Скала прощания - Уильямс Тэд - Страница 11

• Предыдущая
• 11/180
• Следующая

Этой ночью Саймону снова снилось огромное колесо.

На этот раз, как в дурной пародии на страдания Узириса, беспомощный, с руками и ногами, привязанными к колесу, он вращался не только по кругу, как Господь Узирис на древе, но вместе с колесом несся в черном небе за пределами земного пространства. Неясный свет звезд из-за этого бешеного вращения был похож на хвосты комет. И нечто — какая-то ледяная тень, чей смех напоминал жужжанье мух, — плясало, не попадая в поле зрения, и издевалось над ним.

Он закричал, как это часто бывало в подобных снах, но звука не было. Он сопротивлялся, но не было сил. Где же Бог, который, по утверждению священников, все видит? Почему он допускает, чтобы Саймон пребывал в такой безысходной мгле?

Что-то вдруг стало медленно возникать из бледных, немощных звезд, и сердце его преисполнилось тоскливого ожидания. Но из вращающейся пустоты возникло не то, чего он ждал, — не страшное красноглазое чудовище, но маленькое серьезное личико темноволосой девочки, которую он уже видел в других снах. Сумасшедшее вращение неба замедлилось.

Она произнесла его имя.

Звук прилетел, как из конца длинного коридора. Он понял, что уже где-то видел ее. Ему знакомо это лицо, но кто… где…?

— Саймон, — сказала она на этот раз четче. Голос был полон тревоги. Но что-то иное тоже тянулось к нему — что-то рядом. Что-то совсем близко.

Он проснулся.

Кто-то его ищет. Саймон сел на нарах. Он затаил дыхание, настороженно ждал звука. Но кроме бесконечных вздохов горных ветров и легкого храпа Хейстена, завернувшегося в плащ у догоревшего вечернего костра, в пещере ничего не было слышно.

Джирики не было. Может быть, это ситхи звал его откуда-то? Или это был просто отголосок сна? Саймон содрогнулся и уже решил снова накрыться с головой меховой накидкой. Его дыхание казалось облаком дыма на фоне мерцающих углей.

Нет, кто-то ждет его снаружи. Он не знал, откуда у него эта уверенность. Он казался себе дрожащей струной арфы, настроенной на определенный лад. Ночь превратилась в туго натянутую тетиву.

А что, если его и вправду кто-то ждет? А может быть, это кто-то или что-то, от чего лучше затаиться?

Эти мысли были бесполезны. Все равно он уже вбил себе в голову, что нужно идти. И это решение тянуло его наружу, он не в силах был сопротивляться.

— У меня страшно болит щека, уверял он себя, и я все равно долго не смогу уснуть.

Он вытащил свои штаны из-под плаща, где их сберегал от ледяных йиканукских ночей, с трудом натянул их, стараясь не шуметь, сунул в сапоги озябшие ноги. Он вспомнил о кольчуге, но мысль о холоде металла, а не соображения безопасности, взяла верх в его решении. Набросив на плечи плащ, он проскользнул мимо спящего Хейстена и, отвернув меховой полог, выбрался наружу.

Звезды над высокой горой были беспощадно яркими. Взглянув вверх, Саймон с изумлением почувствовал, как они далеки, как необъятны небесные выси. Еще неполная луна повисла над горными пиками. Снег на вершинах отражал ее холодный свет, все остальное было погружено во тьму.

Как только он опустил глаза и сделал несколько шагов вправо от входа в пещеру, его остановило тихое рычание. Странный силуэт появился перед ним на дороге, окруженный лунным сиянием. Снова раздался глухой рык. Вспыхнули зеленые таза в лунном свете.

У Саймона на миг перехватило дыхание. И тут он вспомнил:

— Кантака! — сказал он тихо.

Рычание сменилось странным подвыванием. Волчица наклонила голову набок.

— Кантака! Это ты? — Он попытался вспомнить что-нибудь из наречия троллей, которым пользовался Бинабик, но ничего не смог вспомнить. — Ты ранена? — Он беззвучно клял себя: ни разу не подумать о волчице с того момента, как его принесли с Драконьей горы! Ведь она была их спутницей и больше — другом. — Эгоист! — ругал он себя.

Бинабик в тюрьме, и никто не знает, что с Кантакой. У нее отобрали хозяина и друга так же, как у Саймона отобрали доктора Моргенса. Ночь показалась еще более холодной и пустой, наполненной лишь легкомысленной жестокостью, царящей в мире.

