Огненная река - Угрюмова Виктория - Страница 58
- Предыдущая
- 58/98
- Следующая
– Бессмертные боги! – задохнулся барон. – Как же я сразу не вспомнил?! Госпожа, что делать?
– Так это...
– Именно оно, как же я сразу не подумал?!
– Выбирайтесь из дома.
Как ни странно, воплощенный в реальность кошмар, явившийся из преддверия сна, успокоил ее. Как всегда успокаивала необходимость принимать решительные меры. Это после она станет терзаться сомнениями и скорбеть, а сейчас, вынув клинки из ножен, Каэтана была готова защищать своих людей, охранять их, и это было главным.
Через несколько секунд Рогмо и Банбери стояли возле нее.
– Осторожно подходите к каждой хижине и стучите в окно. Просите воинов на пару слов. Шума не поднимайте, иначе может случиться трагедия.
Каэтана решительно двинулась к дому, где остановился на ночь Куланн. Она осторожно постучала в оконную раму. Но никто ей не отвечал. Она стукнула настойчивее, хотя и понимала, что это не поможет. Наконец ее внимание привлек легкий шорох, раздававшийся откуда-то сверху. Она вопросительно посмотрела на Тода, и умный пес моментально повел ее вокруг дома, пока она не уперлась в приставную лестницу, ведшую на чердак. Засунув Такахай за спину и крепче сжав рукоять Тайскарона, Каэ полезла наверх. В полной темноте трудно было что-то разглядеть. Даже луны не было на черном небе, где звезды мерцали, ничего не освещая.
Остановившись на последней ступеньке, Каэ прислушалась. Едва слышная возня где-то справа привлекла ее внимание. Она переступила внутрь и по колено утонула в душистом, свежем сене.
«Вот будет весело, если я все придумала и сейчас испугаю до смерти своего могучего сангасоя. Потому что он точно здесь не один...»
Куланн, если это был он, как-то странно хрипел и ворчал не хуже Тода – так же злобно и яростно. На любовное томление это было не сильно похоже, но ведь нельзя ко всем подходить с одинаковыми мерками.
«Как-нибудь выкручусь», – решила наконец Каэ. Быть богиней не всегда хлопотно. Иногда это все же дает некоторые преимущества. Так, зрение ее быстро перестроилось, и она, как кошка, стала все видеть в кромешной тьме. Правда, то, что она увидела, ей так не понравилось, что она бы с радостью отказалась от этой способности.
Связанный по рукам и ногам, с тряпкой во рту, Куланн лежал на спине. Судя по беспорядку в том, что с большим трудом можно было назвать его костюмом, его перевели в это состояние из гораздо более приятного. Огромный воин извивался всем телом, напрягая мышцы, чтобы порвать веревки, но все было тщетно. Давешняя девушка, полногрудая, пышная, холеная, сидела над ним с огромным ножом в руках – ну прямо картинка из кошмарного сна. Каэтану она не видела, как, впрочем, не видел ее и Куланн.
Кажется, парой минут позднее было бы и вовсе поздно. Девушка обеими руками сжала рукоять ножа и высоко занесла его над головой. Она что-то тихо напевала, раскачиваясь в молитвенном экстазе. И Каэ прыгнула вперед, надеясь опередить эту любительницу свежего мяса.
Тайяскарон легко, словно сквозь туман, проскользнул в тело убийцы, и девушка с хрипом повалилась на своего неудачливого любовника, заливая его потоками своей крови. Кровь, видимо, была горячая, потому что Куланн зашипел.
Когда Каэ разрезала на нем веревки и коротко прошептала несколько слов, сангасой скатился по лестнице кубарем, ворвался в дом и выбежал оттуда уже вооруженный.
В Корране было тихо. Это могло означать как хорошие новости, так и жуткие. Не теряя ни секунды, Куланн и Богиня Истины бросились в разные стороны. Каэ легко скользила в темноте к следующему дому, когда ее посетила гениальная мысль. А стоит ли пытаться вызывать воинов по одному, рискуя опоздать? Ведь можно... Она остановилась посреди дороги, закрыла глаза, сконцентрировалась. Сангасой называли себя ее детьми, они жили на земле, напитанной духом Истины с самого рождения, они ходили в ее храм, они пили воду из ее источников. Они любили ее и были готовы отдать свои жизни по первому же требованию своей богини. Почему же они не могли ее сейчас услышать? И через темноту и мрак, пробиваясь сквозь собственный страх и отчаяние, сквозь чужую глухоту и невнимательность, Каэ стала звать детей Ингатейя Сангасойи. Она кричала, пытаясь проникнуть в их сны и грезы, в их явь и действительность. И в какой-то момент, будто эхо, отразившееся от скал, прилетел ответный крик.
