Двойник для шута - Угрюмова Виктория - Страница 56

• Предыдущая
• 56/107
• Следующая

Джералдин, молодой помощник и, как уже шептались по углам люди сведущие, будущий преемник Сиварда, возник из-за поворота с подносом в руких. На серебряном овале с костяными ушками стоял огромный сосуд с горячим гайо — тонизирующим и вполне безвредным напитком, который Сивард употреблял в огромных количествах. В утренний набор входили также две серебряные чашечки, тарелочка со сладостями, чаша с крохотными печеньицами — солеными и душистыми — и фарфоровое ведерко с медом. Догадливый Джералдин присовокупил к завтраку бутылочку знаменитого ашкелонского вина «Чамалала» и высокие узкие стаканы.

— Это кстати, весьма кстати, — одобрительно хмыкнул рыжий, открывая дверь в кабинет. Не оборачиваясь, бросил через плечо: — Доброе утро я тебе тоже сказал.

— Я слышал, маркиз, — ответил Джералдин с усмешкой.

С тех пор как Сивард перестал трепетно относиться к своему гербу и титулу, все в Тайной службе повадились обращаться к нему именно таким образом.

— Какие-нибудь новости?

— Сложно сказать. Доклады лежат на вашем столе, но лично меня заинтересовал только один.

— Излагай, — буркнул Сивард, который был не в состоянии разговаривать нормально, пока не выпивал свои три-четыре порции гайо.

Джералдин ловко расставлял чашки на краю стола, свободном от бумажных напластований, и рассказывал начальнику последние новости. Сивард внимательно следил за ним своим сверкающим желтым глазом и, похоже, любовался. Но никакими силами его нельзя было заставить признать это.

Его взгляду представал молодой человек лет двадцати двух — двадцати трех, невысокий, но очень ладно скроенный, у него были соломенные, непокорные волосы, не выносившие парикмахерского насилия, круглое лицо, еще не до конца утратившее детскую свежесть и наивность, мелкие веснушки, щедро рассыпанные кем-то по носу и щекам, и васильковые глаза — синие до прозрачности. Не такие глубокие, серьезные и магнетически притягательные, как у императора, а ясные, лукавые и задорные.

Ни дать ни взять — шустрый уличный мальчишка, только раздавшийся в плечах да выросший из коротких штанишек так быстро, что и сам не успел этого заметить. Впрочем, внешность часто бывает обманчива. Ум у Джералдина был проницательный, острый, и Сивард зачастую обращался к нему если не за советом, то с дружеской беседой, из которой выносил для себя много полезного.

— Я, маркиз, сперва пропустил это сообщение — больно уж оно короткое и невразумительное, но потом…

— Кто писал? — поинтересовался одноглазый.

После первой чашки он уже мог произносить более-менее длинные фразы и даже начинал понимать, где находится.

— Санви Ушастый. Вчера прислал бумагу с оказией.

— Да, писателем ему не быть, — произнес свой приговор Сивард. — И не мечтай. Что же он увидел такого, что заставило его взяться за перо?

— «Летучую мышь», — ответил Джералдин серьезно.

— Ого!

— То-то и оно, маркиз. Сперва я не особо задумался над этим, но потом меня словно кто в бок толкнул: сейчас конец кту-талау, через пару дней наступит лонг-гвай, и это значит…

— Можешь не договаривать, — пробурчал Сивард, поглощая соленое печенье, — это значит, что Джой Красная Борода на ближайший месяц превращается в эмденского князя Джоя ан-Ноэллина, прибывающего в столицу на отдых, а если его кто и видит в Роане, то уж точно не на борту «Летухи». Если же его видят на этом корыте, значит, он работает. Но с империей Джой давно не связывается — так, по мелочам, и только не в летнее время.

— Вот и я подумал, зачем бы ему нарушать на века заведенный порядок? Человек он слишком состоятельный, чтобы мелочиться из-за двух-трех дней работы или нарушать собственные принципы даже из-за очень выгодной сделки.

— Думаешь, его заставили?

— Маркиз, подумайте, кто может заставить одного из самых влиятельных людей в Гильдии контрабандистов?

— Ну, положим, такие персоны всегда могут найтись. Главное, чтобы им позарез было нужно обеспечить содействие Джоя.

— Если бы мне, — понизил голос Джералдин, — если бы мне довелось вывозить из Роана некий бесценный предмет да еще такого размера, что его нe спрячешь на груди у очаровательной спутницы, я бы извернулся, как угорь, но добыл бы себе лучшего из лучших.

