Дракон Третьего Рейха - Угрюмов Олег - Страница 52

• Предыдущая
• 52/70
• Следующая

– А?.. – собрался было продолжить реестр всех этих безобразий Марона, однако его внимание привлекла необычайная тишина.

Тут выяснилось, что все в пиршественном зале молчат и внимательно следят за их перепалкой.

– Молчать! – не выдержал Оттобальт. – Позорите меня перед драконом. Добро бы свой был, а то почти незнакомый, а вы ведете себя как дети малые. Вапонтиху вашего папу на завтрак! Чтоб на вас моя тетя глаз положила!

– Проклинать вредно, – испуганно сказал маг. – Чего доброго еще сбудется.

Оттобальт спохватился и примирительно обернулся к Дитриху:

– Прошу простить меня за грубость, ваше драконоподобие.

Хруммса с восторгом перевел на немецкий всю перепалку министра и мага, а затем и гневные выкрики короля. Поэтому Дитрих с пониманием произнес:

– Ничего, ничего, продолжайте. Дисциплина! Вот что превыше всего!

– О! – Король упер указующий перст в потолок. – А я тут всех распустил. И министров, и магов, и тетю. И даже какого-то идеолога – одному Душаре известно, кто он и чем занимается при моем дворе. И этого вот полиглота тоже. И безумного лесоруба Кукса. Поэтому постанавливаем: Мулкеба, продолжай наше собрание и поясни гостям, что ты имел в виду, когда задавал свои дурацкие вопросы.

Мулкеба собрался было встать, дабы произнести пламенную речь, однако Оттобальт неожиданно ловко и предусмотрительно наступил ему на полу плаща, и маг плюхнулся на свое место.

– Сидеть, я сказал! – прошипел король сквозь зубы. – Мы с драконом наведем тут порядок.

Мага передернуло. Однако демона не проигнорируешь.

– Я, ваше огнедышество, когда спрашивал про победу, хотел у вас выяснить: что вы изволите кушать в честь этого праздника? Мы ведь люди смертные, оттого не ведаем, что драконы предпочитают поедать в праздничные дни.

Морунген обалдело переглянулся с Вальтером.

– Так, а разве мы не люди? Чем мы хуже остальных?

Зал дружно рассмеялся и даже зааплодировал, приветствуя такое проявление драконьего остроумия. Оттобальт проговорил, утирая выступившие на глазах слезы:

– Не знал, не знал, что драконы бывают такими шутниками. – Пальцем подманил к себе слугу и приказал: – Позови сюда повара. И все-таки, ваше драконоподобие, – продолжал король, – коль дело приняло такой серьезный оборот, хотелось бы лично от вас услышать, что прикажете подать к праздничному столу? Да! И в каких количествах?

Морунген наклонился к Треттау и тихо произнес:

– Не теряй бдительности. Они намекают нам на то, что знают, сколько человек осталось в танке. Правда, эти люди производят впечатление дружелюбных и мирных поселян, но русским доверять до конца нельзя. К тому же лично у меня вызывают тревогу их странные фразы про драконов, магов – какие-то явные галлюцинации.

– Дикие люди, – отвечал Вальтер. – Похоже, они сами верят в то, что говорят. Или это такой поэтический язык.

– О да! – подтвердил Морунген. – Язык у них поэтический. Скажем, сравни – «Буря мглою небо кроет» и «Комиссар солдат матом кроет». Ты улавливаешь разницу?

– Не очень.

– Вот и я говорю – великий язык.

– У нас тоже был Гёте.

– Это правда, но Гёте можно понять. У него, скажем, юный Вертер умирает от любви. А у них Пушкин говаривал: «Нет, весь я не умру». Вот как можно умереть частично?

– Не знаю.

– И я не понимаю. А другой их поэт сам честно признал: «умом Россию не понять».

– Верно, – согласился Вальтер. – Это мне близко и доступно. Здесь вообще ничего умом не понять.

