Канун Дня Всех Святых - Уильямс Чарльз Уолтер Стансби - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

Правда, не так уж часто она от этого превращается в совершенно другое полотно: пустое и примитивное лицо в серых сумерках склонилось над жучиными спинами, в которых только и отражается солнце; пустые и примитивные, тянутся к лицу тысячи насекомых; а за ними узкий коридор намекает на некое огромное расстояние, куда готовится перелететь собрание вместе со своим предводителем. Но можно было заметить и еще кое-что. Лицо было вовсе не настоящим лицом — не пародия, но личина чего-то скрытого и повернутого не к миру людей. Теперь это лицо настолько же отличалось от того, которое они разглядывали несколько минут назад, насколько само оно отличалось от спин других насекомых под ним.

Все уже давно молчали, но теперь заговорили одновременно. Ричард в отчаянии произнес:

— Зато какие превосходные краски.

Бетти сказала:

— О Джон, ну зачем ты?

Джонатан сказал:

— Это все фокусы здешнего освещения. Не плачь, Бетти. Сделаю что-нибудь еще.

Леди Уоллингфорд сказала:

— Не смеем задерживать вас, мистер Дрейтон. Если это все серьезно, значит, у нас с вами мало общего.

Если нет, то я не рассчитывала на подобные потрясения.

Идем, Бетти. Моя дочь напишет вам, мистер Дрейтон.

— Какая нелепость, — сказал Джонатан. — Спросите мистера Фанивэла, он скажет вам, что никаких жуков на картине не было и в помине, пока вы не наговорили нам всего этого. Мне чрезвычайно жаль, что вам не понравилось. Хорошо, я напишу другое полотно. Но не можете же вы думать, что я собирался показать вам изображение сумасшедшего и кучу жуков вместо портрета вашего отца Саймона. Я ведь знал, как вы к нему относитесь. Ну скажите, разве могло так быть?

— Однако это факт, — сказала леди Уоллингфорд. Она повернулась спиной к картине и в упор смотрела на Джонатана. — Значит, мы для вас не больше чем паразиты. Бетти!

Бетти все еще не могла оторваться от Джонатана. Казалось, прикосновение давало ей силы, потому что она подняла голову и сказала:

— Мама, Джонатан собирается все переделать.

— Переделать! — воскликнула леди Уоллингфорд. — Пусть себе переделывает, сколько влезет. Ты больше не будешь иметь с ним ничего общего. Идем.

— Леди Уоллингфорд, — вмешался Джонатан. — Я ведь уже извинился за то, в чем не виноват. Другое дело — наша помолвка с Бетти. Я не могу допустить, чтобы она расстроилась.

— Да? — холодно обронила леди Уоллингфорд. — Бетти будет делать то, что я ей скажу, а у меня — другие планы. Эта надуманная помолвка всегда казалась мне нелепостью, теперь с ней покончено.

— Мама, — начала Бетти. Леди Уоллингфорд, до той поры смотревшая на Джонатана, медленно перевела взгляд на дочь. Легкое движение ее головы было точно выверенным и таким властным, что все в мастерской ощутили присутствие новой силы. Глаза матери держали Бетти так же, как на картине у нее за спиной протянутая рука удерживала внимание собравшихся; они повелевали как жест. Джонатан был отброшен, осужден и забыт. Он стоял, беспомощный и одинокий, наблюдая безмолвный разговор, и не мог помешать ему. Он сразу почувствовал, как поникла Бетти, его рука больше не помогала ей. Тогда он сжал узкую кисть покрепче, но она словно проваливалась, как проваливается раненая птица сквозь воздух, который должен держать ее. Ричард, видя это медленное движение, внезапно вспомнил Лестер и странный жест, которым она отдернула руку. Движение было слишком серьезно и явно не соответствовало причине, оно содержало в себе нечто не вмещаемое сознанием. Так убийство, хотя и может служить выражением ненависти, означает нечто совершенно иное, чем ненависть. А в комнате сейчас ощущалась именно ненависть, та особая ненависть, из-за которой убивают холодно и расчетливо. Как человек, ослабевший после болезни, безуспешно пытается справиться с убийцей, Ричард то ли заговорил, то ли только представил свой голос, произносящий слова:

— Леди Уоллингфорд, если мне позволено будет сказать, то, может, лучше отложить разговор до другого раза? Наверно, нет нужды так сразу рубить сплеча. Я хотел сказать, если Джонатан перепишет картину, то и причины размолвки не останется. Я даже думаю, если бы вы захотели взглянуть на картину при другом освещении, она показалась бы вам совершенно иной. Иногда немного внимания…

