Обратная сторона вечности - Угрюмова Виктория - Страница 9
- Предыдущая
- 9/114
- Следующая
Каэтана рассеянно поглаживала мечи Гоффаннона, и они отвечали ей легким звоном.
— Вот оно что, — потрясение огляделся вокруг Нингишзида. — Значит, это люди…
— Странно, — сказал Тхагаледжа, — у меня такое впечатление, что я грезил наяву или видел сон, не засыпая.
— Так оно и было, — согласился Барнаба. — Мы побывали в гостях у Кузнеца. Я хотел, чтобы вы своими глазами увидели, как все обстояло. А теперь вы не хуже нас знаете, что два воина всегда сопровождают госпожу Каэтану во всех ее странствиях. И им все равно — богиня она или нет. Потому что они по-прежнему любят ее.
— Неужели это и есть та самая вечная любовь, о которой так мечтают люди? спросил татхагатха.
— Наверное, — сказал толстяк.
— Что ты собираешься делать теперь, о Суть Сути? — решил внести некоторую ясность в свои запутанные мысли верховный жрец.
— Сейчас все объясню. Очень скоро, надеюсь, мы с Барнабой двинемся в путь. Больше никого с собой брать не буду. О том, куда я отправлюсь в первую очередь, я скажу вам перед самым выходом — сегодня мне еще нужно кое с кем посоветоваться. Беда наша в том, Нингишзида, что все мои знания расплывчаты и обрывочны. Я знаю, что враг у нас есть, но не знаю, где он и кто он. Мне нужно отыскать моих родичей, а я даже не знаю, что с ними случилось. Мне нужно собрать огромную армию, а я все еще не представляю себе, как убедить людей, что час решающей битвы стремительно приближается… Но я справлюсь. Должна справиться. Вот сегодня еще побеседую с монахами… — Каэ не успела договорить.
— Так они есть? — возопил Нингишзида, хватаясь за голову.
— Нет, — терпеливо разъяснила она. — Их нет, но ты их видел, и я их вижу и говорить с ними собираюсь.
— Иногда мне кажется, что я сошел с ума, — признался Нингишзида.
— И что в этом страшного? — лучезарно улыбнулась Каэтана. — По-моему, ты плохо представляешь себе разницу между помешательством и сумасшествием. В первом случае действительно горе: в голове все смешалось, мешает жить и дышать. Так и называется — помешательство. А во втором — ты сошел с мощеной, проторенной людьми дороги и неожиданно оказался на поляне, в лесу. И в глубь чащи уводит неведомая тропка. Кто знает, может, там, в лесу, тебя ждет чудо? Не бойся сходить с ума.
Тхагаледжа низко поклонился богине:
— Что ты изволишь приказать мне?
— Приказать — ничего. А вот попросить тебя собрать армию я должна. Знаешь, я подумала, что сначала сама разузнаю все про эти странные смерти, а потом уже покину страну, когда буду уверена, что хоть здесь все в относительном порядке.
Нингишзида облегченно перевел дух. Это решение означало, что Кахатанна задержится в Сонандане еще на какое-то время. Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но с тех пор, как она вернулась к своему народу, все испытали огромное облегчение. И хотя жрец то и дело сетовал на неразбериху и чудеса, которые постоянно творились вокруг Богини Истины, в глубине души он был все это время счастлив. Нингишзида не представлял себе, как теперь будет жить в стране, опустевшей без своей повелительницы.
Барнаба, о котором забыли за тревожными мыслями, подал голос:
— Мне хотелось бы лечь отдохнуть. Я устал быть материальным. Оказывается, быть человеком — тяжкий труд.
— Может, развоплотишься? — предложила Каэтана.
— Ну уж нет, — запротестовало Время, — ни за что, ни за какие коврижки! Я целую вечность мечтал об этом — и опять назад? Нет-нет. Ведите меня отдыхать.
— Я думал, что богам не нужно отдыхать, — шепнул татхагатха жрецу, улучив мгновение. — И обедать тоже нет надобности. Странные они у нас.
— Вы у нас не менее странные, — негромко ответила Каэтана. — В сущности, мы все мало чем отличаемся.
— Конечно, — скептически заметил Нингишзида.
Каэ проследила за его взглядом: жрец во все глаза смотрел, как Барнаба пытается оторвать от себя лишний нос.
