Теофил Норт - Уайлдер Торнтон Найвен - Страница 46

• Предыдущая
• 46/83
• Следующая

— Миссис Грэнберри, вы все забываете! Вы смеетесь и меня смешите. Когда я прихожу на кухню, меня часто спрашивают: «Над чем вы с миссис Грэнберри все время смеетесь?»

— Майра, — сказал я строгим голосом, — пойти с вами обедать в четверг вечером — совсем не такой праздник для миссис Каммингс. Вы и так часто обедаете вместе.

— Не обязательно в четверг вечером. У меня еще осталась добровольческая форма. Мистер Норт, будьте добры, дерните звонок. — Появилась служанка. — Пожалуйста, попросите Мадлен принести в гардеробную мою больничную форму. Чулки и туфли мне не нужны, но пусть не забудет шапочку. Благодарю вас. Вы ни разу не видели меня в форме, Кора… Не обязательно в четверг. Мы могли бы пойти в какой-нибудь другой вечер — выпить «Старого Ирландского» и посмеяться. Врач говорит, немного виски мне совсем не вредно… К тому же я обожаю переодевания. Кора, вы могли бы звать меня «миссис Нилсон». Неужели нельзя? Может быть, мисс О'Шонесси отпустят в какой-нибудь другой вечер. Мой муж — в правлении больницы; он может все.

Мы поговорили о том, как осуществить этот план. Майра задумчиво пробормотала:

— Переодетой чувствуешь себя свободнее.

В дверь постучали, и чей-то голос сказал:

— Форма готова, миссис Грэнберри.

Майра встала.

— Одну минуту. — И вышла из комнаты.

Миссис Каммингс призналась мне:

— Врачи говорят, что ей надо разрешать все в разумных пределах. Бедная детка! Бедная детка!

Мы ждали. Наконец она вошла, улыбаясь, просто сияя, — свободная в этой форме, в этой шапочке. Мы захлопали в ладоши.

— Я мисс Нилсон, — сказала она. Она наклонилась к миссис Каммингс и ласково спросила: — Где болит, милая?.. Ну, это просто газы. Бывает после операции. Это признак, что все идет хорошо. Теперь вы можете забыть про свой аппендикс. — Она опять села в шезлонг. — Если бы я была сестрой, я была бы счастлива, я знаю… Мистер Норт, давайте больше не будем сегодня читать. Давайте просто поговорим.

— Очень хорошо. О чем?

— Все равно.

— Майра, почему вы никогда не высказываетесь о романах, которые мы читаем?

Она слегка покраснела.

— Потому что… вы будете надо мной смеяться. Вы не поймете. Для меня это так ново — эти жизни, эти люди. Иногда они живее настоящих людей. Я не хочу о них говорить. Пожалуйста, давайте о чем-нибудь другом.

— Очень хорошо. Вы любите музыку, Майра?

— Концерты? Боже упаси! В Нью-Йорке по четвергам мы ходим в Оперу. Немецкие — самые длинные.

— Театр?

— Нет. Я ходила несколько раз. Все придуманное. Не то что романы; там — настоящее. Почему вы об этом спрашиваете?

Я помолчал. Что я делаю в этом доме? Я сказал себе, что зарабатываю двенадцать долларов в неделю (хотя мои счета, посылаемые два раза в месяц, до сих пор не оплачены); что делаю благое дело, приобщая умную, но не слишком образованную молодую женщину к хорошему чтению, которое поможет ей легче переносить холодность мужа. Но меня угнетало — как и в других домах на Авеню, где я работал, — общение с людьми, которым слишком дорого обходятся их привилегии.

Она спросила меня, почему я ее об этом спрашиваю.

— Видите ли, Майра, существует теория, что женщине, которая готовится стать матерью — если она хочет родить красивого и здорового ребенка, — надо слушать красивую музыку и созерцать красивые предметы.

— Кто это сказал?

— Это очень распространенная теория. Особенно в нее верят итальянские матери, и каждый может убедиться, что их мальчики и девочки выглядят так, будто они сошли со знаменитых итальянских картин.

— А они есть в Ньюпорте — эти картины?

— Нет, насколько я знаю, — только в книжках.

Она сидела выпрямившись и смотрела на меня в упор.

— Кора, вы когда-нибудь слышали об этом?

— Конечно, миссис Грэнберри! Врачи всегда уговаривают дам в положении думать о чем-нибудь приятном — да, да.

Майра продолжала смотреть на меня почти сердитым взглядом.

— Что вы сидите, как истукан? Скажите, что мне делать.