— Кантака? Ты голодна? — Он шагнул к ней, но волчица попятилась. Она снова зарычала, но скорее от возбуждения, чем от злобы.

Она сделала несколько прыжков, ее серая шкура стала почти невидимой, снова зарычала, прежде чем отбежать.

Саймон пошел за ней.

Когда он осторожно ступал по мокрой каменной дороге, ему пришло в голову, что он делает глупость. Петляющие тропы горы Минтахок совершенно не годились для полуночных прогулок, особенно без факела. Даже тролли знали это: за пологами пещер ни света, ни звука, тропинки безлюдны. Как будто он очнулся от одного сна, чтобы оказаться в другом: путешествие впотьмах при отдаленном сиянии бездушной луны.

Кантака, казалось, знала, куда идти. Когда Саймон сильно отставал, она возвращалась, останавливалась на расстоянии вытянутой руки, а затем снова бежала вперед. Ее горячее дыхание колыхало ночной воздух. Она казалась существом из иного мира и уводила его от людских очагов.

Только когда они обогнули гору, удалившись от пещеры, Кантака примчалась к Саймону и не остановилась поодаль. Ее мощное тело ударилось об него, и хотя удар был несильным, он сел на землю. Она постояла над ним минутку, уткнувшись мокрым носом в шею возле уха. Саймон почесал ее за ушами и даже сквозь толстый мех почувствовал, что она дрожит. Через мгновение, как будто утолив потребность в ласке, она отскочила и тихо завыла. Он встал, потирая спину, и пошел за ней.

У Саймона создалось впечатление, что они обошли полгоры. Волчица стояла теперь на краю большого черного провала, поскуливая от волнения. Саймон осторожно продвигался вперед, ощупывая грубую каменную поверхность горы правой рукой. Кантака нетерпеливо перебирала лапами.

Волчица стояла на краю ямы. Луна, проплывавшая по небу низко, как груженный галеон, могла лишь посеребрить камень, отвесно уходящий вниз. Кантака снова взвизгнула с едва сдерживаемым энтузиазмом.

Саймон был потрясен, услышав голос, отозвавшийся снизу:

— Убирайся, волк! Даже спать не дают, проклятье Эйдона!

Саймон бросился на холодные камни и пополз вперед на четвереньках. Наконец он остановился и свесил голову в зияющую пустоту.

— Кто там? — крикнул он. Его слова отдались в яме так, как будто пролетели значительное расстояние. — Слудиг?

Короткое молчание.

— Саймон, это ты?

— Да! Да, я. Кантака привела меня. Бинабик с тобой? Бинабик! Это я, Саймон.

Снова молчание, потом снова заговорил Слудиг, и Саймон уловил напряжение в голосе риммера:

— Тролль не разговаривает. Он здесь, но он отказывается говорить со мной, с Джирики, когда тот приходил, вообще со всеми.

— Он болен? Бинабик, это Саймон. Почему ты не отвечаешь?

— Он болен сердцем, думаю, — сказал Слудиг. — Он выглядит так же, как всегда, может отощал, но я тоже отощал. Но ведет себя, как мертвый. — Снизу послышался царапающий звук, когда Слудиг или кто-то другой пошевелился там, в глубине. — Джирики говорит, они нас убьют, — сказал риммер минутой позже. В голосе его была обреченность. — Ситхи за нас просил, может без особого жара или особой злости, но во всяком случае просил. Он сказал, что тролли не согласны с его доводами и Хотят осуществить свое правосудие. — Он горько засмеялся. — Ничего себе правосудие: убить человека, который не сделал им никакого зла, да еще убить одного из своих. Причем оба пострадали за общее благо, в том числе и за троллей. Айнскалдир был прав: кроме этого молчальника рядом, все они связаны с адом.

Саймон сидел, обхватив голову руками. Ветер беззаботно носился вверху. Его охватило отчаяние беспомощности.

— Бинабик! — воскликнул он, перевесившись через край. — Кантака ждет тебя! Слудиг страдает возле тебя! Почему ты мне не отвечаешь?

Ответил Слудиг:

— Говорю тебе, это бесполезно. У него закрыты глаза. Он тебя не слышит и совсем не разговаривает.

• Предыдущая
• 11/180
• Следующая