Все демоны: Пандемониум - Угрюмов Олег - Страница 80

• Предыдущая
• 80/100
• Следующая

— Я?! — на всякий случай уточнил Князь. — Как злокуздрий?!!

Мы еще не упоминали, что его уши по форме напоминали крылья летучей мыши. Понятное дело, что он им не верил.

К сведению любознательного читателя, злокуздрий — это такие мелкие пакостливые духи, ответственные за порчу и утерю личного имущества, за шишки и синяки, глупые падения и прочие неприятности, которые время от времени случаются с любым из нас. Впрочем, от них очень легко избавиться, ибо злокуздрий, как уже говорил труженик пера, лишены воображения, примитивны и туповаты.

— Ваша догадливость делает вам честь, — похвалил Бургежа. — Ухватить самую суть всего с третьей попытки! Да вы просто провидец какой-то. Ну что, будем делиться мыслями с читателем? Или нечем?

— Да ты злодей!!!

— Протестую! Я не злодей. Я ваша последняя надежда! — парировал пухлицерский лауреат. И наклонился к адъютанту: — Совершенно затюканный тип. Никакого проблеска.

Адъютант посерел и бочком-бочком выдвинулся в безопасное место, то есть в гущу сражения.

— И окружили себя такими же… песиголовцами! Будете плеваться и пыхать, — пригрозил эльфофилин, уловив незаметное почти движение челюстей, — заклеймю… млю… мю… ладно, оставим… как совершенного инсургента.

Значения этого страшного слова адский владыка не знал, как не знал его, впрочем, и сам Бургежа. Но отчего-то клеймо инсургента перепугало его до невозможности, и он сдался.

— Только три вопроса! — прохрипел он, и клубы лилового и черного дыма повалили из его ноздрей. Такие усилия не даются легко.

— Итак! Что вы скажете о вашем противнике — Зелге да Кассаре? Только кратенько!

— Жалкий червь, — не стал скрывать демон.

— Не верю, — опечалился Бургежа. — Вы, наверное, всем это говорите. Хорошо, проверим. А генерал Топотан?

Князь напрягся, пытаясь разнообразить эпитеты.

— Червяк! Жалкий.

— Вот видите. Мрак.

Владыка Ада встопорщил шипы на загривке, как принято у оскорбленных знатных демонов и возмущенных дикобразов.

— Всего моего таланта не хватит, чтобы приукрасить эту горестную действительность. Но я не привык сдаваться. Читайте в ближайшем номере… — И с этими словами Бургежа собрался переместиться к следующему объекту.

— А как же третий вопрос? — воскликнул Князь.

— Что вы думаете о романе «Езундокта и сестра ее Снандулия»? — весело спросил Бургежа. — Только не говорите, что вы его не читали.

И, не дождавшись ответа, шмыгнул куда-то за спинку трона.

Мотиссимус Мулариканский утверждает, что то была одна из первых информационных диверсий. Ибо многие годы спустя тысячи демонов, оторванные от важных злобных дел, все еще шныряли по Ниакроху в поисках экземпляра этого таинственного романа, который еще никто и не думал писать…

А в тот памятный день адский владыка, выбитый из колеи интервью, надолго потерял контроль над своими войсками.

Что до Бургежи, то десять минут спустя он обогатил сокровищницу журналистской мысли фразой «Наши войска наступают по противнику». И, учитывая обстоятельства, не погрешил ни против истины, ни против грамматики.

Бывает ведь, что беседа обостряет мысль, пусть даже собеседник глядит на тебя с понятливостью непроснувшегося вавилобстера.

При всем масштабе своей личности один Бургежа еще не тянул на оружие массового поражения. Но в запасе у Зелга было много козырных карт.

Широкое общественное недоумение в стане демонов вызвало появление доктора Дотта, который, минуя всех желающих скрестить с ним оружие, направил — фигурально выражаясь — свои стопы к некоему великолепному созданию.

Создание обладало чудесными узорчатыми крыльями, глазами цвета кипящей лавы и шкурой цвета червонного золота. Острые уши были плотно прижаты к вытянутому черепу, на котором не наблюдалось ни бровей, ни носа. Зато был рот — мечта зубного лекаря, нуждающегося в убедительной рекламе своего нового полоскательного снадобья. В руках создание держало длинное копье с широченным наконечником, похожим на меч.

— Как элегантно вы взмахиваете своим оружием, — сладко пропел халат, подплывая ближе. — На меня махать не надо. Тыкать тоже.

