Метаморфозы вампиров-2 - Уилсон Колин Генри - Страница 61

• Предыдущая
• 61/77
• Следующая

Видя, что на помощь Крайски рассчитывать не приходится, Карлсен прибег к концентрации, стремясь максимально контролировать растущее напряжение. При этом он зашелся кашлем: казалось, секунда, и набрякшая голова лопнет. Попробовал фокусировать внимание без концентрации — полегчало, но ненадолго — тошнота постепенно возвратилась вместе с притекающей из травы энергией.

Следующие полчаса прошли в вязкой пелене дурноты. Карлсен плелся, сбивчиво переставляя ноги, и волны тошноты сдерживал тем, что напрягал и перенапрягал внимание.

— Почти уже дошли, — послышался голос Крайски.

Карлсен, открыв глаза, мутно посмотрел вперед. На облегчение, впереди в сотне ярдов расплывчато маячила вершина горы. Он убыстрил шаг, но быстро убедился, что зря: кашель нашел такой, что пришлось остановиться.

— Что, проблемы?

Сквозь дымку навернувшихся слез он разглядел улыбающегося молодого человека — судя по виду, гребира. Выговорить ничего не удавалось, и Карлсен ограничился кивком.

— Не беспокойся, сейчас все будет о'кей.

«О'кей» — американизм дал понять, что к нему обращаются на английском («Дожидаются, видно», — вяло отложилось в мозгу).

Правой рукой юноша приобнял Карлсена и остаток пути они проделали сообща. Почувствовав у себя на поясе его руку, Карлсен почувствовал, что тошнота вроде бы схлынула, хотя голову по-прежнему кружило и било гро— мовым пульсом изнутри.

Вершина Горша представляла собой обширную площадку, поросшую желтой травой, среди которой белело несколько странноватого вида палаток. Посреди находилось круглое озерцо, такое же синее, как озеро, где, невзи— рая на прохладный ветер, плескались несколько нагих юношей — бронзовых от загара, мускулистых.

Спустя несколько минут купальщиков прибавилось. Лица их, под стать телам, были обветрены, с крепким загаром — если б не толанская удлиненность черт, они могли бы сойти за молодых работяг-фермеров во время страды. Однако, твердые губы и льдистые глаза выдавали аскетично жесткий уровень самодисциплины.

— Доктор Карлсен не привык к изол-силе, — обратился к своим сверстникам молодой провожатый. — Давайте попробуем его приспособить.

С дюжину юношей, положив друг другу руки на спины, образовали круг. Присоединились и некоторые из нагих купальщиков — сосед справа от Карлсена был мокрый и холодный.

Внешне походило на врубад: так же склонены головы, глубоко сосредоточены лица. Карлсеном все больше овладевало расслабляющее умиротворение. Минуты не прошло, как всех уже спаяла телепатическая связь, по-знакомому расчленив на полосы вроде зеркала в паноптикуме. Теперь тошнота донимала лишь одну из полос, причем ясно было, как надо действовать. Очень напоминало непривычного к алкоголю подростка, нахлебавшегося виски. Тошнота размывала силу воли: чтобы достичь над ней контроль, необходимо было поглотить всю избыточную энергию в своей системе.

В одиночку это было бы трудно, поскольку казалось, что усилия воли имеют обратный эффект. Однако с помощью остальных умов задача дробилась на части. Изол-силу надлежало сжимать, покуда она не станет подвластной, а это легко было достижимо совокупным волевым усилием.

Сам момент обретения контроля был полон спокойного, но интенсивного триумфа. Все равно, что сжимать при взрыве бомбу в ее изначальную оболочку. Хотя и это, в сущности, лишь одно из многих проявлений того, чего можно достичь совокупным усилием воли. Вместе умы этих юношей были тысячекратно сильнее, чем порознь.

Было, правда, одно преимущество в пользу врубада: каждый нес ответственность за всех остальных. Как акробаты, в чутком напряжении возводящие «башню». Стоит хоть одному оступиться или выйти, рассыплется все строение.

Ощутив себя в полном владении, он мысленно поблагодарил всех. Остальные медленно расслабились — процесс выхода совокупной энергии происходит аккуратно, постепенно, как ныряльщик поднимается из глубины. И вот он уже снова был собой. Только это было «Я», о существовании которого он догадывался лишь проблесками.

В физическом смысле все вокруг смотрелось без изменений. Ничего общего с тем изумительным расширением внешних границ, что он как-то испытал, студентом попробовав психоделического наркотика. Изменился мир внут— ренний. И то в небольшом, но крайне важном аспекте: восприятие перестало быть пассивным. Глядя на окружающий мир, свой взгляд он сознавал теперь как некоего рода прожектор, на выбор высвечивающий увиденное. Он чув— ствовал свое проникновение подобно тому, как мышцы руки чувствуют напряжение от поднимаемого веса. За всю жизнь он впервые переживал полную активность чувственного воздействия.

