Царица Воздуха и Тьмы - Уайт Теренс Хэнбери - Страница 21

• Предыдущая
• 21/27
• Следующая

— Но почему вы так одеты, Груммор? Это что на вас, пятна или что?

— Милейший, ну что вы стоите на месте и препираетесь?

— Но послушайте, Груммор, у вас же хвост. Вон он свисает сзади, я вижу.

— Конечно, у меня хвост. Вы не могли бы перестать болтать и что-нибудь сделать? Мы всю ночь провели в этой чертовой расщелине и валимся от усталости с ног. Давайте, Пеллинор, прикончите вашу Зверюгу, только сразу.

— Помилуйте, с какой это стати я стану ее убивать?

— Небеса милосердные, разве вы последние восемнадцать лет не пытались ее убить? Ну же, Пеллинор, действуйте, будьте добрым малым, сделайте что-нибудь. Если вы сию же минуту ничего не предпримете, мы оба сковырнемся отсюда.

— Я все-таки не возьму в толк, — задумчиво произнес Король, — зачем вы вообще полезли на утес? И почему на вас эта одежда? У вас такой вид, как будто вы сами переоделись в какого-то Зверя. И кстати, моя-то Зверь откуда взялась, а? Я хочу сказать, все это так неожиданно.

— Пеллинор, последний раз спрашиваю, намерены вы прикончить эту Зверюгу?

— Но зачем?

— Затем, что она загнала нас сюда, на утес.

— Это для нее необычно, — заметил Король. — Как правило, она не проявляет к людям такого интереса.

— Паломид утверждает, — хрипло сказал сэр Груммор, — что с его точки зрения, она в нас влюбилась.

— Влюбилась?

— Ну, вы же видите, мы переоделись в Зверя.

— Подобному подобает подобное, — еле слышно пояснил сэр Паломид.

Короля Пеллинора начала понемногу одолевать смешливость — впервые со дня их появления в Лоутеане.

— Ну и ну! — сказал он. — Да благословит Господь мою душу! Это что-то неслыханное. А почему Паломид решил, что она влюбилась в него?

— Ваша Зверь, — с достоинством пояснил сэр Груммор, — целую ночь ходила под утесом кругами, терлась об него и мурлыкала. И время от времени она изгибала шею и бросала на нас такие, знаете, особенные взгляды.

— Какие взгляды, Груммор?

— Дорогой мой, да вы сами на нее посмотрите.

Искомая Зверь, не обратившая ни малейшего внимания на появление своего господина, чувствительнейшим образом таращилась на сэра Паломида. Подбородок ее со страстной преданностью прижимался к подножью утеса, хвост временами подрагивал. Она мела им по гальке из стороны в сторону, и множество украшавших хвост геральдических кисточек и орнаментальных листочков издавали шелестящий шум. Время от времени Зверь лапкой скребла скалу и поскуливала. Затем, явственно устыдясь своей откровенности, она изгибала грациозную змеиную шею и прятала голову под брюхо, смущенно бросая оттуда взгляды.

— Хорошо, Груммор, и чего же вы от меня хотите?

— Мы хотим спуститься, — ответил сэр Груммор.

— Это я уяснил, — сказал Король. — По-моему, мысль самая разумная. Я, с вашего дозволения, как-то не совсем понимаю, с чего у вас тут все началось, что? — но вот это я уяснил, то есть абсолютно.

— Так убейте Пеллинор. Убейте проклятую тварь.

— Нет, право, — сказал Король, — с чего бы вдруг! В конце концов, какой от нее вред? Весь мир любит влюбленных. Совершенно не понимаю, почему нужно убивать несчастное животное только за то, что его охватила нежная страсть. Я хочу сказать, я ведь и сам влюблен, ведь верно, что? Мы с ней вроде как товарищи по несчастью.

— Король Пеллинор, — решительно молвил сэр Паломид, — если быстро, и черт его знает как быстро, не будут предприняты какие-либо шаги, искренне ваш не замедлит погибнуть мучительной смертью, и мир праху его.

— Но Паломид, дорогой мой, я и не в состоянии убить несчастную старушку, у меня же меч тупой.

— Тогда оглушите ее мечом, Пеллинор. Дайте ей как следует по башке, авось, заработает сотрясение мозга!

— Груммор, дружище, вам легко говорить. А ну как оглушить ее не удастся? Она может выйти из себя, Груммор, и что тогда со мной будет? Я вообще никак не пойму, отчего это вы так жаждете каких-то насильственных мер? В конце концов, она-то вас любит, верно ведь, что?

— Каковы бы ни были причины поведения этой твари, суть в том, что мы вынуждены сидеть здесь, на выступе.

— Так значит, все что вам требуется, это слезть с него.