Полусонные, встревоженные, полуодетые воины выскакивали из домов, сжимая в руках мечи. Поселок проснулся, загомонил, загудел. Послышались вопли отчаяния, крики боли и победный рев.
Со всех сторон торопились к Ингатейя Сангасойе ее спутники и друзья. Странным образом ее зов услышал Магнус, до дома которого не успели еще добежать Рогмо и Банбери; недовольный Барнаба приковылял, ей таща за собой сонного альва. Многие солдаты выскакивали уже с оружием, обагренным кровью хозяев Коррана. Запалили факелы, и вскоре поселок осветился отблесками пламени. Кто-то причитал, вымаливая прощение. Кто-то проклинал гостей. Среди этого воплощенного ночного кошмара грозным и неприступным изваянием стояла Ингатейя Сангасойя, Богиня Истины, – и плакала.
Тринадцать воинов не пережили этой ночи. Тринадцать свежих могильных холмов вырыли солдаты Куланна в лесу, под сенью цветущих деревьев. Тринадцать коней удивленно пофыркивали, тычась мордами в чужие ладони, словно спрашивая, где их хозяева.
А сзади осталось пепелище. Каэ не стала удерживать своих людей, когда страшная истина наконец открылась им. Воины Ингатейя Сангасойи никогда прежде не поднимали руки на мирных жителей. Никогда они не могли и помыслить о том, чтобы убить женщину или ребенка. Но когда вымазанные кровью их друзей ребятишки попались им на глаза, в сердцах воинов не осталось жалости. Поселок каннибалов был уничтожен. Дома сожгли, устроив один огромный погребальный костер гостеприимным хозяевам, которые жили тем, что съедали всех, кто имел несчастье попасть в эти края. Людей отлавливали в лесу и на дорогах, ведущих к Эрен-Хото; приглашали отдохнуть в Корране и переночевать, чтобы с новыми силами двинуться в путь на следующий день. Как правило, следующего дня для тех, кто соглашался, уже не было.
К озеру ехали в полном молчании. Когда солдаты гибнут в бою, это горько, но понятно всем – на то они и солдаты, чтобы отдавать свои жизни за ту цель к которой стремятся. Когда же храброго воина, поверившего девичьей улыбке и ласковому взгляду, съедают на обед, это не укладывается в голове. Больше всех переживал, похоже, Куланн, который считал себя в ответе за эту трагедию. Он думал, что мог предвидеть последствия, но поддался соблазну, и страшная, нелепая смерть тринадцати воинов – это его вина.
Каэ понимала, что творится на сердце у храброго сангасоя. Она подъехала к нему, придержала Ворона, заставляя его идти рядом с конем Куланна, и произнесла:
– Не кори себя. Я виновата еще больше. Тод предупреждал меня, но я не послушалась.
– Если бы не вы, госпожа, меня бы и на свете не было. А я обязан предвидеть любые опасности.
– Так не бывает, Куланн. Нельзя не доверять всем. Тогда жизнь становится невыносимой.
– Жизнь становится невыносимой и тогда, когда кровь твоих солдат не высыхает на твоих руках.
– Глупости. Если ты будешь только об этом думать, мы попадем в еще большую беду. Вот барон Банбери Вентоттен тоже считает, что виноват только он, ибо не смог сразу угадать, что пахнет человеческим мясом.
– Барон Банбери не принимал на себя ответственность, а я обещал правителю Сонандана доставить вас целой и невредимой.
– Понимаешь, Куланн, нельзя обещать ничего подобного. У меня есть своя воля и свое право принимать решения. Есть воля и право на решение и у наших воинов. Мы с тобой все равно не сможем за них думать, дышать, не сможем подавлять их желание любить, верить. А если мы и попытаемся это делать, то рано или поздно нас настигнет расплата. И поэтому отвечай за себя самого, а остальным предоставь право платить по своим счетам. Иначе в какой-то момент человек перестанет быть человеком.
- Предыдущая
- 58/98
- Следующая