Настроение у Джоу Лахатала было прескверное. Впрочем, вполне обычное после памятной битвы на Шангайской равнине. С тех пор как Кахатанна сумела пройти за хребет Онодонги и добралась до своего храма, Змеебог чувствовал себя очень неуютно. Самым неприятным для него была шаткость его нынешнего положения, а также неопределенность в судьбе его братьев.
Несомненно, что власть Интагейя Сангасойи упрочилась не только в Сонандане и не только на Варде, но и на всем Арнемвенде. А Новые боги оказались в непривычной для себя ситуации, когда конкретно ничего неизвестно. Некоторые из Древних богов стали все чаще навещать Воплощенную Истину, но не требовали у Джоу Лахатала, чтобы он уступил им власть. Таким образом, формально Змеебог оставался повелителем Арнемвенда, но сам мир окончательно перестал признавать в нем своего владыку. Видимо, так подействовало возвращение Барахоя.
Вот почему Джоу Лахатал был раздражен и не знал, на ком сорвать свою злость. Было и еще кое-что: многие мелочи, которые так или иначе становились известны Новым богам, свидетельствовали о том, что Кахатанна все же была права. Некто неизвестный и до сих пор невидимый укреплял свою власть над Арнемвендом. Странные дела творились во взбесившемся мире, и не к кому было пойти, чтобы спросить совета и помощи. Конечно, Древние боги не откажут — само их поведение свидетельствует о том, что они не хотят новой войны и будут рады всякой попытке достичь взаимопонимания. Но ложная гордость и ущемленное самолюбие побежденного не позволяют Змеебогу сделать первый шаг. Древние тоже молчат.
В тот день вся семья была в сборе. Наконец решились поговорить о делах и принять хоть какое-нибудь решение. Тронный зал дворца Джоу Лахатала был заполнен бессмертными и их слугами. А-Лахатал, га-Мавет и Арескои, Шуллат и Баал-Хаддад стояли в окружении большой свиты, Веретрагна и Вахаган по привычке переругивались между собой, а Гайамарт держался в стороне от остальных. Зат-Химам — Бог Ужаса и Зат-Бодан — Бог Раздора топтались неподалеку от своего господина, Арескои. Прочих же богов, демонов и духов было великое множество, и вместе они производили сильный шум и великое столпотворение.
Посланник появился во дворце Джоу Лахатала сразу после полудня, беспрепятственно миновав стражу у входа и магическую защиту внутри самого здания. Впоследствии стало ясно, что он и не пользовался парадным входом, а просто материализовался посреди шумной толпы в самом центре зала. Человек этот был настолько сер, незаметен и бесцветен, что ничьего внимания особенно не привлек до тех пор, пока не стал бесцеремонно расталкивать бессмертных, прокладывая себе дорогу к самому подножию трона.
Очевидно, это был один из многочисленных магов, которые всегда сетовали на то, что на Арнемвенде у них слишком мало власти. Постоянное присутствие богов в мире людей практически сводило на нет могущество чародеев — ведь люди всегда могли обратиться и к высшим существам. Последние помогали не часто, но и такое тоже случалось. К тому же если маг превосходил остальных в своем искусстве, то неизбежно навлекал на себя гнев бессмертных. И в последнее время колдуны, шаманы, чародеи и ведуны в большинстве своем были готовы принять нового господина, который дал бы им больше воли и власти распоряжаться судьбами обычных людей. И редко кто мог устоять против подобного искушения.
До недавнего времени самым сильным магом на Варде был эламский герцог Арра. Но он не стремился к власти, весь поглощенный изучением наук. Богатейшее герцогство и обширные земли Теверского княжества, полученные в наследство от матери, ставили его вровень с королями, и Арре не было нужды завоевывать какое-нибудь государство, поскольку оно у него уже было. Новые боги благоволили к эламскому магу, и, только когда выяснилось, что он пытается открыть вход на Арнемвенд Древним и вызвать сюда из другого мира Интагейя Сангасойю, это отношение изменилось. Арру пришлось уничтожить, но было поздно — Каэтана двинулась в свой поход.
Вторым по могуществу и знаниям магом был Тешуб. Тут га-Мавет не сплоховал — старик был умерщвлен до встречи с Кахатанной. Вместе с ним погибли древние знания, но это уже не дало ощутимого результата. Га-Мавет с тех пор не мог избавиться от воспоминаний о том, что старик предупреждал его насчет появления на Арнемвенде некоего безымянного зла и о необходимости этому злу противостоять. Черный бог не мог простить себе, что не дослушал мудреца.
- Предыдущая
- 9/114
- Следующая
