Каббала - Уайлдер Торнтон Найвен - Страница 37

• Предыдущая
• 37/46
• Следующая

— Да, святой отец, ибо она умерла в ту же ночь.

— Однако мы считали, что если мы помолимся со всей искренностью, то сможем заставить Его передумать.

— Но… мы же вправе надеяться, что в крайней нужде наша молитва может…

— Тем не менее, она умерла. Выходит, мы не были достаточно искренни! Хорошо! Итак, иногда Он снисходит к молящемуся, а иногда нет, от христиан же ожидается, что они станут усердно молиться на случай, если нынче Он пребывает в благодушном настроении. Каково! Какова мысль, а, Астри-Люс!

— Святой отец, я не могу оставаться здесь и слушать, как вы ведете подобные разговоры…

— Нет, но каковы представления! Послушайте. Возможно ли, чтобы Он вдруг передумал? Лишь потому, что мы, перепуганные смертные, смиренно ждем от Него нагоняя? О! Вами владеет идея торговой сделки. Менялы так и не покинули храма!

Тут Астри-Люс, став совершенно белой, вернулась на арену, чтобы отчаянно рискнуть еще раз:

— Но, святой отец, вы же знаете, что Он откликается на просьбы достойных католиков?

И со слезами на глазах негромко добавила:

— Ведь вы же были там, святой отец. Если бы вы всей душой пожелали, вы бы могли изменить…

Он полупривстал из кресла и закричал, и глаза его были ужасны:

— Неразумное дитя! О чем ты говоришь? Я? Разве я не ведал утрат?

Она бросилась перед ним на колени:

— Вы сказали все это, чтобы меня испытать. Но каков же ответ? Я не отпущу вас, пока вы не скажете. Святой отец, вы же знаете, что молитва не остается без ответа. Но ваши хитроумные вопросы совсем сбили меня… сбили меня… Каков же ответ?

— Перестань, дочь моя, сядь и сама ответь мне. Думай!

Это протянулось еще с полчаса. Я приходил все в большее недоумение. Сама по себе проблема молитвы скоро осталась далеко позади. Теперь оспаривалось уже представление о благодетельной силе, правящей миром. Для Кардинала это было упражнением в риторике, он изощрялся в ней, подталкиваемый и своим темпераментным скептицизмом, и скрытым негодованием по адресу Астри-Люс. На умного верующего задаваемые им вопросы не оказали бы никакого воздействия. Для Астри-Люс они были губительны, поскольку ей, женщине, не умеющей размышлять, приходилось на сей раз заниматься именно этим. Ей очень хотелось проявить себя глубоким мыслителем, и как раз желание оказаться не тем, кем она была, обрекало ее на неудачу.

Так оно и продолжалось. Теперь Кардинал на каждое новое предложение отвечал выкриком: «Сделка! Сделка!» и показывал, что ее молитвы порождаются страхом или жаждой комфорта. Астри-Люс выбивалась из сил. Я зашел за ее кресло и умоляющим жестом попросил Кардинала остановиться. Неужели он мучил ее из одного лишь каприза? Сознавал ли он, насколько она ему предана?

В конце концов она, казалось, узрила свет.

— У меня все спуталось в голове. Но я поняла, какого ответа вы от меня ждете. Нельзя просить об имуществе, просить за людей, просить облегчения от болезней, но можно просить о духовных свершениях, например, о преуспеянии Церкви…

— Тщета! Тщета! Сколько лет мы молимся о некоем благе? И что говорит нам статистика? — Я разумею обращение Франции.

Астри-Люс, заплакав, встала и покинула комнату. Я собрался было сказать ему нечто протестующее.

— Она глупа, Сэмюэлино. Нельзя назвать твердыми убеждения, которые легко опрокинуть соломинкой. Нет, поверьте мне. Это пойдет ей во благо. Я слишком долго был исповедником, чтобы ошибиться в подобном случае. У нее духовные представления школьницы. Следует приучить ее к более грубой пище. Поймите, она никогда не испытывала страдания. Она благочестива. Но, как я уже говорил вам вчера, случилось так, что она не ведала бед.

— И все же, Ваше Преосвященство, я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать — в эту минуту она у себя в часовне припадает к ограждению алтаря. Несколько недель она будет пребывать в унынии.

Однако именно в этот миг Астри-Люс вернулась. Она была крайне возбуждена и двигалась с нарочитой грацией.

— Вы извините меня, если я сейчас лягу спать? — спросила она. (Ни разу больше она не назвала его «святым отцом».) — Пожалуйста, оставайтесь, побеседуйте с Сэмюэлем.

— Нет-нет, мне пора. Но прежде позвольте сказать вам одну вещь. Подлинные истины трудны. Поначалу они пугают. Но зато стоят всех остальных.

— Я подумаю над тем, что вы сказали, — я… я… Вы простите меня, если я спрошу вас о чем-то?

— Да, дитя мое, о чем?

— Пообещайте, что не станете шутить.

— Я вовсе не шутил.

— Я и в самом деле слышала, как вы говорили, что молитвы людей добродетельных не…? Впрочем, спокойной ночи. Простите меня, я пойду.

И они разошлись.

Я отправился спать встревоженным. Меня беспокоила Астри-Люс? Неужели ей предстоит лишиться веры? И что в этом случае делать мне, случайному свидетелю? Утрата веры всегда выглядит со стороны смешной, особенно если теряющий ее человек пребывает в добром здравии, богат и вполне в своем уме. Вот в утрате какого-либо из последних трех качеств и впрямь есть свое величие; Астри-Люс следовало бы сначала лишиться хоть одного из них, а затем уж терять веру. Вера не такая вещь, которую теряют в безоблачную погоду.

От беспокойного сна меня пробудил вежливый, но настойчивый стук в дверь. Стучал Альвиеро, дворецкий.

— Госпожа спрашивает, не могли бы вы одеться и спуститься к ней в библиотеку, если вас не затруднит?

— Что случилось, Альвиеро?

— Не знаю, синьорино. Госпожа не спала всю ночь. Она была в церкви, молилась.

— Хорошо, Альвиеро, я через минуту спущусь. Который час?

— Половина четвертого, синьор.

Быстро одевшись, я поспешил в библиотеку. Астри-Люс сидела там, все в том же платье. Лицо ее побелело, осунулось; прическа растрепалась. Она встала и пошла мне навстречу, протягивая руки.

— Вы простите, что я за вами послала, правда? Мне нужна ваша помощь. Скажите, вам тоже стало не по себе от странных вещей, которые Кардинал наговорил после обеда?

— Да.

— И у вас, протестантов, есть на этот счет свои представления?

— О да, мадемуазель де Морфонтен.

— А идеи, высказанные им, новы? Или все так думают?

— Нет, не все.

— Ах, Сэмюэль, что же со мной случилось? Я согрешила. Я согрешила сомнением. Найду ли я когда-либо покой? Сможет ли Господь снова принять меня после того, как мной овладели подобные мысли? Конечно, конечно, я верю, что мои молитвы не останутся без ответа, но я утратила… утратила представление о причине, по которой я верила в это. Должен же существовать ключ ко всему. Может быть, всего одно слово. Нужно только найти один маленький довод, который сделает все естественным. Разве не странно? Я заглянула в них (она указала на стол, заваленный раскрытыми книгами: «Библия», Паскаль, «Подражание»), но, видимо, не смогла отыскать нужное место. Присядьте, дорогой мой друг, и попробуйте объяснить мне, какие есть доводы в пользу того, что Бог слышит наши слова, и отвечает на них.

• Предыдущая
• 37/46
• Следующая