Скала прощания - Уильямс Тэд - Страница 63
- Предыдущая
- 63/180
- Следующая
Пещера была наполнена запахом животных, но запах был знаком ему. Саймон поднял головню, чтобы осветить самую глубь пещеры. Шесть лошадей оглянулись на него, нервно заржав. Пол пещеры был устлан сухой травой.
— Вот это очень хорошо, — сказал Бинабик, поравнявшись с ними. — А я питал страх, что они будут побегать или что не хватит еды.
— Они наши? — спросил Саймон, медленно подходя к ним. Ближайшая лошадь задрала губу и попятилась. Саймон протянул к ней руку, чтобы она понюхала ее. — Думаю, да.
— Конечно, — усмехнулся Бинабик. — Мы же не умертвители коней. Тролли поместили их сюда для безопасности, когда нас взяли наверх. Это место предназначено для овец, когда они ягнятся или когда погода холодная. С этого момента, друг Саймон, тебе не придется уже шагать пешком.
Погладив лошадь, которая неохотно приняла ласку, но и не отдернула головы, Саймон увидел серую в черных яблоках кобылу, на которой он уехал из Наглимунда. Он направился к ней, сожалея, что ему нечем угостить ее.
— Саймон, — окликнул его Бинабик, — поймай!
Он обернулся и успел поймать какой-то маленький комок, который стал крошиться в руке.
— Соль, — объяснил Бинабик. — Я забирал ее с Минтахока. Каждой по кусочку. Бараны очень любят соль и ваши лошади, наверное, тоже.
Саймон предложил ее своей серо-черной. Она взяла комочек, пощекотав его ладонь губами. Он погладил ее по мощной шее, почувствовал, как она подрагивает под рукой.
— Я не помню, как ее зовут, — прошептал он грустно. — Хейстен говорил мне, но я забыл.
Бинабик пожал плечами и начал распределять соль среди других лошадей.
— Как я рад снова видеть тебя, — обратился Саймон к лошади. — Я дам тебе новое имя. Как насчет Домой?
Имена, казалось, ее совсем не занимали. Она махала хвостом и пыталась отыскать в кармане Саймона еще соли.
Когда Саймон и Бинабик вернулись к костру, канканг лился рекой, а тролли распевали, раскачиваясь перед костром. Ситки отделилась от группы и подошла, чтобы взять Бинабика за руку.
Она молча положила головку ему на плечо. Издали казалось, что тролли веселятся вовсю, но когда Саймон подошел поближе, по выражению их лиц он понял, что это не так.
— Отчего они такие грустные, Бинабик?
— Мы на Минтахоке говариваем, — объяснил человек, — «Скорбение сохраните до дома». Когда на тропе погибает один из наших, мы хороним его на том месте, но ожидаем того времени, когда вернемся в родные пещеры, чтобы плакать там. Девять наших товарищей умирали на Сиккихоке.
— Ты сказал: скорбим дома, но они же еще не дома.
Бинабик покачал головой, ответил на какой-то вопрос Ситки, и снова переключил свое внимание на Саймона.
— Эти охотники и пастухи имеют приготовления к приходу сюда остального народа Йиканука. Они говаривают друг другу, что вершины полны опасности, и что весна не придет. — Бинабик устало улыбнулся. — Они уже возвращались домой, друг Саймон.
Бинабик похлопал Саймона по руке, а потом они с Ситки повернули к костру, чтобы присоединиться к хору. В костер подбросили дров, и пламя взметнулось вверх, так что вся озерная долина, казалось, озарилась оранжевым светом. Траурные мелодии Йиканука разносились эхом над тихой водой, перекрывая даже голос ветра и шум водопадов.
Саймон отправился на поиски Слудига. Риммер сидел на камне, закутавшись в плащ и придерживая коленями бурдюк с канкангом. Саймон присел рядом с ним и глотнул из предложенного ему бурдюка, а затем втянул в себя холодный воздух. Он вытер рот рукавом и вернул бурдюк.
— Я рассказывал тебе о Скипхавене, Саймон? — спросил Слудиг, глядя на костер и раскачивающихся троллей. — Ты не знаешь, что такое красота, пока не увидишь девушек, вешающих омелу на мачты «Сотфенгсела», похороненного корабля Элврита. — Он отхлебнул напиток и передал бурдюк Саймону. — Ах, Боже праведный, я надеюсь, что у Скали из Кальдскрика достаточно риммерской совести, чтобы ухаживать за местами, где захоронены ладьи в Скипхавене. Да сгниет он в аду!
