Копье милосердия - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/82
- Следующая
В отличие от Вифисария и Гатаспы, Мелхиседек был белокожим, хотя по его загорелому лицу это не было видно — он чересчур много времени провел на Востоке. Даже Посвященные Главного Круга не ведали, где и когда он родился. Вифисарий знал лишь то, что Мелхиседек прибыл на Восток из Энетии*. Эта таинственная земля, где, как говорят, большую часть года царят мрак и холод, всегда вызывала интерес у восточных магов, но никто из них не отваживался совершить путешествие в Энетию. Поэтому личность Мелхиседека вызывала у них почтение и даже священный трепет; даже в глазах магов он казался почти полубогом, а что тогда говорить о простых людях.
Впрочем, и происхождение остальных магов чаще всего являлось тайной за семью печатями. И Вифисарий, и Гатаспа родились не в горах Гиндукуша. Они оказались там даже не по своей воле. Так решил главный синклит Посвященных.
— Оставь нас, — сказал Мелхиседек, обращаясь к Артабану.
Артабан не смог скрыть разочарования, но подчинился беспрекословно; его статус не позволял ему присутствовать на тайном совещании магов столь высокого ранга. Когда он удалился, Мелхиседек сказал:
— Покажите…
Вифисарий развернул длинный сверток и перед глазами старого мага предстало великолепное копье с подтоком — нижней оковкой древка. Мелхиседек осторожно провел пальцем по лезвию наконечника и молвил с благоговением:
— Звездный металл…
— Именно так, мудрейший, — ответил Вифисарий. — Посланец небес, как ты предсказывал, прибыл вовремя.
— Что ж, теперь нас ничто не держит. Будем собираться в дальний путь. Дело у нас очень важное, поэтому нам нужно достойное сопровождение. Об этом позаботится Артабан, коль уж ему стало известно о вашем прибытии.
— Когда пойдем?
— Как только Муштари* и Кейван* в очередной раз сойдутся вместе в созвездии Рыб, нам будет подан знак свыше. Что он собой представляет, я пока не знаю. Но мы должны быть готовы отправиться в дорогу в любой момент.
— Куда будем держать путь?
— Тут и гадать нечего. Созвездие Рыб — символ Иудеи. Кейван олицетворяет народ Израилев, а Муштари — повелителя. Но где точно находится младенец Саошиант, будущий Царь Царей, нам придется выяснить на месте.
— Царю Ироду, который сейчас правит в Иудее, может не понравиться наше появление в пределах его государства, — осторожно заметил Гатаспа. — И потом, к магам первосвященники иудеев относятся весьма предвзято…
— Так оно и случится, — нахмурился Мелхиседек. — Но у нас будет время избежать злой участи. А теперь я хочу показать вам свой дар… — С этими словами старый маг нажал на какой-то рычажок, и в тумбе стола открылась потайная дверка.
Мелхиседек достал из тайника золотую чашу божественной красоты. Ювелир покрыл ее чеканными изображениями людей и животных, которые как бы составляли единую процессию. А понизу и поверху чаши шел растительный орнамент. Неведомый чеканщик был великим мастером. Миниатюрные изображения людей были настолько близки к оригиналам, что хорошо просматривались не только лица, но даже волосы и детали одежды.
— Потрясающе! — выдохнул восхищенный Вифисарий.
— Золотой песок для изготовления чаши добыт из заброшенных копей царя Соломона, — сказал Мелхиседек. — Я совершил туда путешествие два года назад, хотя, должен вам сказать, места там дикие, местные племена свирепые, и мне пришлось очень нелегко.
Гатаспа, который втайне считал свое путешествие от гор Гиндукуша к Вавилону едва не эпическим подвигом, смутился и мысленно преклонился перед Мелхиседеком; в его-то годы — и такие трудности…
Авл Кассий, декурион* одного из восточных римских легионов, тоскливо смотрел на пыльный караванный шлях, который вел на север, в Сирию. Вместе с такими же ветеранами, как и сам, Авл Кассий охранял таможенный пост на границе Иудеи. С некоторых пор доходная служба на таможне превратилась в настоящую муку. Царь Иудеи, бесноватый Ирод, который убил свою жену Мариамму и сыновей Александра и Аристобула, своими дикими выходками почти отвадил караваны иноземных купцов от рынков страны. И теперь по караванному пути в основном передвигались всадники сирийской алы*, гонцы прокуратора Иудеи наместника Сирии Сульпиция Квириния или легата* Квинтилия Вара, легион которого сражался в горах Малой Азии с восставшими варварскими племенами.
