Белый Паяц - Угрюмова Виктория - Страница 15

• Предыдущая
• 15/85
• Следующая

– Я слышал, как кричат другие, – жестко ответил Монтекассино. – Поверь, разницы никакой. И не кори себя, он сам виноват. Что ему стоило просто отдать нам эту проклятую книгу, а не заниматься собственным расследованием?! Твой тихоня Элевтер поставил на уши половину Охриды. Знаешь, сколько сил мне пришлось приложить, как изворачиваться, чтобы все вернулось на круги своя…

– Разве человек должен так страдать только из-за того, что его угораздило родиться потомком Печального короля? К тому же и непрямым. Тут при дворе каждый второй происходит от этого распутника и какой-то из его любовниц, прости меня господи. Да, он пытался проникнуть в запретную тайну, но он ни для кого не представлял опасности, скажем, в отдаленной провинции, в уединенном родовом замке. У семьи графов Элевтерских есть столько заброшенных замков на краю света…

– Сейчас ты спросишь, неужели его нельзя было пощадить.

– Сейчас ты ответишь, что нельзя, как бы ни восставали против этого решения мое мягкое сердце и глупый разум. Особенно теперь.

– Особенно теперь, – негромко повторил Монтекассино. – Когда ставки так высоки… Вот видишь, как хорошо, что мы оба прекрасно знаем, кто из нас что скажет. Это экономит уйму времени на бесполезных спорах. А теперь – к делу. Где она?

– Ну, много еще там осталось? Сколько можно возиться? У всего города праздник, а вы меня тут маринуете! Мне уже давно пора…

Писарь украдкой бросил на стоящую в углу бутыль взгляд, полный неизбывной тоски, любви и нежности. Он согласился выйти на службу в праздничный день вместо своего товарища, который был не настолько сильно привязан к деньгам и предпочитал лишний выходной лишнему серебряному леру. Писарю было обидно и противно это признавать – но, кажется, приятель оказался дальновиднее. Перепись новобранцев, принятых на службу в последний день года, затянулась намного дольше, нежели он предполагал. Спрашивается, куда они летели – на пожар? Не могли потерпеть пару дней?

– Еще трое, и все – свободен, – ответил гармост.

Он был очень молод, но хотел казаться старше, строже и внушительнее и потому говорил коротко и отрывисто, а глядел сердито.

– Слава Пантократору! – Писарь набожно возвел глаза к недавно побеленному потолку.

– Пиши. – Палец сержанта на секунду завис над свитком. – Ноэль Рагана. – Он поднял голову и уперся в новичков тяжелым взглядом. – Кто?

– Я.

Гармост одобрительно покивал. Когорте нужны такие солдаты – высокие, плечистые, с прямым открытым взглядом.

Он полагал, что о человеке можно узнать почти всю его подноготную по одному только взгляду. Взять хотя бы, к примеру, этого Ноэля. Он наверняка отважен, горд, уверен в себе. Новобранец, но вовсе не новичок. Меч у него старый, что называется – бывалый, но хороший. Редкий прямой хатанский клинок. И прикреплен так, что сразу становится ясно – парень знает, как с ним обращаться. Любопытно будет посмотреть на него во время учебного боя. Хотя зачем откладывать дело в долгий ящик? Сержант решил проверить свои умозаключения.

– В боях участвовал?

– Семь лет назад.

Гармост присвистнул:

– На Торогайской равнине?

– Так точно.

– Под чьим началом?

– Я был на правом фланге, в отряде Уиклифа.

Писарь вытаращил на Рагану удивленные глаза. Такие солдаты встречались ему не часто, особенно – в казарме для новобранцев.

Гармост вздохнул, прерывисто и тихо, так, чтобы никто не услышал. Сам он тогда только обивал пороги этой казармы и получил суровый категорический отказ, почти приговор. Ему пришлось два года потратить на изнурительные тренировки, чтобы его сочли достойным когорты Созидателей, а этот новобранец уже побывал в бою, даром что они почти ровесники. Чудны дела твои, господи.

– Я слышал, там было жарко.

– При Торогае никто не прохлаждался.

– Это верно, – кивнул сержант. – А что же потом? Ты больше не служил в армии?

– У меня была другая работа, – ответил Ноэль таким тоном, что сержант понял: парень поставил в этом разговоре точку и продолжения не последует.