— Лягте, пожалуйста, закройте глаза и послушайте меня немного. — Она оглянулась вокруг словно бы с раздражением, а потом сделала, как я просил.

— Майра, о Ньюпорте часто говорят, что это один из самых красивых городов в стране. Вы ездите туда и сюда по Бельвью авеню и бываете в домах ваших друзей. Ходите на пляж Бейли — и вы мне сказали, что вы о нем думаете. Вы часто выезжаете на «десятимильную прогулку»?

— Это чересчур далеко. Если вы видели одну милю, вы видели их все.

— Архитектура так называемых «коттеджей» — посмешище всей страны. Они нелепы. Только о трех можно сказать, что они действительно прекрасны… Теперь, если позволите, я изложу вам мои соображения о Ньюпорте. — Я рассказал ей о деревьях и — весьма подробно — о девяти городах Трои и девяти городах Ньюпорта. Миссис Каммингс уронила вязание на колени и не шевелилась. — Кроме того, вид на море и на залив из дома Бадлонгов, в пяти милях отсюда, — это такой вид, который не может наскучить — ни на заре, ни в полдень, ни в сумерки, ни при звездах, даже в непогоду, в дождь. Оттуда видно, как кружатся лучи шести маяков, оберегающих корабли, и слышны голоса морских буев, которые предупреждают: «Не приближайся к этим скалам

— и доплывешь благополучно». Все в Ньюпорте по-своему интересно; меньше всего — Шестой город.

— То есть наш?

— А интереснее всех и красивее — Второй.

— Я забыла, это что?

— Восемнадцатого века. Я дам вам для шофера размеченную карту. А теперь, может быть, вернемся к «Уолдену»?

Она прижала ладонь ко лбу.

— Я сегодня устала. Вы меня простите, если я попрошу вас сейчас уйти? Я хочу подумать. Мы вам заплатим как обычно… Нет, постойте! Напишите сначала имена этих итальянских художников, которые помогают рожать красивых детей, и подходящие музыкальные сочинения.

Я написал: «Рафаэль. Да Винчи, фра Анжелико» — с адресом нью-йоркского магазина, где продаются самые лучшие репродукции. Затем: «Пластинки Моцарта; Eine Kleine Nachtmusik. Ave, verum corpus».

В дверь постучали. Вошел мистер Грэнберри. Рукопожатия.

— Как поживает моя куколка?

— Спасибо, очень хорошо.

— Что вы читаете?

— «Уолден».

— «Уолден»… ах, да, «Уолден». Ну, это нам, должно быть, не очень интересно.

— Почему, Джордж?

Он ущипнул ее за щеку.

— Нам бы невесело жилось на тридцать центов в день.

— Мне нравится. Это первая книжка, которую мне хочется целиком прочесть на занятиях. Джордж, вот список книг, которые я прочла. Я хочу, чтобы ты их все купил. Мистеру Норту приходится брать их в Народной библиотеке. Они не очень чистые, и на полях написаны всякие глупости. Мне нужны собственные книги, чтобы писать на полях собственные глупости.

— Я этим займусь, Майра. Завтра утром секретарь их закажет. Что-нибудь еще тебе надо?

— Вот тут фамилии кое-каких итальянских художников. Если хочешь быть ангелом, купи мне их картины.

Он опешил:

— Майра, любая из этих картин обойдется тысяч в сто.

— Ну, ты же больше платишь за яхты, на которых никогда не плаваешь, правда? Ты можешь купить мне одну, а папа купит другую. А тут фамилия человека, который писал хорошую музыку. Пожалуйста, купи мне самый лучший патефон и эти пластинки… Я сегодня немного устала и только что попросила мистера Норта прекратить чтение. Я сказала, что мы заплатим как обычно… а ты не уходи.

Потом случилась большая неприятность.

Через два дня меня, по обыкновению, встретил у двери дворецкий Карел, чех, представительный, как посол, но скромный, как личный секретарь посла. Он наклонил голову и прошептал:

— Сэр, миссис Каммингс хочет поговорить с вами здесь до того, как вы войдете в комнату.

— Я подожду здесь, Карел.

Видимо, у Карела и миссис Каммингс была особая система знаков, потому что сиделка тут же появилась в холле. Она торопливо заговорила:

— Сегодня утром миссис Грэнберри получила два письма, и они ее очень расстроили. По-моему, она хочет о них рассказать. Она не поехала кататься. Со мной не перемолвилась и десятком слов. Если вам надо будет что-нибудь мне сообщить, то, уходя, пожалуйста, передайте Карелу. А сейчас минуты три подождите стучать. — Она сжала мне руку и ушла в комнату.

• Предыдущая
• 46/83
• Следующая