Авл Кассий был зол на весь мир. Он клял и свою судьбу, и своего предка Спурия Кассия Висцелина. Это он виноват в том, что Авл Кассий — всего лишь декурион, а не легат, например, хотя боевых заслуг у него больше, чем нужно, а его род не менее знаменит, чем род Квинтилия Вара, который принадлежал к обедневшей и малозначительной ветви патрицианского рода.
Древний и знатный род Кассиев когда-то тоже был патрицианским. Но Спурий Кассий Висцелин, трижды становившийся консулом в первые годы республики, предложил земельный закон в пользу плебеев. За это его как изменника сбросили с Тарпейской скалы Капитолия, названной так по имени Тарпеи, дочери коменданта Капитолийской крепости, открывшей ворота осаждавшему Рим сабинскому вождю Титу Тацию. (Убитая теми же сабинами Тарпея похоронена над юго-западным обрывом Капитолийского холма, а место ее захоронения стало местом, откуда сбрасывали всех изменников.) После этого род Кассиев стал считаться плебейским, и его представители не могли рассчитывать на высокую должность.
Неожиданно вдали показалось пыльное облако, и вскоре к таможенному посту приблизилась отряд вооруженных всадников на верблюдах. «Караван бедуинов…», — понял Авл Кассий и решительно преградил им дорогу. Позади него в спешном порядке занимали позиции легионеры, держа оружие наготове и алчно поглядывая на переметные сумы путников.
— Куда едем, что везем? — достаточно вежливо спросил Авл Кассий, поприветствовав путешественников характерным воинским жестом, — поднятой вверх на уровень плеча левой рукой, сжатой в кулак, — за долгие годы вошедшим в плоть и кровь старого служаки.
Его вежливость происходила вовсе не от хорошего воспитания или строгих служебных установлений, требующих обходительности с иноземцами, тем более купеческого сословия. Впереди отряда находились три весьма колоритные личности в богатых одеждах: седобородый старец и двое мужчин средних лет. От них исходила какая-то странная сила, которая заставила декуриона унять свое рвение; некоторые легионеры даже рты открыли от изумления — таким паинькой обычно грубого и жесткого Авла Кассия они видели впервые.
— Мы направляемся к царю Иудеи Ироду Великому с посольством, — приветливо улыбаясь, сказал седобородый старец.
Авл Кассий мгновенно сник — надежда на щедрую мзду растаяла на глазах. Караваны послов не подлежали таможенному досмотру и с них не бралась пошлина. И тут случилось невероятное: старец полез в свои одежды, достал оттуда увесистый мешочек с деньгами и точным движением послал его с высоты седла прямо в руки декуриона, который поймал его одним движением — как кот зазевавшуюся мышь. Послышался характерный звон, и в голове декуриона мелькнула совсем уж бредовая мысль: «Неужели золото?!»
— Прими от чистого сердца, — сказал старец. — Из уважения к нелегкой солдатской службе. Разделите между собой поровну. А это… — тут он щелкнул пальцами, и в его руках, словно по мановению волшебной палочки, появилось великолепное копье. — Это лично тебе, декурион. Достойное оружие — достойному воину.
Уже и легионеры разделили и пересыпали в свои кошельки нечаянный и щедрый дар богов — золотые ауреусы*, и караван странных послов давно исчез вдали, а Авл Кассий никак не мог налюбоваться драгоценным подарком. Декурион знал толк в оружии, поэтому сразу оценил, сколько оно может стоить. Оценил — и почувствовал, как сильно забилось сердце; за это копье пришлось бы отдать оружейному мастеру почти все деньги, причитавшиеся ему за год беспорочной службы! И невольно похолодел — с какой стати ему выпала такая удача?
Авл Кассий невольно обратил свой взор к небу и увидел, как высоко вверху распластал свои крылья большой орел. Казалось, что вот-вот он спикирует вниз, на таможенный пост, и прежде не ведавший страха декурион непонятно почему инстинктивно втянул голову в плечи.
- Предыдущая
- 7/82
- Следующая
