотя бы? Я вся разбита с дороги.

– Вы... вы фея.

– Умница. А ты смертный, вот и разобрались, стало быть. Так вот, я устала, и настроение у меня поганее некуда – как насчет чайку-то?

«Если это сон, то к чему он? Фантазировать о женщинах – одно дело, но женщины полуфутового роста? Что это говорит нам о вашей самооценке, Вильмос?»

– Слушай, – сказала она, и он увидел, что эта крошка в самом деле измучена, воображаемая она или нет. – Я не гордая, сама бы могла приготовить, только у меня сил нет поворачивать ручки на этой твоей плите.

– Извините. – Он подошел, зажег конфорку, поставил на огонь чайник. Малютка упорно не исчезала и даже протянула ручонки к горелке, чтобы погреть их. – Так вы... в самом деле фея. Не плод моего воображения.

– В самом деле. Не плод.

– Но почему вы говорите... как ирландка?

Она закатила глаза и подула на заслонившую их прядку волос.

– Ох, и туп же ты! Это не мы говорим, как ирландцы, – это ирландцы говорят, как мы, более или менее. Дошло?

Ситуация понемногу переставала быть вопиюще нереальной, но оставалась столь же необъяснимой. Чайник закипел, и фея снова поднялась на полфута в воздух, уворачиваясь от струи пара. Тео, двигаясь как заведенный, достал из буфета два чайных пакетика и две чашки.

– Дерева зеленые, парниша, я столько не выпью. Налей мне немножко из своей.

– А, да. – Он убрал лишнюю чашку и бросил пакетик в другую. Наперстка у него не было, поэтому он достал с полки пробку от «Хайнекена». – Это подойдет?

Она подлетела к нему, трепеща крылышками, как колибри, и понюхала пробку.

– Подойдет, только вымой ее. Я против пива ничего не имею, только не вместе с чаем, спасибо.

Тео сел со своей кружкой. Его наполняла гудящая тишина полного остолбенения. Фея, став на коленки, дула на свой чай.

– Я, похоже, не очень-то гостеприимный хозяин...

– Ничего, – сказала она между двумя глотками. – Ваши часто ведут себя таким образом, особенно в потемках.

– А вы, значит... Как вас зовут?

– А тебя?

– Вы не знаете?

– Конечно, знаю, обормотина. Назови сперва свое имя, тогда и я смогу назваться.

– А-а. Тео Вильмос.

– Ну вот и славненько. А я Кочерыжка.

– Как-как?

– Не начинай.

– Но я просто...

– Не начинай, сказано, а то ведь я весь чай на тебя вылью.

Тео подобрался, но ему тут же стало смешно. И зря, наверное: вдруг эта крохотуля способна превратить его в жабу или в горошину под тюфяком? Или возьмет и заставит молоко скиснуть.

Хотя молоко в холодильнике и так, видимо, давно скисло.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал он. – Я просто... не знаю никого с таким именем.

Она посмотрела на него сурово, но затем сменила гнев на милость.

– Я не виновата. Просто я самая младшая.

– А это здесь при чем?

– Нас, Яблок, много. У меня двадцать семь братьев и сестер. Кожица, Мякоть, Черенок, Пирожок, Струдель, даже Сок у нас есть – словом, все хорошие имена уже разобрали, а тут я родилась. Мама с папой прозвали меня «Ошибочкой», но это они любя. Только вот имени мне не хватило.

– А-а. – Не слишком оригинально, но хоть какая-то реакция. – Но что привело вас сюда? Не то чтобы я был против, – спохватился он, – но у нас тут фею нечасто встретишь.

– Неудивительно, с такими-то ценами. – Она устало улыбнулась – впервые с момента своего появления. – Это шутка такая, старая. – Она смотрела на него пристально, склонив голову набок. – Ты правда не знаешь?

– Это как-то связано с книгой моего деда?

– Не слыхала. Тот, кто меня сюда наладил, особо не распространялся. Он, видно, не один заинтересован. Кое-кто, одним словом, положил на тебя глаз.

– Кое-кто? И кто же это?

– Почем я знаю! Мой старичок забеспокоился, вот и послал меня за тобой. Его и спрашивай.

– Старичок?

Она поставила свою импровизированную чашку и снова наклонила голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

– Вы сказали «старичок». Какой старичок?

– Пижма. Он вроде как доктор, хотя и знатного рода.

– Но кто он? И где находится?

Кочерыжка досадливо мотнула головой, и Тео вдруг сообразил, что привлекло ее внимание: скверный запах, словно от тухлятины.

• Предыдущая
• 24/155
• Следующая