Теофил Норт - Уайлдер Торнтон Найвен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/83
• Следующая

Я по-прежнему с удовольствием проводил свободные вечера в пансионе миссис Крэнстон, который жил предстоящим возвращением Эдвины. Генри по-прежнему демонстрировал нам открытки, где рассказывалось о китах, грозных штормах, летучих рыбах и красотах Подветренных островов. Беседы текли плавно. Я по большей части играл роль благодарной аудитории. О своей деятельности сообщал лишь в общих чертах, стараясь называть поменьше фамилий. После ухода других дам миссис Крэнстон иногда давала нам поблажку, разрешая звать друг друга по имени. Обычно с нами сидел мистер Гриффин, в состоянии напряженной задумчивости или пустоты, время от времени приводя нас в восторг внезапным и диковинным умозаключением. Многие размышления миссис Крэнстон очень обогатили мой Дневник.

— Уиткомы! — восклицала миссис Крэнстон. — Вот вам, Генри, еще один пример Почетного Караула. Ох, как жалко, что с нами нет Эдвины, она бы объяснила Тедди свою теорию Почетного Караула. Расскажите вы, Генри. Я сегодня устала. Расскажите — я знаю, ему будет интересно.

— Вы остановите меня, мадам, если меня немного занесет, как иногда бывает?.. Значит, таким путем, дружище: в Ньюпорте есть десяток домов, где живет пожилая персона мужского или женского пола, которая сидит на куче денег…

— Двадцать домов, Генри, по меньшей мере двадцать.

— Благодарю вас, мадам. Ну, назовем эту персону Старым Моголем — некоторые говорят Монгол, как вам больше нравится. Ньюпорт — единственное место в стране, где богатые старики живут дольше, чем богатые старухи. Это заметили вы, миссис Крэнстон.

— Да, по-моему, это так. Убивает светская жизнь. Старики просто удаляются к себе наверх. Никто еще не видел, чтобы старуха добровольно удалилась от светской жизни.

— А у Старого Моголя есть сыновья, и дочери, и внуки, и летучие племянницы и племянники, которым очень интересно послушать завещание. Но Персона не желает умирать. Так что вы делаете? Вы собираетесь вокруг него каждый час и нежно осведомляетесь о самочувствии — нежно, грустно, заботливо. Вы зовете докторов, и они нежно и недоверчиво справляются о его самочувствии. «Ну-с, мистер Моголь, как у нас сегодня делишки? Боже мой, мы помолодели на десять лет! Превосходно! Позвольте мне еще разок взглянуть на ваше воспаленьице. Нам эта шишечка немного не нравится, правда? Слишком близко к мозгу. Так — беспокоит, мистер Моголь?» Ох, жалко, нет Эдвины — она великолепно изображает эту петрушку с врачом, правда, миссис Крэнстон? Она говорит, что любого мужчину старше семидесяти можно в два счета сделать иппохануриком — нужно только немного любви и внимания. А старухи — она говорит — и без этого все…

— Я — нет, Генри.

— Вам далеко до этого возраста, миссис Крэнстон, — и Господь наградил вас организмом и фигурой статуи Свободы.

— Я не падка на комплименты, Генри. Продолжайте ваш рассказ.

— Так вот, дружище, Почетному Караулу есть о чем волноваться, — вы меня поняли? Например, любимчики! Одного сына любят больше, другого меньше, одну дочь больше, другую меньше, и так — до новорожденной внучки. Жуткое дело! Затем эта вечная Стариковская Дурь — влюбляется в сиделку или секретаршу. Или из Европы приезжает разведенная красотка, дергает его за бороду и гладит ему руки прямо за обеденным столом. Старая дама влюбляется в своего шофера — мы это наблюдали десятки раз. Почетный Караул приходит в бешенство. В бешенство — и начинает действовать. Мы тут видели довольно жуткие действия. Гони его! Дави его!

— Вы забыли еще одно, Генри.

— Ага, что же я забыл, мадам?

— Ходатаи — ходатаи по благородным делам…

— Как же я мог забыть! Всеобщий мир. Колледж назовут вашим именем! Эскимосы. Падшие женщины — в большой чести. Старики горюют о падших женщинах.

— Собачьи кладбища, — сказал мистер Гриффин.

— Как вы находчивы сегодня, мистер Гриффин! А из-за этого он отнимает кусок хлеба у родных и любимых.

В комнате как будто стало чересчур жарко.

— Какие же действия они предпринимают, Генри? — спросил я.

