Двойник для шута - Угрюмова Виктория - Страница 20
- Предыдущая
- 20/107
- Следующая
— И что? — спросила принцесса. — Они победили?
— Конечно, сам дальнейший ход истории указывает на то, что Браган Агилольфинг — последний из Саргонских чародеев — вышел победителем из смертельного поединка со своим сыном.
Возвратившись с победой из дальнего похода, он был избран правителем Ашкелона, Ойтала и Сувейды и коронован. Дело в том, что жители этих государств очень быстро сообразили, как выгодно иметь такого могучего защитника и мудрого короля. Правда, почти никто из них не подозревал о том, с кем они по-настоящему имеют дело. Просто Браган прославился как стратег, как владыка, под рукой которого процветали подданные. Истинное происхождение Брагана Агилольфинга и его великое могущество — это одна из самых серьезных тайн Роанской империи. Но вернемся к истории.
Прошел всего один год после его восшествия на престол, когда из Роана и Ремеля прибыли к нему послы, умоляющие его о помощи. Отто Майнинген вторгся на земли этих королевств, чиня грабежи и насилия. Лотэры ночью перешли Алой и напали на пограничную Роанскую крепость. Она была взята к утру, а ее защитники казнены так жестоко, что ужас охватил людей. Конечно, Браган не мог остаться глух к их мольбам.
Здесь нужно сказать, что ваш предок, Ваше высочество, каким-то образом проведал о родстве Брагана с остальными монхиганами и о том, какую роль император Роана сыграл в битве в Бангалоре. Хотя к тому времени многие уже считали гибель континента простой катастрофой естественного происхождения.
Узнав, что победитель Далихаджара собирается выступить против него, Майнинген захватил в плен тех бывших чародеев, которые скромно доживали свой век вдали от мирской суеты. Король Лотэра надеялся на то, что Агилольфинг не посмеет учинить на родине такое же сражение, как и в Бангалоре. Иначе просто погубит всех людей, обратившихся к нему за помощью. К тому же у него в руках были друзья и учителя, соратники и ученики Брагана — всего девятнадцать утративших былую силу монхиганов.
— И они ничего-ничего не смогли сделать, чтобы защитить себя? — изумилась Арианна. Ее широко раскрытые глаза стремительно наполнялись слезами. — Неужели они совсем разучились колдовать?
— Не совсем, Ваше высочество, — ответил Аластер. — У них просто не было возможности, хотя, не скрою, они были способны защищаться.
— А разве это не одно и то же?
— Конечно нет, — мягко сказал великан. — Вообразите себе, принцесса, что я достаточно силен, чтобы убить человек десять-двенадцать за несколько минут…
— О Господи!
— Из этого следует, что я способен убивать. Но вместе с тем мне и в голову не придет поднять на кого-нибудь руку без крайней на то необходимости. И это значит, что возможности убивать у меня нет: внутренние запреты гораздо сильнее. Так же было и с монхиганами — они не утратили своего невероятного могущества, но они запретили себе пользоваться им — считайте, возможности проявить свою силу у них не было.
— Но вы же сами сказали, что в крайнем случае вы способны пойти на убийство. А разве грозящая гибель — это не такой же крайний случай?
— В данной ситуации — нет, Ваше высочество. Бывают вещи гораздо страшнее смерти. И монхиганы прекрасно об этом знали, раз все согласились умереть во имя чего-то гораздо более важного, чем их жизнь. Они были мудры. Очень мудры.
Арианна подумала, что мудростью тут и не пахнет, а только безоглядной глупостью, но высказать свои мысли вслух не решилась: кто она такая, чтобы судить о том, насколько правильно распорядились своей судьбой могущественнейшие люди планеты?
— И что же случилось потом? — спросила она.
— Я не стану утомлять вас подробностями того противостояния. Скажу только, что Браган не сумел спасти своих друзей, и гнев его пал на Отто Майнингена и его подданных. Вы знаете, что лотэры были оттеснены в свои земли, и тут король остановился. Он боялся повторения недавней катастрофы и потому предпочел подписать мир с Майнингеном. Тем более что договор устроил обоих. Тогда же и была образована империя, названная Великим Роаном. Анамур и Эйда вошли в состав наших земель немного позже, когда процветание и возрастающее благополучие Великого Роана стали уже очевидными.