— То бишь Джоя — фыркнул Сивард. — Эх, молодо-зелено. Да ег'о бывший компаньон — земля ему тухом — тетумец Эц — Патт дал бы ему фору на сто очков вперед. Или на полтораста…

— Так ведь он уже давно «ныне покойный», — мягко заметил Джералдин, знавший и о бурном прошлом своего начальника, и о том, что он был уверен в том, что уходящее поколение воров и контрабандистов было и половчее, и поудачливее. И то правда: с тех пор как начальником Тайной службы стал Сивард, никто больше нe залазил в императорскую сокровищницу, и одноглазому было до боли обидно за бывших коллег.

— Твоя правда, — сказал он. — Теперь лучше Джоя нет на всем континенте, что бы я ни думал по этому поводу. Разве что я остался, так ведь контрабанда — не мой профиль. Полагаешь, эти йетты тащили тело аж до устья Алоя и вывезли его на «Летухе»?

— Вероятнее всего.

— Ладно-ладно. — Сивард забарабанил пальцами по подлокотнику. — Конечно, можно и отрядить за ними погоню, но, думаю, это бесполезно. Ну, схватим Джоя, то не с поличным же, и не докажем ничего — мы ведь ни пассажиров, ни груза не видели, так, полагаем кое-что, но это же наша с тобой беда. Вот что он нам скажет и будет прав. А навести справочки, осторожненько так, деликатно то есть, как в будуаре, на предмет того, с кем бы Джой ан-Ноэллин нe стал спорить и заводиться, а быстренько бы обстряпал дельце, пусть и себе в убыток, — об этом разузнать стоит. Как мыслишь?

— Вот этим я и занялся с утра пораньше, — улыбнулся молодой человек.

— Хитрец ты, Джералдин. И знаешь ведь, что я тебе как отец родной: в смысле, оставлю этот кабинет в наследство, — а ведь все равно подлизываешься. Жуткий карьерист!

— Жуткий! — улыбнулся Джералдин.

Он чувствовал, что Сивард по-настоящему его любит, но ведь рыжего кондрашка бы хватила, заговори они об этом в открытую. Все знали, что по этой же причине у него не ладилась и личная жизнь: Сивард был просто не в состоянии говорить о своих чувствах, а без этих чувств совместной жизни не мыслил. И однажды решил, что жить одному гораздо проще: мороки меньше и нервы целее. Подчиненные его обожали, а среди воров он был просто живой легендой. Странно, но бывшие коллеги совсем не считали его ни предателем, ни перебежчиком, и многие ставили его в пример своим детям.

— И что, карьерист, узнал что-нибудь?

— И да и нет.

— Многообещающее начало…

— К вечеру я смогу предоставить вам полную информацию, а пока меня просветили в общих чертах, но это несерьезно как-то.

— Ладно, подожду до вечера, чего уж, — пробормотал рыжий.

Тон у него был донельзя довольный: на самом деле он прекрасно понимал, сколько труда будет стоить так быстро узнать хотя бы самые основные детали интересующего их вопроса.

Гайо уже окончательно остыл, и одноглазый собирался было вызвать секретаря или слугу, чтобы потребовать дополнительную порцию, но тут секретарь сам ворвался в кабинет, причем сделал это в манере, разительно отличающейся от его обычного поведения.

— Маркиз! К вам курьер из Ашкелона!

— И ты считаешь это достаточным основанием, чтобы так пугать старого доброго начальника до полусмерти? И врываться в его кабинет без стука? — поинтересовался Сивард.

— Так ведь война… — растерянно объявил секретарь и бессильно опустился куда-то мимо кресла.

Конечно, слово «война» не совсем подходило для описания событий, произошедших в Ашкелоне. И все же они были из ряда вон выходящими. Особенно сокрушался из-за разбойничьего нападения на порт Возер герцог Гуммер, ашкелонский наместник, который считал себя ответственным за все, что случалось на его земле. Разумные доводы остальных, сводившиеся к тому, что нельзя отвечать за то, что произошло на другом конце континента в твое отсутствие, не достигали своей цели. Через два часа после получения сообщения о кровавом сражении он отбыл в Ашкелон в сопровождении отряда из двадцати гвардейцев. Они вылетели из городских ворот на рысях и вскоре скрылись из виду.

• Предыдущая
• 56/107
• Следующая