– Что ж, – сказал гармост. – Милости просим. Но поблажек от меня не жди.

Ноэль пожал плечами, показывая, что предупреждение не по адресу. Он вообще производил впечатление человека, способного вынести гораздо больше других, а потому не нуждающегося в снисхождении. Мускулистый, жилистый, будто сплетенный из корней старого дерева, он выглядел старше своих двадцати пяти.

«Неудивительно, – подумал гармост. – На Торогайскую равнину он попал совсем еще зеленым, восемнадцатилетним, а там была такая кровавая каша, что не выдерживали и иные ветераны. После подобных испытаний человек сразу взрослеет. У этого парня не было веселой и беззаботной юности, как у его сверстников».

А писарь подумал: «Интересно, что он потерял в когорте Созидателей?»

– Теперь ты. – Гармост окинул следующего новичка неодобрительным взглядом.

Насколько ему понравился Ноэль, настолько этот вызывал у него инстинктивную неприязнь.

– Лахандан, – сделал шаг вперед новичок с легкими, серебристыми волосами.

«Лахандан», – старательно вывел писарь.

– А дальше?

– Просто – Лахандан, – ответил новобранец мягким глубоким голосом.

Тоже высокий, даже выше Раганы и самого гармоста, широкий в плечах, он все равно производил впечатление хрупкой стеклянной статуэтки. Что-то такое было в пропорциях его лица и фигуры, что сразу приходило на ум – не место такому человеку на поле боя.

Утонченные черты его прекрасного лица годились для картин и изваяний, но трудно было представить себе это же лицо перекошенным яростью, болью или страхом. Его глаза цвета стального клинка – два маленьких серебристых зеркальца, в которых вспыхивали синие огоньки, – смотрели безмятежно и спокойно. На розовых, изогнутых наподобие лука губах порхала легкая улыбка – гармост никак не мог разгадать ее, столько всего было в этом изгибе рта: и иронии, и печали, и сострадания, и какой-то почти детской радости.

Длинные тонкие пальцы, казалось, созданы, чтобы перебирать серебряные струны или ласкать возлюбленных, но не для того, чтобы сжимать рукоять меча. Да и сам его меч – длинный, тонкий, легкий, слегка изогнутый, покоившийся в драгоценных ножнах, украшенных изумительной резьбой по металлу и кости, – не походил ни на один из известных гармосту клинков.

– Как называется твое оружие? – спросил он небрежно.

– Это Антуриал, – ответил Лахандан, будто не называя, а представляя свой меч.

Впрочем, так оно и было.

– Понятно, – сказал гармост сухо, хотя ничего понятно не было. – Значит, просто Лахандан, и все.

– И все.

– Понятно, – повторил командир, злясь на себя, что твердит одно и то же как дурак.

Он придирчиво оглядел доспехи новичка. В когорте Созидателей нет единой формы, каждый вооружен любимым оружием и доспехи подбирает себе по собственному усмотрению. Но эти – явно дорогие, незнакомые, поставили гармоста в тупик, как и клинок Антуриал. Он не представлял себе, кто их выковал – разве что хатанские или хварлингские кузнецы, способные сотворить из обычного железа истинное чудо. Нет, скорее это работа безумных аэттов, использующих не только металл, но и шкуры, кости и черепа монстров. И эти доспехи стоят целое состояние.

Отсюда вопрос: зачем человеку с такой внешностью и такими деньгами записываться в отряд смертников? Ответ напрашивался сам собой: вероятно, это отпрыск какой-то аристократической, очень известной фамилии ищет лекарство от несчастной любви. Это весьма вероятно и случалось уже не раз. Тогда все становится на свои места – и нежелание назвать свое полное имя, и невиданный меч, и диковинные доспехи, и странный облик. Только зря он сюда сунулся: сидел бы себе при дворе, писал стишки и пламенные письма, танцевал бы фриту и корморинджу, хвастал бы своим Антуриалом на игрушечных поединках до первой крови, а так – погибнет ни за грош. Впрочем, это уже его личное дело.

Писарь, затаив дыхание, ждал, когда сержант познакомится с последним из новобранцев. Сейчас он впишет имя, поставит точку – и впереди целых три дня упоительной свободы! И он мысленно торопил командира: быстрее, быстрее же, ну…

• Предыдущая
• 15/85
• Следующая