Скала прощания - Уильямс Тэд - Страница 27

• Предыдущая
• 27/180
• Следующая

— Мои друзья невиновны, — ответил Бинабик. — Я держал твою дочь заложницей, пока риммерсман Слудиг не спасется вместе с остальными.

Нунуйка выехала вперед, и ее баран поравнялся с бараном мужа.

— Пожалуйста, Бинабик, не отказывай нам в наличии хоть какого-то разума, хотя никто из нас не сравнится умом с твоим наставником. Кто отослал стражу? — Она внимательно посмотрела на Ситки. Глаза Охотницы были холодны, но в лице можно было уловить своеобразную гордость. — Дочь моя, я думала, что ты просто дурочка, раз собираешься выходить за этого недоучку-колдуна. Теперь же я вижу, что ты преданная дурочка. — Она повернулась к Бинабику. — Если тебе удалось вновь околдовать мою дочь, не думай, что тебе удастся избежать исполнения приговора. Ледяной дом не растаял. Зима убила весну. Ритуал Призывания не выполнен — а ты рассказываешь нам детские сказки и снова берешься за дьявольские трюки в пещере своего наставника, которую охраняла для тебя твоя волчица. — Нунуйку охватывал все более яростный гнев. — Тебя судили, клятвопреступник. И ты отправишься на ледяные скалы Огохак Чазма, и ты будешь сброшен с них!

— Дочь, возвращайся домой, — прорычал Вамманак. — Ты совершила ужасный проступок.

— Нет! — Восклицание Ситки вызвало волнение среди троллей, наблюдавших за происходящим. — Я действительно слушалась сердца, но еще и накопленной мудрости. Волчица не пускала нас в дом Укекука, но это не пошло на пользу Бинабику. — Она вытащила из рукава Бинабика перевязанный ремешком свиток и протянула его отцу. — Вот что я там нашла. Никто из нас не надеялся увидеть, что оставил после себя Укекук.

— Только дурак способен рыться в вещах Поющего, — сказал Вамманак, но выражение его лица несколько изменилось.

— Но, Ситки, — сказал Бинабик озадаченно, — мы же не знаем, что в этом свитке! Может быть, это страшное, гибельное заклятье или…

— У меня есть хорошая мысль, — сказала Ситки торжественно. — Вы видите, чей это узел? — спросила она, протягивая свиток матери.

Охотница мельком взглянула на него и небрежно передала мужу.

— Да, это узел Укекука…

— И тебе известно, что это за узел, мама. — Она повернулась к отцу: — Его открывали?

Вамманак нахмурился.

— Нет…

— Хорошо, отец, прочти его.

— Сейчас?

— Если не сейчас, то когда же? После того, как казнят моего жениха?

Облачко дыхания Ситки повисло в воздухе после ее сердитой реплики. Вамманак бережно развязал узел и снял черный шнур, затем медленно развернул кусок кожи и подал знак одному из факельщиков подойти ближе.

— Бинабик, — крикнул Саймон из-за ограды из копий, — что происходит?

— Оставайтесь пока все на очень своем месте и ничего не предпринимайте, — крикнул ему Бинабик на вестерлинге. — Я буду все рассказывать, как только смогу.

— Знайте, — читал Вамманак, — что я, Укекук, Поющий из Минтахока, Чугика, Тутусика, Ринсенатука, Сиккихока и Намьета, а также всех других гор Йиканука… — Пастух читал медленно, с долгими паузами, во время которых он щурился, силясь разобрать смысл почерневших рун. — Я отправляюсь в дальний путь, а в наступившие времена трудно сказать, вернусь ли обратно. Поэтому я записываю свою смертную песню на этой коже, чтобы она говорила за меня после моей смерти.

— Умница, умница, Ситки, — тихо сказал Бинабик, пока голос ее отца мерно звучал в тишине, — это тебе нужно было учиться у Укекука, а не мне. Откуда ты знала?

Она махнула рукой, чтобы он замолчал.

— Я дочь Чидсик Уб-Лингит, куда стекаются просьбы о правосудии со всех гор. Ты думаешь, я не способна определить узел, предназначенный для смертного приговора?

— Я должен предостеречь тех, кто идет за мною, — продолжал читать Вамманак слова Укекука, — что я увидел приближение большой холодной тьмы, подобной которой мой народ никогда не видел. Зима эта будет ужасной, она придет из тени Вияюка, горы бессмертных Детей облаков. Она обрушится на землю Йиканука, как черный ветер из Страны мертвых, и самые камни наших гор раздробит в своих жестоких пальцах…

Пока Пастух читал эти слова, некоторые из слушавших вскрикнули, и хриплые возгласы их разнеслись эхом по окутанным ночной мглой горам. Другие покачнулись, и пламя их факелов затрепыхалось.