Саймон сделал еще два глотка из кожаной фляги, пытаясь не показывать своих гримас Слудигу. На вкус канканг был ужасен, но зато согревал.
— Скали — это тот, что отнял земли герцога Изгримнура? — спросил он.
Слудиг обвел все вокруг несколько замутившимся взглядом: он прикладывался к бурдюку неоднократно.
— Этот самый. Сын волчицы и черного ворона, предатель с черным сердцем. Да сгниет он в аду. Здесь уже пахнет кровной местью, — риммер задумчиво потянул себя за бороду и поднял взгляд к звездам. — Да, во всем мире сейчас царит кровная месть.
Саймон тоже взглянул наверх и увидел приближающуюся с северо-запада гряду темных облаков, которые закрыли звезды на горизонте. На мгновение ему показалось, что он увидел, как рука Короля Бурь протянулась, чтобы перекрыть тепло и свет. Он вздрогнул и поплотнее закутался в плащ, но холод не ушел. Он снова потянулся к бурдюку. Слудиг продолжал смотреть На небо.
— Мы очень маленькие, — сказал Саймон между глотками. У него было ощущение, что в его жилах течет не кровь, а канканг.
— И звезды тоже, кюнде-манне, — пробормотал Слудиг. — Но каждая из них горит изо всех сил. Выпей еще.
Позже, — говоря по чести, Саймон не мог вспомнить, насколько позже и что стало со Слудигом, — он оказался сидящим перед костром на бревне, а по бокам сидели Ситки и пастух Сненек. Они все держались за руки. Саймон напомнил себе, что следует деликатно обращаться с маленькими загрубевшими ладонями, вложенными в его руки. Тролли вокруг покачивались из стороны в сторону, и он с ними. Они пели, и он, не понимая слов их песни, подпевал им, вслушиваясь в отчаянный шум, который они производили под покровом ночи, и ощущая биение своего сердца, которое стучало в груди, как барабан.
— Нам обязательно выступать сегодня? — спросил Саймон, пытаясь удержать седло, пока Слудиг подтягивал подпругу. Единственный факел давал недостаточно света, чтобы осветить темную пещеру, служившую конюшней. За стеной из елей разливался рассвет.
— Мне эта мысль кажется разумной, — отозвался Бинабик приглушенным голосом, так как голова его была закрыта кожаным щитком, пока он проверял седельные сумки. — Камни Чукку! Как будто нельзя подождать, пока мы не выйдем на свет! Напоминает охоту на белых горностаев в глубоком снегу.
— Я бы еще денек отдохнул, — сказал Саймон. Вообще-то говоря, если учесть, сколько он употребил канукского напитка в предыдущую ночь, самочувствие его было не так уж и плохо: просто немного стучало в висках и ощущалась некоторая слабость в суставах, а в остальном он был в порядке.
— Я бы тоже. И Слудиг бы не отказался… — ответил тролль. — Ах! Киккасут! Здесь что-то острое!
— Держи же эту чертову штуку! — рявкнул Слудиг, когда седло выскользнуло из рук Саймона. Лошадь раздраженно заржала и отступила на шаг-другой, прежде чем Саймону снова удалось ухватить седло.
— Но, видишь ли, — продолжал Бинабик, — мы не имеем знания, сколько времени нам потребуется, чтобы Пересекать Белую пустыню. Если надвигается зима, чем быстрее мы это сделаем, тем лучше для нас. Имеются еще и те, которые несут весть о нас ушам, не имеющим очень дружеский характер. Мы не знаем, кому достался Урмсхейм после воинов Утук'ку. Они же видели Торн, я полагаю. — Он похлопал по мечу, который был завернут в кожу и приторочен к седлу Саймона.
Упоминание об Ингене Джеггере вызвало судорогу в животе Саймона вдобавок к неприятным ощущениям после съеденной утром сушеной рыбы. Ему не хотелось вспоминать о ловчем королевы норнов, который гнался за ними как привидение-мститель, о его шлеме с оскаленной собачьей мордой.
Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он умер там, на Драконьей горе, думал Саймон. У нас достаточно врагов и без таких, как он.
— Думаю, ты прав, — сказал он мрачно. — Но мне это не нравится.
— Что, бывало, говаривал Хейстен? — спросил Слудиг, выпрямляясь. — Теперь ты знаешь, что такое быть солдатом.
- Предыдущая
- 63/180
- Следующая