Копье милосердия - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 66
- Предыдущая
- 66/82
- Следующая
В тот же день они наткнулись еще и на зрелище, которое хоть немного потешило их души, морально израненные басурманами. По улицам Истанбула шествовала многочисленная процессия, впереди которой несли две зеленые мусульманские хоругви с конскими хвостами. По обе стороны знамен шли по пятьдесят янычар с саблями наголо, и за ними — музыканты с трубами и бубнами. А за хоругвями ехал на коне… рыжий шпион! Он был одет в красный кафтан, а его одра (лошадь была старой и подслеповатой) вели — скорее, тащили под узды два янычара. В правой руке рыжий держал две стрелы оперением вверх, и со стороны казалось, что они раскалены, потому что физиономию шпиона перекосило то ли от боли, то ли от страха перед грядущим, а зубы выбивали дробь.
Из разговоров зевак, подслушанных купцами, они узнали, что это действо — обращение гяура в «истинную» веру. И что сейчас его ведут к мясным лавками, где в специальном помещении проведут процесс обрезания. Наверное, рыжий шпион потому и дрожал, как осиновый лист, что ему предстояла столь болезненная и малоприятная операция.
Поделом этому псу! — мстительно решили купцы. Ибо нет на свете больше греха, нежели отказ от своей веры. Они были уверены, что теперь уж точно шпион османов будет гореть в геенне огненной.
Самым большим своим везением и самым сильным огорчением купцы считали посещение храма Святой Софии. Для этого при посредничестве армянского вардапета*, с которым купцов познакомил патриарх Иеремия, им пришлось дать взятку шейхам*, и они провели купцов внутрь. Увидев великолепие храма, московиты восхитились, потому что никогда прежде им не доводилось видеть подобного величественного сооружения. Свод храма поддерживали многочисленные колонны из разного мрамора; одни были красные, другие — белые, как снег, некоторые светло-синие, а также — зеленые, черные, багряные или пестрые. Многие колонны украшала сложная резьба, а углубления были залиты золотом и ляпис-лазурью.
В храме также находилась большая колонна, из которой постоянно сочилась вода. Ее облицовали на высоту человеческого роста бронзой. Несколько позже вардапет рассказал, что внутри колонны находятся мощи святого Григора Лусаворича* и Григория Богослова. А шейхи объяснили, что люди, посещающие храм, снимают с колонны капли и увлажняют ими свои лица, поэтому от множества рук колонна потерлась, уменьшившись в диаметре на два-три пальца, и пришлось поставить бронзу для ее сохранения.
Затем купцы поднялись на самый верх. В западной стороне находились два мраморных камня, излучавших свет, которые на турском языке назывались «янарташ». Они увидели там изображения страстей Христовых, а также образа Девы Марии, святых апостолов, пророков, патриархов и других святых, которые сильно повредили басурмане. Пройдя далее, купцы увидели стену и в ней дверь из белого мрамора, поверх которой были изваяны Христос и двенадцать апостолов; их также соскоблили и повредили. Далее Трифон и Юрий Грек по пятидесяти ступеням поднялись под самый потолок. Там строители храма прорезали с четырех сторон окна, из которых Истанбул был виден, как на ладони. Но купцам это потрясающее зрелище не принесло никакой радости. Они горевали о судьбе знаменитого храма, этой древней христианской святыни, испоганенной мусульманами…
Трифон Коробейников в полном унынии курил кальян и предавался горестным размышлениям. Все выходило на то, что придется им вернуться в Москву не солоно хлебавши — с пустыми руками, без Копья. Какие кары может обрушить на их головы Великий князь Московский, оставалось только гадать. Как, каким образом уберечься от почти неминуемой расправы?! Купец содрогнулся, на миг представив пыточный подвал Кремля. Хорошо, если просто голову отрубят…
Стук в дверь прервал его невеселые думы, и Трифон, облегченно вздохнув, перекрестился — негоже вводить себя в грех печали и хандры.
— Кто там? — спросил он, поднимаясь с постели.
В Царьграде грамотному и начитанному купцу нравилось наедине с самим собой изображать древнего римского патриция, который пировал в лежачем положении. Тем более что состояние души оказалось вполне подходящим для созерцательности, переходящей в лень.