Своего ученика Бинабика я забираю в это путешествие. За оставшееся время я обучу его тому малому и большому, что может помочь моему народу в это гиблое время. За пределами Йиканука есть те, кто приготовил лампы, чтобы светить в этой мгле. Я отправляюсь, чтобы прибавить свой свет к их светильникам, как бы ни был он слаб, в борьбе с ненастьем, которое грозит нам. Если мне не удастся вернуться, юный Бинабик заменит меня. Я прошу вас почитать его, как вы почитали бы меня, ибо он жаден к наукам. В один прекрасный день он превзойдет меня.

Вот я заканчиваю свою смертную песню. Я посылаю свой прощальный привет горам и небесам. Я насладился жизнью. Хорошо было принадлежать к детям Лингита и прожить жизнь на прекрасной горе Минтахок.

Собравшиеся отозвались низким завываньем на прощальную песнь Укекука, Поющего.

— Ему не хватило времени, — пробормотал Бинабик. Глаза его наполнились слезами. — Он ушел слишком быстро, он мне ничего не сказал, вернее, сказал не все. О Укекук! Как нам тебя не хватает! Как мог ты покинуть свой народ, не возведя иной стены меж ним и Королем Бурь, кроме такого недоросля, как Бинабик! — Он упал на колени и коснулся лбом заснеженной земли.

Последовало неловкое молчание, нарушаемое лишь скорбной песней ветра.

— Приведите людей долины, — велела Нунуйка копьеносцам, затем перевела свой жестокий взгляд на дочь. — Мы все отправимся в Дом предка. Нам предстоит о многом подумать.

Саймон просыпался медленно. Он долго рассматривал изменчивые тени на покрытом трещинами потолке Чидсик Уб-Лингит, пытаясь вспомнить, где находится. Чувствовал он себя немного лучше, голова прояснилась, но шрам на щеке горел.

Он сел. Слудиг и Хейстен прислонились к стене неподалеку. Они пили какой-то напиток из одного бурдюка и вполголоса разговаривали. Саймон выпутался из плаща и поискал глазами Бинабика. Его друг сидел на корточках перед Пастырем и Охотницей в центре зала, как будто умоляя их о чем-то. На мгновение Саймон испугался, но другие также сидели там, среди них Ситкинамук.

Вслушиваясь в их гортанный говор, он пришел к выводу, что это больше похоже на совет, чем на судилище. Тут и там в полутьме можно было различить другие группы троллей. Они были разбросаны по всему залу. Несколько ламп горели в зале, напоминая звезды, рассыпанные по небу, полному грозовых туч.

Саймон снова свернулся калачиком, пытаясь найти удобное положение на Попу. Как необычайно странно быть здесь! Будет ли у него когда-нибудь дом, в котором он сможет просыпаться в собственной постели, не удивляясь этому?

Он снова погрузился в полусон и видел перед собой холодные горные ущелья и красные глаза.

— Друг Саймон! — Бинабик осторожно будил его. Тролль выглядел измученным, круги под глазами стали заметны даже в полутьме, но он улыбался. — Пора вставать.

— Бинабик, — сказал Саймон сонно. — Что происходит?

— Я принес тебе чаю и очень немного новостей. Похоже, что прошло время питать страх. — Тролль улыбнулся. — Слудиг и я не будем падать со скал.

— Но это замечательно! — воскликнул Саймон. Он почувствовал, как закололо сердце от облегчения после пережитого напряжения. Он вскочил, чтобы обнять человечка, но его неожиданный прыжок сбил тролля с ног. Чай растекся лужей на каменном полу.

— Ты очень долгое время проводил в обществе Кантаки, — засмеялся Бинабик, высвобождаясь. Он был страшно доволен. — Ты перенял ее страсть к очень бурным приветствиям.

Головы повернулись к ним, чтобы видеть это необычное зрелище. Многие кануки удивленно забормотали, дивясь сумасшедшим манерам низоземца, который позволяет себе обращаться с троллем так фамильярно. Саймон уловил удивленные взгляды и в смущении опустил голову.

— Что они сказали? — спросил он. — Мы можем идти?

• Предыдущая
• 27/180
• Следующая