— Любезнейший, как же мы слезем, когда она тут же на нас наскочит?

— Но ведь это будет всего только любовный наскок, — успокоительно сказал Пеллинор. — Вроде как ухаживание. Не думаю, что она причинит вам зло. Все, что вам нужно делать, — это идти впереди нее, пока не дойдете до замка, что? В сущности говоря, вы могли бы даже немного ее обнадежить. Всякому любо, когда ему отвечают взаимностью.

— Вы что же, — холодно осведомился сэр Груммор, — предлагаете нам флиртовать с этой вашей рептилией?

— Это, безусловно, облегчило бы вашу задачу. Я подразумеваю — возвращение в замок.

— И как же мы это проделаем, хотелось бы знать?

— Ну, как вам сказать. Паломид мог бы время от времени обвивать ее шею своей, а вы бы махали хвостом. Я так понимаю, что лизать ее в нос вам не хочется?

— Искренне ваш, — немощно, но твердо и с отвращением произнес сэр Паломид, — не в состоянии ни обвиваться, ни лизаться. И кроме того, он сейчас упадет. Адью.

С этими словами он разжал обе руки, цеплявшиеся за край обрыва, да так бы и сгинул в пасти чудовища, когда бы сэр Груммор не изловчился его ухватить, а оставшиеся пуговицы не удержали бы его от падения.

— Вот! — сказал сэр Груммор. — Полюбуйтесь на вашу работу!

— Но дорогой мой друг…

— Я вам не друг и не дорогой. Вы попросту бросаете нас на погибель.

— Ох, да что вы!

— Да. Именно бросаете. Безжалостно. Король почесал в затылке.

— Пожалуй, — с сомнением сказал он, — я мог бы придержать ее за хвост, пока вы побежите к замку.

— Так придержите. Если вы сию минуту чего-нибудь не предпримете, Паломид рухнет, и нас разорвет напополам.

— И все равно я не понимаю, — печально сказал Король, — с чего это вам взбрело так одеваться. Для меня это загадка.

— Однако, что ж, — сказал он, ухватывая Зверюгу за хвост, — давай-ка, старушка. Раз-два взяли! Всегда должно делать лучшее из дозволяемого обстоятельствами. А вы, двое, мчите во весь опор. Поторопитесь, Груммор, я по хвосту чувствую, что Зверь недовольна. Ах ты, паршивка, нельзя! Бегите, Груммор! Негодная тварь! Фу! Гадкая, гадкая! Нельзя! Да скорее же вы, скорее! Уходите! Не трогать! Ходу! Она вот-вот сорвется! А ну-ка, к ноге! К ноге! Рядом! Ах ты, дрянь! Быстрее, Груммор! Сидеть, сидеть! Лежать, Зверюга! Да как ты смеешь! Осторожнее, Груммор, она взяла след! Ах ты так? Ну вот! Она меня цапнула!

Двое рыцарей достигли подъемного моста, на полголовы опережая Зверюгу, и едва они его проскочили, как мост сейчас же поднялся.

— Уф! — сказал сэр Груммор, отстегивая заднюю половину костюма и распрямляясь, чтобы вытереть лоб.

— Тьфу! — воскликнули старые бабы, притащившие в замок яйца. Из людей, вхожих в замок, кое-кто кое-как говорил по-английски, включая Святого Тойрделбаха и Матушку Морлан,

— Ах ты склизкая, тряская, скрюченная Зверь! — произнес страж моста, — О, сколь ужасно дыханье твое!

— Изыди от нас! — добавили зрители,

— А сэр Паломид-то, красавчик, — говорили многие из Древнего Люда, осведомленные о всенощном сидении на утесе, но по обыкновению ничего не сказавшие из боязни выдать себя, — того и гляди ляжет да помрет.

Оборотившись, чтобы взглянуть на язычника, они увидали, что по сказанному и вышло. Сэр Паломид, даже не сняв с себя головы, пал на каменную колоду подъемника и лежал, еле дыша. Они стянули его с камня, выплеснули ему в лицо целый ушат воды и принялись обмахивать передниками.

— Ах, бедолага, — с состраданием говорили они, — Сассенах! Дикарь черномазый! Неуж не очухается? Ну-ка спрысни еще! Вот так спрыснул!

Сэр Паломид медленно приходил в себя, пуская из носу пузыри.

— Куда это искренне ваш попал? — спросил он.

— Мы здесь, старина. Мы все же вернулись. А Зверь осталась снаружи.

Утверждение сэра Груммора подкрепило долетевшее сквозь опускную решетку печальное подвывание — как будто тридцать пар гончих псов завыли на луну, Сэр Паломид содрогнулся.

• Предыдущая
• 21/27
• Следующая