– Дело в том, – вкрадчиво произнес Оттобальт, понимая, что на него возложена ответственная миссия договориться с драконом, – что у нас есть проблема похлеще варваров. То есть за истребление и уничтожение бруссов мы, конечно, признательны и сейчас же оговорим меню праздничного ужина, но хотелось бы узнать поточнее относительно ваших планов на предмет ее величества.

Морунген остолбенел.

– То есть собираетесь ли вы решать этот вопрос категорически и радикально – или мягко и поэтапно?

– Дракон не понимает, – громким шепотом сказал Мулкеба.

– Почему? – уставился на него Оттобальт.

– Он еще не покормлен.

– Понятно.

Как раз в эту минуту в пиршественный зал и вошел долгожданный повар:

– Звали, ваше величество?

– Да, Ляпнямисус, выслушай гостей и приготовь наилучшим образом все, что они изволят попросить на ужин, то есть на обед. То есть я имею в виду и ужин, и обед, и завтрак, и промежуточные трапезы. Потому что если они проголодаются, то попросту сожрут всех, Душара их задери! И это нужно учитывать. Хруммса! Не переводи!

Повар склонился перед королем и не без опаски приблизился к гостям. Морунген оживился:

– Нас будет пятеро.

Сделав широкий жест, описавший добрую половину Упперталя, он пояснил:

– Еще трое подойдут позже.

Хруммса перевел.

Король откинулся в кресле и стал хватать ртом воздух.

– Спокойно, ваше величество, – призвал его маг. – Должны же они там закончиться.

– Я уже начинаю в этом сомневаться, – просипел король.

Повар Ляпнямисус с некоторым удивлением водил глазами, изучая все загадочные пассы Дитриха, и записывал его пожелания, макая заточенную палочку в воду.

– Свиные тушеные ножки, квашеной капустки, пива бы…

– Эля, – перевел Хруммса. – Но крепкого и хорошего. И пупунчикские ножки с квашеной пусатьей.

– Колбасок жареных. А еще, скажем, из французской кухни – салат крабовый, сыр с голубой плесенью, а можно и «Бонифас» с грибами, гуся с вареньем и шкварками…

– Из хаабской кухни – салат из бамбаньерских крабов, деликатесные пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном поджаренном сальце.

– Пусть не учат Вапонтиха плавать, – буркнул довольный повар. – Сообразим в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда забудут.

– Хруммса! Не переводи! – застонал Оттобальт. – А то они надолго у нас останутся питаться.

– Это мысль, – оживился Мулкеба. – Дракон на дотации.

– Придушу, – пообещал король. – Хруммса! Не переводи.

Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.

(СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах произрастало на территории Юккена; чтобы что-нибудь написать, необходимо обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один существенный недостаток – пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет, как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль и металл.)

– А что это такое, можно узнать? – потянулся немец к диковинному предмету.

Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно, вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.

– Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.

– Правда этим можно писать? – восхитился Дитрих, вертя палочку в пальцах. – Глазам не верю.

– Только она руки пачкает, ваше огнедышество. Будьте осторожны, – запоздало предупредил повар.

Морунген потер пальцы, моментально покрывшиеся темными пятнами. Показал палочку изумленному Вальтеру:

– Очаровательно, какая экзотика! – Затем обратился к Хруммсе за помощью: – Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве сувениров?

Ляпнямисус окончательно уверился в том, что ничего завидного в жалкой драконьей доле нет и быть не может. Надо же, как бедное существо радуется какой-то маленькой чернильной палочке, как умильно смотрит в глаза, как хочет хотя бы такую игрушку. Воистину никогда не возжелай иной судьбы – Душара может и посмеяться над таким глупцом. Ему захотелось сделать драконорыцарю хоть что-то приятное.

– Конечно можно, что в этом такого?

Повар пристально рассмотрел свою палочку: действительно занятно, если вдуматься.

• Предыдущая
• 52/70
• Следующая