— Это я, Ишук Бастанов.
— Чего тебе надобно? — вяло поинтересовался Трифон.
Ишук Бастанов, бывший опричник, возглавлял отряд стрельцов, охранявших посольство. Чтобы не сильно бросаться в глаза басурманов форменной одеждой, стрельцов на кордоне переодели в обычные кафтаны, но все они были вооружены огненным боем и представляли собой сплоченную ватагу, готовую, если понадобится, головы сложить, но уберечь купцов от любой напасти. Таков был наказ государя, переданный командиру стрельцов самим Богданом Бельским.
В Истанбуле стрельцы вели себя на удивление тихо. Они практически не покидали караван-сарая, оберегая имущество посольства, ну разве что для похода в баню. А по городу ходили группами по пять человек и держались кучно, не поддаваясь многочисленным соблазнам. Правда, в караван-сарае они все же душу отводили, наливаясь раки под завязку, но не буйствовали, как нередко случалось в Москве, а пели песни родной стороны, иногда с пьяной слезой.
С Мишениным на Афон ушли всего пять стрельцов — Ишук Бастанов знал, кого нужно охранять со всей серьезностью. Поэтому и относился к Трифону как к воеводе с уважением и некоторым подобострастием.
— К нам местный купчина пожаловал, — ответил Ишук. — Из нехристей иудейских. Просит принять по важному делу.
Он уже вошел в комнату купца и стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу. Ишук Бастанов был здоровенным детиной с головой без шеи; она сидела прямо на плечах будто большая тыква с раскосыми глазами. Однако, несмотря на внешне простоватый вид деревенского увальня, Ишук оказался весьма проворен и сметлив. Да и служба в опричнине не прошла для него даром — Ишук был из тех людей, что своего никогда не упустит.
— Гони его в шею, — недовольно сказал Трифон.
Ему уже надоели купцы-романиоты, слетавшиеся на московитов как мухи на медовый пряник. Они сулили золотые горы, предлагая свои услуги в качестве посредников при торговле товарами, которые московские гости привезли в Истанбул, но их цены были смехотворно низкими, а Трифон Коробейников был чересчур бывалым и опытным в торговых делах человеком, чтобы дать себя обмануть.
— Он сильно просит, Трифон Матвеевич… — Ишук смотрел на Трифона умоляюще.
«Поди, мзду хорошую получил, — догадался купец. — Вишь, как зенки пялит. Ладно, пущай деньгу зарабатывает. Это ему вроде приварка к котлу…».
— Зови, — тяжело вздохнув, милостиво разрешил купец.
Обрадованный Ишук едва дверь не вынес своим крупным мускулистым телом, исчез так быстро, словно его корова языком слизала.
Еврей, который предстал перед Трифоном, был лицом бел и не похож на смуглого романиота с характерным разрезом восточных глаз. В его одежде чувствовалось сильное европейское влияние; даже пейсы у него были короче, почти незаметные, а крепкая широкоплечая фигура и смелый взгляд подсказывали Коробейникову, что молодой человек (на первый взгляд, ему исполнилось не более тридцати) умеет не только считать деньги, но и неплохо владеет оружием.
Нужно сказать, что евреи-романиоты имели надежную охрану из единоверцев. Иногда они нанимали османов, однако больше отдавали предпочтение своим, а также нередко вербовали в охранники жителей Иудеи и Палестины, более диких и нецивилизованных с точки зрения романиотов, с варварскими наклонностями, что лишь добавляло наемникам храбрости; кроме всего прочего, они служили не только за деньги, но и по совести. Поэтому в первый момент Трифон подумал, что молодой человек — всего лишь гонец какой-то важной персоны из кагала романиотов. А значит, и отношение к нему должно быть не как к ровне, а как к слуге.
— Приветствую тебя, Трифон Матвеевич! — сказал еврей и низко поклонился.
Коробейников от неожиданности поперхнулся — нежданный гость говорил на чистом русском языке! Он машинально встал и ответил поклоном на поклон; правда, без особого рвения.
- Предыдущая
- 66/82
- Следующая