— Уррх, — откликнулось создание, и доктор понял, что его речь произвела должный эффект.

— Меня покорила стройность ваших ножек и потрясающие пропорции. Нимфа! Одно слово — нимфа! Иначе не скажешь. А этот пламенный взор! Я сражен наповал. Моя жизнь принадлежит вам — берите ее, если захотите.

Существо снова взмахнуло копьем, пытаясь поддеть сладкоголосый халат на лезвие, но Дотт возмутился.

— Позвольте! — возопил он. — Это же была метафора с гиперболой. Вы что — совершенно чужды поэтического слога? Так нельзя. Если вы меня тут прикончите, кто станет обожать вас? Кто станет мечтать о вас долгими ночами и вызывать в памяти ваш прекрасный образ? К тому же я уже давно умер, и номер не пройдет…

Существо впало в такую ярость, что болботало, как сердитый уткохвост, застукавший соперника в супружеском гнезде. Опытный ловелас, доктор Дотт принял эти звуки за сдержанное одобрение и продолжил:

— Вы скажете — не время! И черствые воскликнут за вами — не время! Но любовь не смотрит на часы и календари. Ей всегда место и всегда время. Прекрасная! Давайте встретимся через часок у руин старого замка… Так, старого замка здесь нет — а жаль, это очень романтично, — зато во-он там есть чудный ручеек. Я скоро освобожусь, и под сенью плакучих ив мы сольемся в одном пламенном порыве…

— Как же ты меня разозлил, призрак! — рявкнул наконец копьеносец, оказавшийся на поверку Флагероном Огнекрылым, лучшим рыцарем личной гвардии маршала Каванаха.

— Разозлил? — уточнил Дотт, читая между строк. — Вы что, намекаете, что вы… простите за выражение… банальный мальчик?

Демон совершил убийственный выпад, а призрак взвизгнул:

— Хорошенькое дело! Юбку зачем было надевать?

— Это не юбка, — рявкнул Флагерон, — это нижняя часть хитона.

— Что я — юбки от хитона не отличу? — обиделся Дотт. — При моей-то квалификации. И потом, кто теперь носит хитоны? Дикость какая-то. Для чего, по-вашему, придумали штаны?

— Для чего?

— Чтобы не было таких вот душевных травм.

И вконец разочарованный Дотт поплыл дальше — воевать с коварными демонами. Когда следующая волна сражения вынесла его к Зелгу, он пожаловался:

— Вот ведь знал, что им нельзя доверять, а все-таки не удержался. Поверил. Как обманчива внешность. Это самая жестокая драма, случившаяся в моей жизни за последние четыре недели.

Относительно драмы Зелг оказался не в курсе, он как раз отбивался от трех наседавших демонов и, признаться, был немного занят.

В ту самую минуту, когда доктор Дотт обратил свой ласковый взор на новую пассию, неутомимый Мардамон достиг противоположного берега Тутоссы и добрался до Каванаха Шестиглавого. То есть он, конечно, не знал имени этого чудесного демона, но сам его вид не мог оставить жреца равнодушным.

Каванах отдавал войскам очередной приказ, когда кто-то осторожно пощупал его хвост и издал сдержанный стон, какой издают в пароксизме довольства.

— Невероятно! — восхитился чей-то голос, и Каванах повернул к неизвестному самую любопытную свою голову.

Его части завязли у самой кромки воды, встретив отчаянное сопротивление кассарийцев, и маршала посетила разумная мысль — а вдруг это перебежчик? А вдруг он выдаст какую-нибудь полезную тайну или сделает что-то другое в этом же роде?

— Чего тебе надобно, смертный? — прорычал он, стараясь, впрочем, немного смягчить свой грозный голос.

Перебежчик должен чувствовать себя в относительной безопасности, иначе он бесполезен. К тому же маршалу понравились нотки восхищения, явственно звучавшие в голосе нелепого человечка в синей рясе.

— Я говорю, невероятно! Просто блеск! — И человечек потер руки. — Нам бы сюда пирамиду. И сбрасывать с нее кровавые жертвы… Вы разделяете это мнение?

— Чего ты хочешь?!

— Я пропагандирую культуру жертвоприношений, — пояснил Мардамон терпеливо, как скудоумному. — Несу религию в массы. Берем кого-нибудь бесполезного, но совершенно чудесного — вот хотя бы вас — и красиво приносим в жертву на вершине пирамиды. Тут важно добровольное согласие, потому что как же иначе я вас запроторю туда, на вершину?

• Предыдущая
• 80/100
• Следующая