...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна - Страница 48

Знойный танец гипнотизировал, брал в плен. Мне уже нравилось представлять, что это и впрямь богиня: спустилась с высот, посетила жалкого смертного, и на шее звонкие черепа, а ноги обвивает не шелк, а длинные черные лохмы скальпов. И руки… их не две, а восемь. Четверо левых карают: хлещут плетью, грозят, пронзают насквозь лезвием, разрывают с садистским сладострастием кровоточащую рану. Четверо правых благословляют: лаская, угощая, исцеляя прикосновением боль, сбрасывая одежду.

Вспомнились индуистские картинки с изображением вечной игры, вечного танца Шивы и Шакти — двух космических первоначал, мужского и женского. Мужчина темно-синий или черный, что символизирует Пустоту — Ничто, в котором заключено всё. Чистый Дух. Женщина светлая — она олицетворяет энергию, свет, движение и изменчивость, стремление сиять и нести жизнь. Интересно, что в китайской философии всё наоборот: инь — темное, женское, материальное, ян — светлое, мужское, духовное. Отчего так?

Впрочем, в данном конкретном случае верна индуистская модель: танцует воплощенная энергия, креативность, плодоносящая сила. Бедная Мара: Шакти без своего Шивы. Найдет ли она его, свою космическую пару? Если да, вместе они совершат невозможное. Даже, быть сможет, придумают способ аннигиляции души.

От богини и в этот раз исходил сильный сладко-пряный аромат. Смешавшись с потом, он стал еще пронзительнее. Сандал? Пачули?.. Оказывается, я соскучился на острове по приятным запахам. Пожалуй, это сильный ход с ее стороны, как и страстный танец. Под натиском совокупной услады для обоняния, глаз и слуха, могу ведь и сдаться… Почему бы и нет? Всего один разок. Этого хватит: она разочаруется, остынет к покоренной добыче и полностью переключится на Юдит, оставив меня в покое.

С последним аккордом восточной тягучей музыки Мара застыла возле меня. Молча нагнулась — тяжелые теплые камушки легли мне на грудь, разгоряченное от пляски дыхание щекотало шею. Я протянул руки, чтобы ее обнять — обреченно и жадно, тоскливо и горячо… но соблазнительница неожиданно отстранилась.

— Нет-нет, вы ошиблись в моих намерениях, — с придыханием проворковала она. — Я пришла поговорить.

Я перевел дыхание, постаравшись не показать, что раздосадован и разочарован.

— И о чем же?

Мара важно опустилась на диван, разгладила юбку. Поправила аметисты на шее.

— Вам известно, кто я?

— Жена профессора Майера.

— Больше, чем жена. Мозг профессора Майера, творческий дар, креатив, энергия. Остров Гиперборея — моя идея.

— Да, я слышал об этом. И еще — вторая снизу чакра профессора. Свадхистхана.

Она улыбнулась.

— Думаете, поддели? Для любой женщины это звучало бы комплиментом. Но не для меня: у меня раскрыты и активно функционируют все чакры, все семь. Вам понятно?

Я пожал плечами, промолчав. Безудержная самовлюбленность, на мой вкус, не лучшее человеческое качество.

— И вот еще что, уразумейте и запомните: Божья любовь воплотилась в Иисусе, божья мысль — во мне.

— Как-как? — я опешил.

— Повторить? Проблемы со слухом?

— Не слишком ли самодовольное утверждение?

— Нисколько. Известно ли вам, что Бог не может воплотиться в одном человеке полностью, но лишь частями, отдельными качествами или ипостасями? Целиком не вместит никто. Божий художественный дар — в Леонардо да Винчи. Дар креативный — во мне.

Интересно, к чему это она? Какова цель? Чтобы трепетал, благоговел, вожделел — пусть не как к женщине, но к гению? Смешно.

— Чему вы усмехаетесь?

— Так, забавная мысль промелькнула. Но, право, лучше бы вы продолжали танцевать. У вас это получается не в пример гармоничнее.

Она нахмурилась.

— Знаете, вам не удастся меня оскорбить. Не та силовая категория, не тот масштаб личностей. И я, пожалуй, пойду: что-то я заскучала тут с вами.

— Не смею задерживать.