— А шут? — не удержалась Арианна. Аластер мягко улыбнулся, отчего его удивительное лицо засияло внутренним светом.
— Это долгая история, но я сумею изложить ее в нескольких словах. Когда Браган посчитал, что исполнил свой долг, он отказался от престола в пользу младшего сына, Морона, надеясь, что теперь может уйти на покой. Однако год или два спустя после отречения до него дошли тревожные слухи: дескать, опьяненный властью, вседозволенностью и безграничным своим могуществом, Морон очень быстро изменился. Он стал заносчивым, кичливым, самонадеянным, а главное — его способности никуда не делись, и он то и дело грозил соседним странам неслыханными бедствиями. Тогда Браган и написал свой свод законов и велел приставить к сыну двойника-шута, дабы тот полностью повторял все его поступки и слова, как самое верное и неподкупное зеркало. К чести его нужно сказать, что Морон очень быстро опомнился и до конца своих дней правил мудро и справедливо. Женат он был на дочери Майнингена, и когда у них родился сын, то и ему подыскали двойника. А воспитывал внука его великий дед, сумевший с малых лет втолковать наследнику, что трон Агилольфингов — это отнюдь не преимущество его обладателя, но огромная ответственность и тяжкое бремя.
— А внук был чародеем? — задала принцесса вопрос, который мучал ее на протяжении всего рассказа.
— Вы необыкновенно проницательны, — заметил Аластер. Причем не польстил, а просто отметил как должное. — В том-то и дело, что все Агилольфинги — прирожденные чародеи. И хотя официально считается, что знания монхиганов давно уничтожены, я подозреваю, что волшебство у них в крови. И ничто от этого не спасет. Другое дело, что наследников учат быть императорами Роана с первых же дней их жизни. Приучают контролировать свои невероятные способности, воспитывают в них силу воли и понимание того, в чем состоит их долг. Это трудная и кропотливая работа. Правда, ее результаты меня радуют.
— Значит, Ортон…
— Ортон I Агилольфинг, как и все его венценосные предки, в состоянии причинить столько зла и разрушений, столько горя и боли, что лучше и не заговаривать об этом. С другой стороны, он один является грозным оружием империи, которую защищает само его имя. Пусть многочисленные наши соседи и не помнят, почему с империей нельзя воевать, зато сам запрет помнят крепко.
Таким образом, император — это и символ нашего благополучия, и его залог. Захоти кто-нибудь нанести удар по Великому Роану, нет более важной цели, чем ее повелитель. И потому столько мер предосторожности. Императора можно заместить кем угодно, но заменить его нельзя.
— А что с тем магом, с Далихаджаром? — робко спросила Арианна, которую встревожил рассказ Аластера. — Он не сможет вернуться?
— Теоретически это возможно — почему бы и нет, но на самом деле невероятно.
— Вы не представляете себе, как вы меня успокоили, — сжала его руку принцесса. — При дворе моего отца досужие сплетницы не уставали повторять, что Агилольфинги используют женщин лотэров как пустой сосуд, в котором носят наследника престола… Что ни один из императоров Великого Роана никогда не походил ни лицом, ни характером на мать, но только на своего венценосного отца, и потому для женщин рода Майнингенов Роан становится золоченой темницей. Ведь ни в одном из императоров нет ни капли нашей крови. Восемь веков мы рожаем наследников Роана и восемь веков остаемся чужими…
Она прервала сама себя на полуслове и выжидательно уставилась на Аластера блестящими глазами. Как же она мечтала в эту секунду, чтобы гигант успокоил ее, развеял сомнения и все-все расставил по своим местам. Но Аластер не торопился опровергать ее.
— Что ж, Ваше высочество, — сказал он наконец. — Я очень хотел бы утешить вас и сказать, что вы несколько преувеличили проблему, но, к сожалению, вы правы. В силу тех самых причин, о которых я только что вам рассказал, императоры Великого Роана действительно имеют очень мало общего со своими матерями. Но… Есть во всем этом одно «но»: любому существу, будь это обычный человек, маг, монхиган или даже неодолимый дракон, нужна любовь. Ваш сын будет тем ближе к вам, чем больше вы будете любить его и его отца. Вот так.
- Предыдущая
- 20/107
- Следующая