...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна - Страница 44

— Дело за небольшим: отыскать этого самого физика, — усмехнулся я.

— Можете себе представить, — Юдит повернула ко мне оживившееся лицо, — на всей Гиперборее нет ни одного физика! Был, правда, школьный учитель, но это не в счет. Ни одного физика-теоретика, серьезного ученого. Больше того! — она досадливо рассмеялась. — Оказывается, согласно статистике, физики — и вообще технари — гораздо реже кончают с собой по сравнению с гуманитариями.

— Это я знаю. А из гуманитариев на первом месте литераторы, а из литераторов — поэты.

— Поэтов тут пруд пруди, — вздохнула она. — Жаль, что из трех поэтов нельзя слепить одного физика. Знаете, где пропадал Майер весь последний месяц?

— На своей вилле на Сейшелах?

— Бросьте, не бывает он на этой вилле. Там живут его дети и дети детей. Майер ездил на европейскую конференцию астрофизиков. А потом посетил несколько крупных научных центров в Англии и Франции. К сожалению, улов небольшой: на Гиперборею не удалось заманить ни одного, но парочка обещала консультировать по переписке. Задача-то интересная, и они загорелись не на шутку. Правда, эти ребята не из первой плеяды, не самые головастые в своей области. Какая же я дура, что пошла в свое время учиться на психолога! Очень недальновидно.

— Как же я забыл! — Я хлопнул себя по темени. — Совсем вылетело из головы. Есть еще один вариант, предложенный Джекобом: найти алхимика.

— Алхимика? — удивилась она.

— Да. Он уверял, что алхимики — настоящие, а не мифические существа, обуреваемые жаждой золота, могут проделывать такие штуки. Но знание это эзотерическое и передается лишь посвященным.

— Увы, — Юдит вздохнула. — Очень сомневаюсь, что на острове найдется хоть один посвященный. Нет, Норди, это нереально.

— Майер намекнул, что для его гениальной женушки овладеть алхимическими техниками ничего не стоит.

— Он ее переоценивает.

— Правда? Как бы то ни было, меня радует существующее положение дел, — я послал ей самую дружелюбную из своих улыбок.

— И что же питает эту радость? — нахмурилась девушка.

— Пока эти ребята придумают что-нибудь дельное, пока на остров привезут соответствующую аппаратуру, пока построят лабораторию (думаю, это потянет не на один миллион), пока проведут серию предварительных экспериментов, пройдет несколько месяцев, а то и лет. За это время вы успеете сто раз передумать.

— И войти в штат горничных, уборщиков и посудомоев? Или стать послушной пожизненной «мушкой»? Хорошее же будущее вы мне желаете.

— Можно еще стать «приматом», исследователем. С вашим ясным и острым умом это вполне реально.

— Еще можно стать чьей-нибудь любовницей. А по совместительству — инкубатором. Поверьте, мне это предлагали! — Юдит встряхнула челкой с презрительной гримаской.

— Инкубатором?

— Ах, вы еще не в курсе? Тогда промолчу: не буду прежде времени раскрывать все секреты чудесного острова Гиперборея.

— Как вам угодно. Что касается любовницы, предложение более чем естественное. Уверен, что…

Но она не дала мне излиться потоком банальных комплиментов, решительно поднявшись с лавочки.

— Прошу простить, но мне крайне некогда. По вечерам мне разрешено выходить на час-полтора в интернет, и это время для меня очень ценно. Не хотелось бы терять ни минуты.

— Разыскиваете в сети новейшие теории в физике? Вступаете в переписку с наиболее креативными учеными? Это — да, это поистине грандиозно и важно. Не смею вам мешать.

Не отреагировав ни на мою плоскую иронию, ни на горькую обиду, Юдит понеслась быстрыми шагами, чуть ли не вприпрыжку, по направлению к белому кубику офиса. Но вдруг притормозила.

— Норди, — она повернулась ко мне. Во взгляде сквозила нерешительность.

Обрадованный, я подошел к ней.

— Да, Юдит? Что-то хотите спросить?

— Скорее попросить. Видите ли, Роу предложил мне сеанс реинкарнационного гипноза. Он считает, что корни моих нынешних проблем в прошлой жизни. Да и я, собственно, так считаю, это более чем естественно. Но я не поддаюсь гипнозу, вот в чем фишка. Даже в сочетании с кислотой.