— Ну, они могут действовать двояко, так ведь? Чтобы избавиться от любимчика — клевета, сплетня. Даже если это их ближайший родич. Это просто. Но «высшая из целей», как сказал поэт, — вынуть перо из руки великого Моголя — лишить его силы подписывать чеки. Довести его до того, чтобы он рехнулся. Сделался дряхлым и плаксивым. Опека — размягчить его до опеки.

— Ужас! — сказала миссис Крэнстон, качая головой.

— Они пускают строем своих врачей и адвокатов. Да мы знаем Моголя в этом городе, который не выходит на улицу десять лет…

— Восемь, Генри.

— Вы правы, как всегда, миссис Крэнстон.

— Без фамилий, Генри.

— Он здоров, как мы с вами. Они его уговорили, что у него рак диванной подушки. Из Нью-Йорка приезжают именитые специалисты — без специалистов такого не провернешь; специалисты — лучшие друзья Почетных Караульщиков. Из Нью-Йорка приезжает доктор Иголка-с-Ниткой и говорит ему, что пора сделать еще одну маленькую операцию. Моголя увозят и срезают ему маленький кусочек кожи с одного места. Сестры помирают со смеху. «Десять тысяч долларов, будьте любезны».

— Генри, я бы сказала, что вас немного заносит.

— Меня простят, если я преувеличу. Тедди в городе недавно. Кто его знает, когда он может налететь на такую историю.

— Поговорим о чем-нибудь веселом, Генри. Тедди, кому вы в последнее время читали?

— По большей части, я готовлю детей к возвращению в школу, миссис Крэнстон. Пришлось отказаться от нескольких предложений. По-моему, тут началось легкое помешательство: проследить свою генеалогию до Вильгельма Завоевателя.

— Оно всегда было.

Беседа текла плавно.

Я вернулся к себе в задумчивости.

Очередные занятия в «Девяти фронтонах» должны были состояться в воскресенье утром. Доктор Макферсон внезапно решил, что поздние чтения противопоказаны. К моему удивлению, доктор Босворт был одет по-уличному. Он спорил со своей сиделкой:

— Мы не нуждаемся в вашем обществе, миссис Тэрнер.

— Но я должна выполнять распоряжения доктора Макферсона. Я должна быть все время около вас, доктор Босворт.

— Будьте добры, покиньте комнату и закройте дверь, миссис Тэрнер.

— Боже мой! Что мне делать! — воскликнула она и ушла.

Он прошептал:

— Подслушивает! Все время подслушивает! — Его глаза шарили по потолку.

— Мистер Норт, будьте добры, встаньте на этот стул и посмотрите, нет ли там какого-нибудь граммофона, который слушает, о чем здесь говорят.

— Нет, доктор Босворт, — сказал я громким голосом, — я нанялся читать вслух. Я не электрик.

Он приложил ухо к двери в спальню.

— Она звонит по всем домашним телефонам… Ну-ка, пойдемте со мной.

Мы направились через большой холл к выходу. Пока мы шли, по лестнице плавно спустилась миссис Леффингвелл.

— Доброе утро, милый папа. Доброе утро, мистер Норт. Мы все собираемся ко второму завтраку. Я пришла пораньше — узнать, поедет ли Салли в церковь. Она никак не решит. А мне больше хочется послушать чтение. Мистер Норт, уговорите, пожалуйста, папу, чтобы он мне разрешил. Я буду сидеть тихо как мышь.

Что-то в ее голосе удивило и огорчило отца. Он пристально посмотрел на нее и сказал:

— И ты, Мэри? — Потом резко добавил: — Наши разговоры тебе не интересны. Беги лучше в церковь… Мы идем в прибрежную рощу, мистер Норт.

Утро было великолепное. Он не взял с собой никакой книги. Мы посидели молча на скамье под большими деревьями. Вдруг я заметил, что глаза доктора Босворта устремлены на меня со страдальческим выражением — с отчаяньем.

— Мистер Норт, я, наверно, должен объяснить вам, в чем мое несчастье. Я страдаю от почечного расстройства, которое, по словам врачей, может быть вызвано гораздо более серьезной болезнью — смертельным заболеванием. Мне это кажется очень странным, потому что — не считая некоторых местных раздражений — я не испытываю никакой боли. Но я не медик; я должен полагаться на суждение специалистов. — Он впился в меня глазами. — Одно из побочных последствий этой несчастной болезни — то, что каждые десять — пятнадцать минут я испытываю потребность помочиться — или попытаться помочиться.

• Предыдущая
• 22/83
• Следующая