Теперь, в наступившей расслабленности, можно было и оглядеться. Развернувшаяся вокруг панорама зачаровывала своей красотой. К востоку виднелись расплывчато очерченное ущелье Кундар, кобальтово-синее озеро и порожняя, будто снящаяся равнина Гавунды с всходящими кольцами сернистого пара и алыми горами на горизонте. Горный же пейзаж на западе был просто непередаваем. Горы смотрелись не просто грандиозно (Гималаи в сравнении с ними показались бы недоростками), но были окутаны туманной, томительной светозарностью, делающей их просто мучительно красивыми. Они, и только они могли бы служить воплощенной мечтой поэтов о запредельных горизонтах. От одного лишь взгляда на них представлялась какая-нибудь волшебная страна, где жизнь непостижима и совершенна. «Земля эльфов» звучала как-то пустячно перед лицом такой величавости. На Земле такие горы были бы опасны: многие становились бы рабами их созерцания, отвергая пошлую реальность повседневного мира. Что-то в них наполняло сердце высокой, тоскующей радостью, словно бессмертная музыка. Эти горы властно притягивали — на них можно было заворожено глядеть часами, все остальное при этом отсылая на задний план.

Для Карлсена такой опасности не существовало: чувственное воздействие давало ему возможность взирать на них с отстраненностью портретиста, любующегося красотой натурщицы. Но и сейчас при взгляде на панораму охватывала трепетная завороженность.

Усилием воли он вернул внимание к происходящему. Рядом стоял один лишь Крайски. Остальные деликатно удалились, давая неофиту возможность исследовать свои новые чувственные горизонты.

— Как оно зовется? — даже не сразу спросил Карлсен.

— Гребиры называют его Буруджи-Рота, «Лестница в облака». Местные же зовут его Моррен.

— Что еще за «местные»?

— Ульфиды и грибудины.

— Грибудины??

— Помесь животного с рептилией. Сокращенно, гриски — что-то вроде «поганцев».

— Кто-то из них живет в Гавунде?

— Нет. Гребиров они ненавидят.

К ним подошел юноша — тот самый, что помог Карлсену добраться до вершины — он приветственно сжал ему предплечие.

— Ну что, пора представиться. Звать меня Креб. В этом выезде я старший помощник начальника.

— А начальник кто?

— Люко, заместитель гребиса.

— Меня с ним знакомили. Он здесь?

— Скоро прибудет. А как прибудет, нам пора сниматься. Желаешь отдохнуть?

— Нет, спасибо. Чувствую себя теперь превосходно.

— Если передумаешь, моя палатка в твоем распоряжении, — юноша с легким поклоном отошел.

— Я бы на твоем месте выкупался, — посоветовал Крайски. — Чем больше наберешься изол-силы, тем лучше.

Хороший совет. Освоившись уже впитывать струящуюся из земли силу, Карлсен ощущал себя атлетом, тело которого изнывает по мощной нагрузке, или пловцом, наслаждающимся ощущением холодной воды.

Озерцо, тоже кобальтово-синее, было диаметром в сотню ярдов. Трамплином для ныряния служила незамысловатая платформа из серого крапчатого камня. Карлсен направился было к ней, но Крайски остерег:

— Нет-нет, сперва войди так.

Знает, что говорит: улыбочка вон какая. Вода, как и там, в озере, не давалась, упруго прогибаясь под ногами. А между тем один из купальщиков, нырнув с платформы, гладко ушел вглубь — что характерно, без фонтана брызг.

Ответ нашелся инстинктивно. В состоянии чувственного воздействия, где взгляд сквозил волевой силой, он сфокусировал внимание на вдавленную в поверхность ступню. Эффект такой, будто на воду направили лупу, а то и микроскоп. Моментально осозналась причина поверхностного натяжения: из глубины поверхность со всех сторон лупили шарики-молекулы. Многие, разумеется, прорывались в воздух и шлепались обратно. Поскольку вода кипела ксилл-энергией, напор молекул изнутри намного превосходил тот, что в обычной воде, потому-то нога входила с таким трудом. Можно было разбить поверхность чисто физически до глубины, где напор изнутри и снаружи выравниваются. Однако проще было сузить луч внимания до лазерной спицы и легко проникнуть под поверхность, а там снова его расширить. Создавался своего рода туннель, по которому нога проникала через поверхность. Вот так: сначала одна, затем другая. Погрузив же обе, затруднений он больше не испытывал.

• Предыдущая
• 61/77
• Следующая