Мара поднялась и разгладила кружева на юбке. И опять выдала то, чего я не ожидал (видно, ей нравилась простенькая игра под названием «А ну-ка, удивлю»): резко прильнула ко мне, обхватила обеими руками затылок и впилась поцелуем в губы. Первым порывом было откликнуться, податься навстречу, но, наученный недавним опытом, я не сделал ни единого движения. Просто пережидал.

Поцелуй длился долго — она явно переигрывала. Наконец, меня отпустили. Без единого слова или кивка воплощенная креативность Бога скрылась за дверью.

Обидно или лестно ощущать себя чужой игрушкой? Ни то, ни другое. Поначалу любопытно, но быстро надоедает. Мара интересна мне — как мозг, как гений (я уже смирился с таким определением, слыша его со всех сторон), как яркая амбивалентная личность. Но вот как женщина — стоило лишь остыть, отойти от знойного танца — нисколько.

Скорей бы супруга Майера охладела ко мне. Переключилась на другого мужчинку (дичинку), либо полностью посвятила себя умненькой отчаявшейся Юдит. Быть может, ее страстные пляски и ласки отвлекут девчонку от ее намерения. Обратят лицом в сторону бытия, а не абсолютной тьмы.

Давно ожидал с нетерпением сеанса реинкарнационного гипноза Юдит: верилось, что знание о прошлых ошибках и трагедиях поможет девушке справиться с нынешней болью, и она передумает уходить насовсем. Хотелось оказаться полезным на пути выздоровления, хоть в чем-то. Подстегивал и собственный шкурный интерес: мне была обещана такая же помощь.

Мало чего так хочу в этой жизни (в оставшемся мне крохотном кусочке, кончике хвоста жизни), как узнать свое прошлое воплощение. Поскольку именно там корни нынешних мук и неврозов, истоки мучительных отношений с дочкой, да и вообще ответ на вопрос, не дающий покоя лет с семнадцати: Боже, за что?

В назначенный день и час явился в «комнату вечности», взволнованный и торжественный, словно на важный экзамен. Юдит уже лежала в капсуле с водой в синем в полоску купальнике, строго рассматривая искусственные созвездия над головой. Роу колдовал у диктофона.

— Я не опоздал, надеюсь?

— Вы — нет, — откликнулся доктор. — Опаздывает главный участник действа. Можно сказать, дирижер.

— Если и опаздывает, то не более чем на тридцать секунд, — раздался знакомый голос. — Вы же знаете, Роу, мою пунктуальность. Грех жаловаться.

Роу услужливо поцеловал протянутую руку Мары. Я сухо поздоровался.

Пчеломатка преобразилась: строгий медицинский халат салатного цвета, стянутые заколками волосы, минимум косметики. В голосе ни томности, ни кокетства. Она удостоила меня лишь беглого взгляда и сразу заговорила с доктором, обсуждая детали трипа.

Так вот кто тот таинственный гипнотизер, что посылал меня то на растерзание астральным демонам, то в теплые околоплодные воды, то к непробиваемой перегородке между двумя воплощениями…

Роу протянул Юдит кубик кислоты, и она проглотила его с улыбкой, по-детски облизнувшись, словно сладкое лакомство. Затем я был поставлен у капсулы справа от ее головы.

— Инструкции самые простые, Норди, — сказал психоаналитик. — Внимательно слушаете, что говорит Юдит, и поддерживаете с ней самую тесную коммуникативную связь: переспрашиваете, уточняете, задаете вопросы, если что непонятно, ободряете, если она чего-то пугается, утешаете, если горюет. Все ясно?

Я молча кивнул. Волнение мое возросло.

Мара встала в изголовье Юдит, в локте от меня, строгим голосом велела девушке закрыть глаза и расслабиться. Роу щелкнул, включая диктофон.

И сеанс глубокого погружения начался…

Ничего странного или необычного Мара не говорила: всё, как полагается в таких случаях. Юдит идет по зеленой травке, греясь на солнышке, под журчание ручейка… видит пещеру в скале, заходит, бредет все глубже и глубже, вниз и во мрак… а вот и дверь: старая, дубовая, обитая медью. Она открывает ее, и…

Но меня совершенно зачаровал ее голос. Бархатный, низкий, томный и властный, мощный и обволакивающий. Такой откроет любую дверь, хоть в тонкий мир, хоть в подсознание, хоть в саму преисподнюю. Странно, что до сих пор ни с Юдит, ни со мной у нее не получалось.