— Но ведь внушенный трип с голодными бесами у вас получился?

— С бесами получилось. А вот заглянуть в прошлую жизнь не удалось: что-то не пускает. Провели уже два сеанса с одинаковым нулевым результатом. Роу предложил ввести в сеанс третьего человека. Постороннего, но которому я доверяю. Кому хотелось бы рассказать о себе, о своих глубинных драмах и трагедиях. Возможно, такой человек окажется неким ключом к моему подсознанию, и дверца откроется. Вам, Норди, я однажды уже исповедалась, и потому…

— Что ж, — я не дал ей договорить, — буду весьма рад оказаться полезным.

— Спасибо.

— Не стоит. Если сеанс окажется продуктивным, я, пожалуй, тоже рискну заглянуть в свою прошлую жизнь. С вашей помощью. Не возражаете?

— Бартер? — улыбнулась она.

— Дружеская взаимопомощь.

— Что ж, договорились.

Из всех проводимых со мной опытов больше всего пришлись по душе внушенные трипы. К капсуле с водой я привык и полюбил ее, словно младенец свою колыбельку. После «адского» путешествия последовало еще три. Сначала Роу послал меня во внутриутробное пространство, и я покайфовал там, расслабившись в теплых околоплодных водах. Правда, полного расслабления не получилось: несколько раз охватывала непонятная тревога, а однажды — настоящий ужас и паника. Ужас сопровождался глухими звуками, доносившимися снаружи. При этом ровный, как метроном, стук сердца матери, который я переставал замечать уже через несколько минут, как не замечают тиканья ходиков, резко участился.

Когда мы обсуждали мой опыт с доктором, тот поинтересовался, не было ли напряжения и ссор между моими родителями в пору, когда мать вынашивала меня. Я напрягся, вспоминая семейные предания.

— Мои родители не любили друг друга. И меня не любили. Но понял я это поздно, после восемнадцати. Возможно, они ссорились и скандалили во время беременности матери, но с точностью утверждать не берусь. Время, начиная с которого идут мои первые воспоминания, не связаны с воплями и криками. Было спокойно… но сухо и холодно, пожалуй. Да, мое детство прошло в тишине, прохладе и сухости.

— Судя по степени ужаса, который вы испытали в опыте, то был не просто скандал. Думаю, отец попытался убить вашу мать. Оттого она испугалась с такой силой. А та тишина и спокойствие, о которой вы говорите, возможно, были следствием шантажа. Мать могла угрожать отцу полицией, если он хоть раз еще поднимет на нее руку. Страх и неприязнь с обеих сторон. Впрочем, это только предположение. Могла быть и автокатастрофа, в которой ваша мать чудом осталась жива, но испытала сильное потрясение. А отчего умерли ваши родители?

— От рака. С разницей в два года. Отец первый — я тогда учился на втором курсе колледжа.

— Понимаю, — Роу важно покивал головой, словно все сложности и трагедии моей семьи лежали у него на ладошке. Чистенькой белой ладошке с подвижными паучьими пальцами, всегда благоухающей розовой водой. — Им можно позавидовать.

— Позавидовать? — Меня поразил его цинизм. Захотелось тут же встать и уйти.

— Не кипятитесь, Норди. Лучше подумайте. Рак — болезнь истинно христианская. Врачи установили, что раковые клетки есть у каждого человека и их развитие лишь дело времени. Тот, кто умирает от инфаркта-инсульта, просто не успевает дожить до «своей» онкологии. А некоторые доживают, но не догадываются об этом: в старости ведь масса всяких болячек, к тому же многие пожилые люди банально бояться провериться и услышать приговор.

— И что из этого следует? Инсульт или инфаркт — кара Божья, а растущая опухоль, чей рост сопровождается дикими болями, милость?

— Вы говорите сейчас, как обыватель. Конечно, для человека толпы идеально покинуть этот мир во сне (незаметно) или от инфаркта (быстро), но для тех, кто живет осознанно, лучше всего медленная болезнь. Дабы успеть завершить все дела, попрощаться и попросить прощения, помириться с обидчиками, смирить все бури и страсти. И в этом отношении нет ничего лучше рака. Правда, с существенной оговоркой: если больной не беден и у него хватает средств на обезболивание. Для тех, кому хорошее обезболивание не по карману, последние дни превращаются в настоящий ад. Но ведь ваши родители, как я очень надеюсь, ушли на тот свет цивилизованно?