Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана - Бейджент Майкл - Страница 40
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая
Дополнительную угрозу представляли собой развитие исторической и археологической наук в Германии и используемая ими методология. До середины девятнадцатого века методологии исторических и археологических исследований, которую в наше время мы принимаем более или менее как нечто само собой разумеющееся, попросту не существовало. Не имелось никаких общепринятых стандартов, никаких предпосылок для создания целостной дисциплины и методики обучения ей. Не было никакого подлинного осознания того, что подобные исследования могут составлять какую-то «науку» – или что они могут требовать точности, объективности, систематичности, которых требует всякая наука. Под влиянием немецких ученых такое положение вещей изменилось радикальным образом. Ярким примером этого изменения был Генрих Шлиман (1822-1890), родившийся в Германии, а в 1850 году принявший американское гражданство. С детства Шлиман был захвачен эпическими поэмами Гомера о Троянской войне – «Илиадой» и «Одиссеей». С возрастом в нем все больше крепло убеждение, что эти поэмы были не просто выдуманными сказками, а мифологизированной историей – хрониками, возведенными в ранг легенд, однако основанными на реально бывших когда-то событиях, людях и местах. Осада Трои, настаивал Шлиман, действительно имела место в истории. Троя не была всего лишь плодом поэтического воображения Гомера. Напротив, когда-то это был реальный город.
Шлиман руководствовался в своих археологических изысканиях предположением, что поэмами Гомера можно было пользоваться как картой, с помощью которой можно было распознать некоторые географические и топографические указания. Можно было рассчитать примерную скорость передвижения в то время и посредством этого оценить расстояния между одним и другим местом, которые упоминались в греческих текстах. Тем самым, утверждал Шлиман, можно было проследить маршрут греческого флота и определить подлинное место Трои. После выполнения соответствующих расчетов Шлиман был уверен, что нашел «тот X, который помечал место».
Занимаясь коммерцией, Шлиман сколотил большое состояние. Имея в своем распоряжении значительные финансовые ресурсы, он занялся тем, что его современникам казалось донкихотским предприятием, – взялся за полномасштабные раскопки на месте «X», которое он определил. В 1868 году, начав с Греции и используя в качестве путеводителя поэму, насчитывавшую две с половиной тысячи лет, он пустился по маршруту греческого флота, как это описано у Гомера. Добравшись до места в Турции, которое он счел своим местом «X», он начал раскопки. И, к изумлению и восхищению мира, обнаружил там Трою – или, во всяком случае, город, который соответствовал описаниям Трои в гомеровских поэмах. На самом деле Шлиман нашел несколько городов. За время четырех раскопок он откопал не менее девяти городов, располагавшихся друг поверх друга.
Шлиман убедительно доказал, что археология может делать больше, чем просто подтверждать или опровергать историческую подлинность архаических легенд. Он также продемонстрировал, что она может облекать плотью подчас скудные, очень упрощенные скелеты-хроники прошлого. Может обеспечивать понятный человеческий и социальный контекст таким хроникам, общий фон из повседневной жизни, обрядов и ритуалов, воссоздающих ментальность и среду, в силу которых они возникли. Более того, он продемонстрировал применимость к археологии точных научных методов, таких, как тщательное наблюдение и фиксирование данных. В своих раскопках девяти расположенных друг над другом городов Трои Шлиман использовал тот же подход, который незадолго до него стал широко применяться в геологических исследованиях. Это привело его к признанию того, что для современного ума может показаться самоочевидным, – что один слой или пласт («страта») залежей можно отличать от других по той основной посылке, что самый нижний является самым ранним.
Шлиман, таким образом, стал пионером археологической дисциплины, известной в наше время под названием «стратиграфия». Практически в одиночку он совершил революцию в сфере археологических исследований и методологии. Очень быстро пришло понимание, что научная ориентация Шлимана могла быть продуктивно использована в рамках библейской археологии. Уже через несколько лет британские исследователи вели активные археологические работы в Египте и Палестине, производя раскопки, среди прочих мест, под Иерусалимским храмом. Сэр Чарлз Уилсон, в то время капитан королевских инженерных войск, обнаружил здесь, как считалось, конюшни царя Соломона. Научная методология, которая оказалась столь эффективной в археологии, также применялась к истории. В конце концов, открытия Шлимана стали в немалой степени результатом скрупулезного изучения эпических поэм Гомера, его последовательного стремления отделить факты от вымысла, применения им систематического подхода. Неизбежно поэтому, что другие исследователи обратили тот же метод безжалостного и бескомпромиссного научного исследования на изучение Священного Писания. Главным зачинщиком этого процесса стал французский историк и теолог Эрнест Ренан. Родившийся в 1823 году, Ренан вообразил, что предназначен для духовной карьеры, и поступил в семинарию св. Сульпиция. В 1845 году, однако, он оставил стезю священнослужителя, в чем немало повинны немецкие библеисты, заставившие его усомниться в истинности буквальной трактовки христианской доктрины. В 1860 году он предпринял археологическую поездку в Палестину и Сирию. В 1863 году он опубликовал свою в высшей степени смелую книгу «Жизнь Иисуса». В своей книге Ренан пытался демистифицировать христианство. Он рисует Иисуса как «несравненного человека», но не более чем как человека – как личность смертную и лишенную божественности, – и выстраивает иерархию ценностей, которая может быть вполне созвучна «секулярному гуманизму» наших дней.
Книга Ренана почти сразу же была внесена в Индекс. В последующие годы Священная канцелярия запретит не менее девятнадцати его трудов. Однако Ренан не был кабинетным ученым, писавшим малопонятным широкой публике языком на академические темы. Не был он и автором, стремившимся произвести сенсацию. Напротив, он был одним из наиболее уважаемых и почитаемых умов своего времени. Потому «Жизнь Иисуса» стала одним из сильнейших потрясений в интеллектуальной жизни девятнадцатого столетия. Она стала одной из полдюжины самых популярных книг столетия и пользуется спросом и поныне. Для образованных классов того времени Ренан был столь же привычным именем, как, возможно, Маркс, Фрейд или Юнг в наше время, а если учесть отсутствие кинематографа и телевидения, то его, вероятно, читали куда более часто. В один миг «Жизнь Иисуса» революционизировала отношение к библейской науке, произведя немыслимый переворот в умах людей. А последующие тридцать лет Ренан будет оставаться самозваным оводом для Церкви, публикуя полемичные исследования канонических церковных текстов и раннего христианства в контексте имперской культуры Рима. По сути, Ренан выпустил из прежде закупоренной бутылки джинна, которого христианству так и не удалось посадить обратно или приручить.
Наука – в лице Дарвина и его последователей – представляла для Церкви все более и более серьезную угрозу. Дополнительную угрозу являла собой недавно возникшая прикладная методология библейской археологии и науки, базировавшаяся на точных и строгих научных принципах. Были также и влиятельные и широко читаемые философы – например, Шопенгауэр и Ницше, провозгласивший «смерть Бога», – которые подвергали сомнениям и даже святотатственным нападкам традиционные христианские этические и теологические положения. Под влиянием доктрины французского писателя Теофиля Готье «l'art pour l'art» («искусство ради искусства») искусство стало превращаться в свою собственную независимую религию, все больше посягая на священную территорию, от которой традиционная религия, казалось, уже почти всецело отказалась. Так, например, театр Вагнера в Байройте по сути превратился в храм нового культа, а образованные европейцы считали, что быть «вагнерианцем» допустимо вполне так же, как и быть христианином. К концу столетия композитор узурпировал роль священнослужителя, сделавшись, по знаменитой фразе Джойса, «жрецом воображения».
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая
