Бенефис Лиса - Хиггинс Джек - Страница 16

— Благодарю за вотум доверия. — Манроу встал и взял пальто. — Сейчас вам лучше позвонить в Хайес-лодж и договориться о моей немедленной встрече с генералом Эйзенхауэром. Скажите им, что я уже в пути.

Элен де Виль с нетерпением ожидала услышать шум возвращавшегося фургона, и. когда это, наконец, произошло, и фургон въехал во двор усадьбы, она выбежала из дома. Как только Галлахер и Гамильтон вышли из машины, она крикнула:

— С ним все в порядке?

— Еще под воздействием наркоза, но нога в норме, — успокоил ее Галлахер.

— Сейчас никого нет. Кто в Гранвиле, кто в море, кто в офицерском клубе, так что можно втащить его наверх.

Галлахер и Гамильтон вытащили Келсоу из фургона и, сцепив руки, усадили его между собой. Они пронесли его вслед за Элен через парадную дверь и просторный, обшитый панелями холл, к главной лестнице, потом наверх в хозяйскую спальню. Здесь стояла бретонская мебель семнадцатого века, включая кровать с пологом на четырех столбах. Справа от кровати дверь в ванную, слева резные полки до потолка, забитые книгами. Элен нащупала пальцем невидимую пружину, и книжная секция отъехала назад, открыв лестничный пролет. Она пошла наверх, и мужчины не без труда последовали за ней, но, в конце концов, добрались до комнаты под крышей. Стены комнаты были отделаны дубом, а единственное окно находилось на стороне фронтона. Комната выглядела достаточно удобной, на полу ковер перед односпальной кроватью.

Они уложили Келсоу на кровать, и Элен сказала:

— Здесь есть все необходимое. Единственный вход через мою комнату. Мой предок скрывался здесь от людей Кромвеля годами. Боюсь, что удобства не слишком изменились с тех самых пор. Вон там дубовый стульчак.

— Спасибо, но сейчас я хочу только одного: спать, — сказал Келсоу. Он выглядел измученным и напряженным.

Элен кивнула Галлахеру и старому доктору, и они пошли вниз. Гамильтон сказал:

— Я пойду. Скажи Элен, что я взгляну на него завтра.

Шон Галлахер сжал ему на мгновенье руку.

— Джордж, ты настоящий человек.

— Я врач, Шон. — Он улыбнулся. — Увидимся завтра. — Гамильтон ушел.

Галлахер прошел через холл в коридор, ведущий на кухню. Он поставил на плиту чайник и подбросил несколько поленьев в затухавший янтарный огонь. Вошла Элен.

— Как он? — спросил Галлахер.

— Уже уснул. — Она присела на край стола. — Что мы дальше будем делать?

— Нам нечего делать, пока не вернется Савари с каким-нибудь сообщением.

— А если никакого сообщения не будет?

— Я придумаю что-нибудь. Сейчас сядь и выпей чашку хорошего чаю.

Она покачала головой.

— У нас на выбор: ежевичный или свекольный, но сегодня я не в силах пить ни тот, ни другой.

— Ах, как мало в тебе веры. — Галлахер показал ей пачку китайского чая, которую дал ему Шевалье утром на рынке.

Элен рассмеялась и обвила руками его шею.

— Что бы я без тебя делала, Шон Галлахер?

Эйзенхауэр был при полном параде, поскольку получил сообщение Манроу во время обеда у премьер министра. Он возбужденно шагал по библиотеке Хайес-лодж.

— Нельзя ли кого-нибудь заслать туда?

— Если вы имеете в виду подразделение десантников, очень сомневаюсь, сэр. Это наиболее укрепленное побережье в Европе.

Эйзенхауэр кивнул.

— Вы хотите сказать, что нет никакой возможности вытащить его оттуда, так я вас понял?

— Нет, сэр. Но это очень, очень трудно. Это крошечный остров, генерал. Там нельзя спрятать его в кузове грузовика и отвезти за триста миль в Пиренеи, или организовать посадку одного из наших Лизандеров, чтобы его забрать.

— Правильно. Тогда переправьте его во Францию, где это возможно организовать.

— Судя по полученной информации, он не может путешествовать.

— Господи, Манроу, от этого может зависеть все. Само вторжение. Многие месяцы планирования.

Манроу прочистил горло, пытаясь избавиться от нервного спазма.

— Если случится самое худшее, генерал, вы желаете рассматривать потерю полковника Келсоу, как выход из кризиса?

Эйзенхауэр перестал шагать.

— Вы имеете в виду, что его придется ликвидировать?

— Возможно.

— Помоги нам Бог, но если больше ничего нельзя сделать, да будет так. — Эйзенхауэр подошел к огромной карте Западной Европы. — Шесть тысяч кораблей, тысячи самолетов, два миллиона солдат и исход войны. Если им станет известно точное место высадки, они стянут туда все свои ресурсы. — Он повернулся к Манроу. — Разведка донесла, что Роммель в своей речи несколько недель назад сказал именно это. Победа или поражение в войне определится на этих пляжах.

— Я знаю, генерал.

— И вы спрашиваете, можем ли мы потерять полковника Келсоу? — Эйзенхауэр тяжело вздохнул. — Если вы можете его спасти, спасите. Если нет… — Он пожал плечами. — В любом случае, учитывая сказанное вами о ситуации на Джерси, как вы предполагаете забросить туда агента? Мне кажется, что любое новое лицо будет там выделяться, как белая ворона.

— Это так, генерал. Нам придется над этим поразмыслить.

Джек Картер, почтительно хранивший молчание, стоя у камина, кашлянул.

— Есть один способ, генерал.

— Какой же, капитан? — спросил Эйзенхауэр.

— Лучшее место, чтобы спрятать дерево, это лес. По моему мнению, наиболее свободны в перемещениях туда и оттуда сами немцы. Я полагаю, там постоянно идет замещение новым персоналом.

Эйзенхауэр резко обернулся к Манроу.

— Он прав. Вы располагаете людьми, способными выполнить подобную работу?

Манроу кивнул.

— Можно поискать. Это редкое умение. Вопрос не в том, чтобы свободно владеть немецким, нужно мыслить по-немецки, а это непросто.

Эйзенхауэр сказал:

— Я даю вам неделю, бригадир. Одну неделю. Надеюсь, что этот кризис будет разрешен.

— Даю слово, сэр.

Манроу быстро пошел прочь, Картер, хромая, последовал за ним.

— Радируйте Крессону в Гранвиль, чтобы передал Галлахеру на Джерси, что кто-нибудь появится у них в четверг.

— Вы уверены, сэр?

— Конечно, уверен, — сказал Манроу живо. — Вы предложили великолепную идею, Джек. Лучшее место спрятать дерево — лес. Мне это нравится.

— Спасибо, сэр.

— Немецкий персонал постоянно перемещается туда и обратно. Что такое один вновь прибывший среди множества других? Особенно, если его обеспечить подходящими документами.

— Это должен быть очень необычный человек, сэр.

— Да ладно вам, Джек, — сказал Манроу, когда они вышли на улицу и двинулись к машине. — Для этой работы есть только один человек. Вы знаете это не хуже чем я. Только он один способен перевоплощаться в нациста и, если станет необходимо, всадить Келсоу пулю между глаз. Гарри Мартиньи.

— Я вынужден вам напомнить, сэр, что полковнику Мартиньи было определенно обещано после дела в Лионе, что к его услугам больше прибегать не будут. Да и его здоровье не позволяет этого.

— Чушь, Джек. Гарри ни за что не устоит перед приключением. Найдите его. И еще одно. Просмотрите, нет ли у нас кого-нибудь с Джерси.

— Только среди мужчин?

— Боже мой, Джек, нет, конечно. С каких это пор в нашем бизнесе нас интересуют только мужчины?

Он постучал по перегородке, и водитель отъехал от тротуара.

Коттедж в Дорсете поблизости от Лалуорт-Коув Мартиньи снимал у старого друга по Оксфорду. Коттедж был построен на скале над маленькой долиной, и подход к пляжу был перекрыт ржавеющей колючей проволокой. Когда-то на ней висело предупреждение о том, что проход заминирован, хотя мин там не было. Это первое, о чем хозяин поведал Мартиньи в деревенском баре, когда он здесь поселился. Поэтому Мартиньи и гулял вдоль берега, швыряя камушки в набегавшие волны. Было это наутро после разговора Дагела Манроу с Эйзенхауэром.

Гарри Мартиньи сорока четырех лет, среднего роста с хорошо развитыми плечами, был одет в камуфляжную куртку воздушного десантника, защищавшую его от холодного ветра. Его бледное лицо, казалось, никогда не знавшее загара, имело клиновидную форму, а глаза были такими темными, что казалось невозможным определить какого они цвета. В уголках его подвижного рта таилась легкая ироничная улыбка. Он выглядел человеком, который находил жизнь более разочаровывающей, чем он надеялся.