Голубая кровь - Угрюмов Олег - Страница 75
- Предыдущая
- 75/101
- Следующая
На пятачке вытоптанной травы, обильно политой голубой кровью, над крохотным, изувеченным, слабо подрагивающим тельцем вопоквая-арто-лу стояли четверо.
Одного из них Руф не знал, а вот трое других…
Милделин Олькой, услышав, как бегут по песку трое воинов, стал медленно поднимать голову и в какой-то миг натолкнулся взглядом на взгляд Кайнена. Он не мог узнать бывшего командира под шлемом-Алакартаем с его темными немигающими глазами и торчащими шипами, он испугался и помертвел, предвидя скорое возмездие – все это было в его обезумевших глазах, – но что-то же заставило его податься вперед, равнуться всем телом, вопреки разуму и инстинктам, в совершенно бесполезной и нелепой попытке определить того, кто…
/Руф таскает камни и укладывает их в аккуратную кучу возле стены. Двор Каина залит солнцем. Килиан жалуется, что тело зудит под доспехами. Командир Аддон обходит всю крепость, проверяя последние мелочи перед боем.
– Элъо Кайнен! Эльо Кайнен! – кричит невысокий крепыш с синяком на пол-лица. Правая бровь у него подпухла, и на нее криво прилеплен лист целебной муссторы.
Он тащит за собой упирающуюся женщину, в другой руке сжимает палку.
– Эльо Аддон, она меня опять поколотила, .
– Посажу в темницу на хлеб и воду, грозит Аддон, не уточняя, кого именно. Он уже наизусть выучил, что будет дальше.
Килиан толкает Руфа в бок локтем, и оба прыскают, не удержавшись.
Кайнен свирепо глядит на них, стараясь не расхохотаться…/
Раллоден Лиал принял боевую стойку.
Он сделал это только потому, что понял – от двух многоруких чудовищ, порожденных чернотой ночного неба, и от этого двурукого демона им не уйти.
Правда, он видел разоренный лагерь палчелоров, но до сего дня не желал верить в то, что это возможно. Вот и выходит, что Олькой был прав…
Руф смотрел на него, и сердце обливалось ледяными потоками крови
/Он тащит на себе тяжелораненого воина. В отряде мало людей, совсем нет лошадей, им нужно торопиться. В таких случаях…
По-разному поступают в таких случаях.
Рыдала потом, повиснув на шее у Кайнена, жена спасенного им топорника, изумленно ворчал Каббад – не желал верить, что эту тушу можно пронести на себе, не останавливаясь, такое расстояние.
– Моя жизнь принадлежит тебе, командир Руф, – сказал тогда Лиал./ из-за невозможности отнять то, что он сам старался вырвать из цепких когтей смерти.
Всхлипнул рыжий Рюг, которого Руф когда-то учил держать в руках милделин. Перехватил поудобнее рукоять того самого топора – а науку хорошо помнит, все делает, как велел командир Кайнен…
– Ему нельзя помочь. Его уже поздно защищать, – появился в сознании Двурукого вывод, сделанный масаари-нинцае. – Надо уходить. Поздно…
– Что же ты, малыш? – спросил человек.
– Хоффриххи, – едва слышно пролепетал Ву-вахон. – Хотел дарить яркие… Глаза болят, Рруфф…
Люди застыли на месте, понимая, что это и есть последние мгновения их жизни. Им было не менее страшно и одиноко, чем нелепому существу, которое издыхало у их ног.
Внезапно они ощутили всю его муку, тоску и… недоумение.
Они поняли, что им тоже не объяснить этим кошмарным тварям, что дома ждут жены и дети и старые друзья; что жизнь только-только началась; что они должны охранять Южный рубеж – и никто, кроме них, делать этого не будет…
Они кожей ощущали, что не дождутся ни сочувствия, ни милосердия. Что не будет даже попытки найти с ними общий язык и, может быть, может быть что-то решить.
Они знали, что им не докричаться до этого глухого и равнодушного создания, что держало свой длинный, сделанный не под этим небом меч так легко и небрежно. Оно глядело на них холодными глазами – и это был взгляд убийцы, а не воина.
Твари не нападали не потому, что боялись, а потому, что давали людям до дна испить из полной до краев чаши смертельного ужаса.
Они – люди – искали топорника Олькоя, который после смерти жены не совсем в себе, они никому не желали зла. Они не воюют с этими – как же их назвать?!
Теперь новенький, ноги которого подкашивались, а в горле пересохло от дикого страха, понял, что такое – смотреть не мигая.
Темные, гладкие, сверкающие, будто драгоценные камни, глаза двурукого смотрели прямо на него. И смотрели с ненавистью.
Арзубакан появился в руке Руфа, словно вырос.
Новенький стоял дальше всех,
/дальше всех от сердца и души того, кто был Руфом Кайненом/
и острие меча метну лось к нему, перечеркнув его жизнь косой чертой – от правого плеча к левому бедру. Лезвие Арзубакана без помех вошло в плоть, не ощутив ни сопротивления доспехов, ни сопротивления человеческого тела. С коротким хрустом подался бешеному натиску хребет, и мечник рухнул к ногам Олькоя грудой чего-то визжащего, булькающего, несуществующего…
Шанаданха не успел вмешаться – Кайнен оказался быстрее и /Аухканы не знают ненависти, а я знаю. Единственное, что я сохраню в себе человеческого, – это умение ненавидеть и мстить. С нами нельзя разговаривать, с нами нельзя договариваться. Нам нельзя верить. К нам нельзя приходить беспомощным и безоружным. И уж тем более приносить маленькие яркие хоффриххи…/ злее.
Он нанес короткий прямой удар, нацеленный в грудь Олькоя, и тот не смог ни уклониться, ни парировать его. Ядовитая железа Арзубакана отозвалась презрительным плевком, и в крови человека заструился яд детей голубой крови.
Олькой закричал, замахал руками, в бесплодной попытке разорвать на груди металлическую броню. Его выжигало изнутри.
А Руф уже обернулся к Лиалу. Единственное, что он мог сделать для него, – это забрать то, что принадлежало по праву, не причиняя лишних страданий. И он отрубил ему голову – как беспомощному котенку, как жалкому детенышу. Голова, крутясь, откатилась в сторону и уставилась испуганными глазами на замершего Шрутарха.
Этот масаари-нинцае уже участвовал в сражениях с людьми, но он никогда не ощущал рядом: с собой такой ненависти.
Рюг умирал дольше и страшнее.
Потом, после короткой схватки, Кайнен не торопился добивать смертельно раненного человека, с некоторым даже любопытством глядя, как тот пытается уползти от своего убийцы, волоча по траве обрубки ног и воя от боли и смертной, стылой тоски. Как цепляется окровавленными пальцами за траву, острые стебли которой ранят их еще сильнее. И как руки человека постепенно покрываются не только своей – красной, но и чужой – голубой – кровью.
- Предыдущая
- 75/101
- Следующая