Он не помнил наверняка, какую часть своей речи успел произнести в действительности, когда его перебил Джонатан. Художник говорил страстно и очень быстро, помянул отца Бетти, маршала авиации, и свою собственную тетушку, которая могла бы приютить Бетти на несколько дней, так что они хоть завтра поженились бы, и никакие картины, никакие родители, никакие пророки в целом мире не смогли бы им помешать. Он говорил почти на ухо Бетти и все пытался повернуть ее лицом к себе, заглянуть ей в глаза. Но она не оборачивалась, она только побледнела еще сильнее, и когда леди Уоллингфорд сделала первый шаг к двери, начала поворачиваться вслед за ней, а потом вдруг вывернулась из-под руки Джонатана, по-прежнему не отвечая на его мольбы, увещевания и приказы. Ричард подумал, что ее лицо при этом напоминает другое, виденное им недавно; несколько мгновений он пытался вспомнить, чье, и внезапно оно возникло перед ним: лицо Лестер, каким он видел его в последний раз, мертвое лицо Лестер. Сходство оказалось сильнее, чем различия, существовавшие между их живыми лицами; обе они сейчас жили в городе, гораздо более далеком, чем Лондон за стенами мастерской, и тот, другой город вдруг заполнил комнату. Он увидел леди Уоллингфорд, та как раз оглянулась на Бетти от двери, увидел ее лицо тоже. Нет, это лицо не выглядело мертвым, оно было как твердая скала в стране мертвых или как здание, если смерти ведомо зодчество, как дом или храм из какого-то странного, гибельного камня. От обычной комнаты осталось лишь слабое подобие. И Джонатан, и он сам были теперь только призраками в призрачных покоях, зато человек на скале и готовые взлететь жуки стали самой настоящей реальностью, такой же, как мертвое лицо Бетти, и живое — вот только живое ли? — лицо ее мучительницы. Ричард вздрогнул от внезапного чувства беспомощности, именно в этот момент Бетти высвободилась и шагнула вслед за матерью.

Леди Уоллингфорд открыла дверь, бросив на ходу: «Мы едем в Холборн», — пропустила дочь вперед и обе вышли.

Мужчины слышали, как хлопнула входная дверь.

Они переглянулись. Гости ушли, и с их уходом мастерская снова стала комнатой, а не предместьем иного мира. Ричард перевел дыхание и снова посмотрел на картину. Теперь ему казалось невозможным не заметить ее настоящую суть. Если смотреть на фигуры перед скалой, как на людей, то на полотне все застыло, но стоило лишь согласиться с их жучиной сущностью, как все обретало движение, насекомые вот-вот должны были взлететь. Картина жила, как живет «Мона Лиза» с первого взгляда, касающегося ее. Однако теперь Ричард видел и другое: поразительную двусмысленность, заключенную в ее образах. В этом был огромный, явно неожиданный, определенно нежеланный успех: люди, на поверку оказавшиеся жуками, жуки, оказавшиеся людьми. Казалось, они уже не могут избавиться от этой двойственности. Но можно ли тогда, думал он, не отрываясь от картины, так и воспринимать их? Насекомые, только что ставшие людьми, люди, только что бывшие насекомыми? Почему бы и нет? Может, это человечность нисходит в них, и мы видим чудо, видим, как плоть заново пересоздается разумом? Тогда их движение — это подъем к образу уже ставшего человека, а протянутая рука — знак и власть, призвавшие их?

Он проследил глазами вдоль руки и пришел к лицу, которое правило ими и призывало их. Невозможно. Это пустое лицо никогда не смогло бы сотворить чудо; а если бы и смогло, то только чудо падения и утраты. Он не мог убедить себя, что оно возрастает в духе. Знак перевоплощения, если и был в нем, теперь исчез. Черный зев отверстия в скале за его спиной, не содержал в себе даже намека на обещание царственных перемен. Там не было жизни, только скала — «tutto di pietra di color ferrigno»2 и камни цвета железа. Какую еще жизнь, кроме своей собственной, может содержать в себе этот камень? Разве что жизнь на лице женщины у двери, жизнь, вломившуюся в эту комнату и уничтожившую саму возможность понимания. А потом он вспомнил, что это — только тыльная сторона, ложное, обманное лицо.

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая